Ирина Давыдова - Королева ночи, или Твоя по контракту

Вызвал скорую и попытался привести ее в чувства, но все тщетно. Она не открыла глаза, и я едва смог понять, что она дышит. Пульс был очень слабый. И я мог думать в этот момент лишь о том, чтобы с ней и малышом было все в порядке. Чтобы все обошлось.

Господи, как же я хотел, чтобы она сейчас открыла глаза!

Да где же эти долбанные врачи! Почему так долго едут?

Внутри все разрывалось от боли, сердце колотилось с бешеной скоростью, готовое вот-вот вырваться из груди. Сил не было оторваться от Маши. Я лбом прижался к ее лбу и тихо шептал, как сильно ее люблю. Мне так хотелось, чтобы она меня сейчас слышала, чтобы мои слова ей помогли. Но она все еще не приходила в сознание. Лежала бледная, почти не дышала, и только сейчас я заметил, что ее лева рука накрывает живот.

По щеке покатилась слеза.

Даже в момент, когда ей стало плохо, Маша подумала о ребенке.

Материнский инстинкт.

Неужели она услышала мой разговор с Виктором? Неужели узнала о трагедии?

– Машенька, любимая моя девочка, только живи, я прошу тебя. Слышишь, милая? Машка, я с тобой, я только с тобой. Услышь меня, прошу.

– Мужчина, отойдите, быстрее, быстрее, – услышал где-то на задворках и, едва найдя в себе силы, смог поднять голову.

Я не отошел, я просто отполз в сторону, позволяя врачам осмотреть мою девочку. А сам постоянно целовал ее лицо, сидя возле головы, и шептал, что кроме нее мне никто не нужен.

– Он беременна, – выдавил из себя через полминуты и снова склонился нал ее головой: – я люблю тебя, слышишь? Люблю.

– Забираем в больницу. Нужен полный осмотр. Вы скажете наконец-то, что случилось?

– Я не знаю… не знаю… зашел, она уже лежала.

Дальше все происходило как в тумане. Карета скорой, Машин обморок и бледное лицо. Я ехал рядом с ней и чувствовал, как ее руки начали холодеть.

Первый ад в моей жизни произошел сегодня. Мой персональный ад – это страх потерять свою жену.

***

Едва смогла разомкнуть веки и поняла, что ужасно хочу пить. Неприятный звук каких-то приборов пронзал голову острой болью. Я нашла в себе силы осмотреться и поняла, что нахожусь не дома.

Больничная палата.

Мама с папой?! Это же неправда?

Внутри все сжалось, сердце пустилось в пляс, а приборы запищали еще сильнее.

Услышала шум, а через миг моей руки коснулась рука.

– Машка, – прошептал он и, склонившись, коснулся губами моего лба.

– Что со мной?

– Тебе стало плохо, Маш.

– Это правда? Родителей больше нет?

– Правда.

Я уже знала, но услышать – снова словно молотом по сознанию.

Я резко зажмурилась и сжала губы, чтобы не закричать от боли, которую сейчас испытывала.

– За что… – прошептала едва слышно, продолжая кусать губы и руками сжимать одеяло.

– Главное, что со Степашкой все хорошо.

– Где он? – распахнула глаза и едва сфокусировала взгляд на Алане.

– Он у бабушки вашей.

– Бедный ребенок, ему-то за что это все…

И тут я вспомнила о своем малыше.

– Алан… Алан, а наш… наш ребенок? С ним все в порядке?

Он мгновенно поменялся в лице и, отпустив руку, отошел к окну. Кажется, вот-вот и все внутренности разорвутся на части от невыносимой боли утрат. Это же не может быть правдой. Нет, я не верю… не может быть.

Это все происходит не со мной.

– Неееет! Нееет! Нееет!

Я орала, как ненормальная, выплескивая свою боль через крик. Мне хотелось что-то сбросить, швырнуть о стену, разломать, просто разрушить все на своем пути. Но я лежала, не находя в себе силы, и просто орала, раздирая горло. Я не хотела верить, что все происходит со мной, вот так в один миг.

Это не я, это точно не я. Не со мной. Только не со мной.

У меня же всегда была самая лучшая семья. И этого ребеночка я любила всем сердцем.

Ну почему, почему так произошло?

– Алан, скажи, что я просто сплю. Скажи, что это ужасный сон, правда? Просто ужасный сон… – я уже едва могла говорить после того, как мне вкололи успокоительное.

Очень хотелось спать.

– Мы справимся, любимая. Справимся.

Мне снился сон.

Я с мужем, Степашкой и нашим малышом, это был мальчик, все вместе гуляли в нашем загородном доме на заднем дворе. Было лето, светило яркое солнышко. Я развлекала нашего ребеночка под яблоней на ковре. Малыш то и дело пытался уползти от меня, но в силу его маленького возраста ему это еще не удавалось. Чему я постоянно улыбалась.

Алан со Степашкой играли с мячом. Муж соорудил небольшое баскетбольное поле с одним кольцом, и они часто вдвоем кидали в него мяч. Мне нравилось, что у мужчин сложились братские отношения.

Для меня было важно, чтобы в семье царила любовь и гармония, и именно так все и было.

А когда я проснулась, ощутила жуткую горечь, осознав, что счастье всего лишь во сне. А наяву трагедия, поглотившая все на своем пути.

Дальше я не знала, что конкретно происходило. Все было как в тумане. Даже похороны родителей я плохо запомнила.

Внутри поселилась пустота. Мой мир перевернулся с ног на голову, и оставалась лишь одна ниточка, ради которой мне стоило держаться на плаву. Эта ниточка – мой братик. Мой Степашка, который пока что жил с бабушкой. И чуть позже я планировала забрать его к себе.

И на счет Алана давно все решила.

– Ты устала, Маш, иди приляг, – предложил Давыдов, после похорон привезя меня домой.

– Не хочу, – отмахнулась и присела на диван в гостиной, – Алан, нам нужно поговорить.

– Давай поговорим.

Он напрягся, замер напротив и застыл на мне взглядом.

Мне было очень непросто озвучить свое решение, но менять его я не собиралась. Потому что… все равно ничего не изменится в наших отношениях.

– Нас больше ничего не связывает, – произнесла я безжизненным тоном, – я хочу уйти, и… теперь ты не можешь мне этого запретить…

– В смысле, уйти? Маш, ты… как не связывает? Машка, я же люблю тебя.

Я бросила на него резкий взгляд и, чтобы не расплакаться, прикусила губу.

– Ты мне до сих пор не веришь?

– Ты предал меня. Тогда я ушла от родителей, просто не хотела к ним приходить даже в гости. Ты же привязал меня к себе. Теперь нет ребенка, и штамп в паспорте тоже можно вычеркнуть. Пора начинать новую жизнь.

– Я не хочу тебя отпускать, Маш. Я впервые в жизни полюбил! И я клянусь тебе всем, что у меня есть, я не изменял тебе!

– Наши отношения изначально были обречены на провал.

– Маша, Маш, послушай, – он подошел ко мне и рухнул на колени, схватив меня за запястья. – Неужели ты ничего не чувствуешь ко мне? Неужели совсем не любишь? Маш… я же ради тебя на все готов.

– Это конец, Алан. Ты не изменишься. И нас больше ничего не связывает.

– Не говори так! – закричал он и схватил меня за плечи. – Нас связывает любовь! Слышишь? Любовь!

– Алан…

– Кому, как не мне, знать тебя и твои чувства. Нас связывает любовь, Маша!

Я отрицательно покачала головой, а мое тело начал бить озноб.

– Скажи мне, сама скажи, произнеси в слух, что не любишь меня. Скажи! – заорал он, а по моим щекам покатились слезы. – Скажи, иначе я не поверю тебе!

– Не люблю… – прохрипела и резко обняла себя руками. – Не любила.

Я была разрушена. Полностью. Я ощущала лишь боль и одиночество. И да, я врала Алану. Я любила его, но даже спустя полтора месяца перед глазами до сих пор стояла картина из его кабинета.

У меня нет к нему доверия.

Сначала меня предал Кирилл, человек, которому я доверяла и была верна. Потом родители… самые родные и близкие мне люди. Дороже которых, наверное, нет никого. Но я их простила. Простила несмотря ни на что… тем более теперь. И жалела лишь об одном, что я больше никогда их не увижу.

От этой мысли слезы покатились градом, и я резко поднялась с дивана, обходя Алана, чтобы не видеть его страдающего взгляда. Я могла сдаться, упасть в его объятия и попробовать довериться. Но что будет потом? Очередное предательство, лож и самообман? Очередное склеивание и так разрушенного сердца? От него уже ничего не осталась, и большего я не переживу.

Мне даже сейчас жить не хотелось. Еще вчера у меня все вполне себе было нормально, а уже сегодня – черное дно, тьма, которая вот-вот поглотит мою разодранную душу.

Алан поднялся с пола и вышел из гостиной. Он даже не посмотрел на меня, наверняка ненавидя всем сердцем. И я себя сейчас ненавидела. Ненавидела, потому что при живом братике я думала о собственной смерти.

– Вот, – услышала позади себя и, обернувшись, заметила в руках Давыдова папку. – Это контракт.

Он достал документы и принялся по листу разрывать его на мелкие кусочки.

– Мои чувства к тебе не по контракту, Маша, мое отношение – не по контракту, – он порвал еще один лист бумаги. – Изначально я просто хотел тебя как женщину. К тому же беременность… я желал этого ребенка, так же, как и ты. А потом… из обычной страсти мои чувства стали более крепкими. Я полюбил, понял, что женщину можно и нужно любить не только ради секса. Ты стала центром моей Вселенной, и сейчас ты уйдешь, и эта Вселенная в одночасье рухнет. Но я не виню тебя, я сам виноват, что тогда вовремя не прогнал ту тварь, разрушившую мою семью. Но знай: я ни разу ни с кем не переспал, я не предавал тебя, – он порвал последний лист и отбросил в сторону пустую папку.

Вся его боль отражалась в моей душе. Я опустила взгляд и, не найдя в себе силы сказать хоть слово, молча пошла собирать свои вещи.

Мне пора начинать свое жалкое существование без обмана. Только ради Степашки.

Уже третий день я, не отлипая от телефона, пыталась найти работу. И, кажется, едва ли не на последнем подходящем мне объявлении я это сделала. В продуктовый магазин требовался продавец, и что самое главное – можно без опыта работы. Как раз то, что мне подходило.

Хоть в чем-то судьба сжалилась надо мной.

Мне сейчас очень была нужна работа для того, чтобы забрать Степашку к себе. А пока… мне его не отдавали, учитывая, что я больше не жила с мужем, у которого, к слову, было достаточно денег. Возможно, стоило бы остаться с Аланом ради брата, но я не могла… Сейчас точно нет.