Заметив, как вытянулось лицо Жильберты, королева поспешила обнадежить:

— Но мы можем обмануть королевских ищеек другим способом.

Фрейлина обратилась в слух, словно принявшая охотничью стойку собака. Запахло какими-то благами, и нельзя пропустить ни слова.

— Королева-мать уже в весьма преклонном возрасте, я могу завещать маркизу все земли в Оверни, которые наследую после моей матери королевы Екатерины.

Несколько мгновений Жильберта пыталась сообразить, хорошо это или плохо. Дав ей осознать размеры «благодеяния», Маргарита добавила:

— Лично вам я хотела бы преподнести некоторые из своих драгоценностей. Возможно, вы хотите обсудить этот вопрос с супругом? Мы могли бы пригласить его сюда…

Королева вовсе не желала, чтобы обсуждение шло без ее присмотра, мало ли что там надумают эти хапуги!

Маркиз, видно, ждал приглашения, потому что появился тут же — надушенный, напомаженный, словно и впрямь на королевском приеме. Маргарита позволила ему по полному этикету раскланяться, милостиво разрешила поцеловать ручку… Со стороны это выглядело как встреча двух высоких сторон. Пусть потешится.

Указав Канийаку на большое кресло напротив себя, королева также милостиво разрешила сесть и Жильберте.

— Ваша супруга сообщила мне, маркиз, о вашем весьма похвальном намерении принять участие в защите интересов Франции на стороне Лиги и отбытии для этого к герцогу Майеннскому. Для начала у меня к вам две просьбы.

Маркиз заметно напрягся…

— Во-первых, передать руководителям Лиги и особенно герцогу де Гизу мою величайшую благодарность за помощь и поддержку и особенно за их выбор вас в качестве моего защитника.

Эта фраза была вполне по силам маркизу Канийаку, он согласно кивнул, мол, передам.

— Вторая просьба касается вашей супруги.

Теперь напряглась уже Жильберта.

— Я полагаю, что маркизе опасно отправляться на войну вместе с мужем, не стоит рисковать столь красивой женщиной. Прошу вас разрешить супруге остаться здесь, в Юсоне, до вашего возвращения. Надеюсь, — Маргарита чуть повернула голову к самой маркизе, — мадам Канийак не против?

— Да, конечно, — в два голоса произнесли супруги, вызвав почти веселый смех у королевы.

Она прекрасно понимала, что маркиз не собирается брать Жильберту с собой, маркиза должна оставаться при королеве в качестве шпиона. Но Маргарита повернула так, что это по ее настойчивой и убедительной просьбе надсмотрщица получала право жить в крепости.

Но супругов интересовало не это. Пока Маргарита смеялась, а потом удобней устраивалась в своем кресле, Канийак ерзал, пытаясь придумать, как заставить королеву говорить на нужную тему. Немного помучив бедолагу, Маргарита начала сама:

— Вы так много сделали для меня, маркиз, без вашей помощи и ваших советов я погибла бы среди врагов. Как хорошо, что в мире есть истинные друзья!

«Истинный друг», конечно, улыбался, забыв про свои испорченные зубы, но словам благодарности предпочел бы более весомые слова. Любят эти дамы болтать, ей-богу!

— Я хотела бы отблагодарить вас сполна…

Наконец-то! С этого нужно и начинать, а не уговаривать оставить Жильберту, которую он вовсе не собирался брать с собой, дома надоела.

— …но вы прекрасно знаете мое стесненное положение. — Не обращая внимания на изрядно поскучневшее лицо маркиза, Маргарита продолжала: — Я объяснила вашей супруге, что не желала бы своей благодарностью поставить вас в затруднительное положение даже на время. Но готова просить вас принять другой подарок, возможно, куда более ценный.

При слове «ценный» настроение маркиза стремительно изменилось снова. Наблюдать такую резкую череду разочарования и надежд было весьма любопытно, но Маргарита больше не стала мучить своего тюремщика, подробно объяснив суть дарения.

Канийак задумался. Конечно, получить вместо королевы ее наследственные земли в Оверни весьма заманчиво, но он хорошо понимал, что это журавль в небе. Зато какой журавль! Крупный, упитанный, ведь большая часть Оверни должна была отойти Маргарите.

Сама королева, конечно, не стала рассказывать, что она попросту не имеет права дарить синьории в статусе апанажа, маркизу этого знать ни к чему. А если он и разберется позже, то всегда можно сделать вид, что сама о таком не знала. К тому же Маргарита подозревала, что королева-мать исполнит свою угрозу и лишит ее наследства. Опротестовывать такое решение Екатерины Медичи в суде будет стоить денег и сил, которых у Канийака явно не хватит. Королева именно потому так легко и обещала гипотетическое наследство, что не надеялась отвоевать его у тех, кого Екатерина Медичи назовет своими наследниками. Отвоевать можно только при поддержке короля, а такой поддержкой Маргарита похвастать никак не могла.

Но Канийак оказался тоже неглуп, он принялся канючить:

— Но, мадам… это так не скоро, а нам нужно на что-то жить сейчас… моя супруга…

Королева только развела руками:

— Все, что могу предложить помимо уже обещанного, — выплатить двадцать тысяч экю в ближайшие пару лет…

Чувствуя, что маркиз сейчас упрется, она чуть надавила:

— Есть еще одна возможность… но она не в вашу пользу… я могу попытаться продать кому-нибудь то право того самого наследования Оверни, а полученные деньги выплатить вам немедленно, но, думаю, сейчас за это много не дадут, тысяч десять, тогда как со временем Овернь может принести во много раз больше.

Канийак колебался между желанием получить деньги срочно и возможностью стать хозяином большей части Оверни. Давать ему много времени на размышления не имело смысла, мало ли что надумает, Маргарита решила поторопить:

— Если вы согласны принять от меня наследование Оверни и двадцать тысяч экю за два года, то я немедленно напишу своему нотариусу в Париж, чтобы он оформил документы. Если нет, будем ждать другой возможности отблагодарить вас, которую, конечно, я буду стараться изыскать, но не все в моей власти… Вы знаете, что слишком много врагов ныне ополчилось на меня и Францию. Вот одержим победу с вашим участием, — королева широко улыбнулась маркизу, приведя того в трепет, — тогда благодарность будет куда более ощутимой… А пока, маркиз, позвольте оказывать знаки внимания вашей супруге, она их весьма достойна. За время пребывания рядом с мадам Канийак в Юсоне я успела убедиться в достоинствах мадам и решила, что лучшей придворной дамы мне не найти. Мадам, позвольте вас заверить, что как только у меня будет достойный двор, вы займете в нем достойное место.

Все, достаточно, не то так можно пообещать этой дурочке подвинуться на троне…

Королева приготовила лист и перо, давая понять, что намерена писать в случае согласия. Но маркиз все думал.

Маргарита усмехнулась: неужели он ждет, что королева будет уговаривать какого-то маркиза? Перо вернулось на место, бумага легла в ящик бюро. Этот жест сделал свое дело, Канийак вздохнул:

— Сорок тысяч.

— Что сорок?

— Сорок тысяч экю и дарственная.

Борясь с желанием попросту выкинуть вон этого наглеца, уже получившего большие деньги от Гиза, Маргарита задумчиво покусала губу и вздохнула:

— Могу только гарантировать получение такой суммы в течение нескольких лет.

Закончилось все подписанием удивительной дарственной:

«…за оказанные маркизом Канийаком добрые услуги мы, королева Наварры Маргарита де Валуа, уступаем маркизу Канийаку все свои права на графство Овернь и иные земли и сеньории названной области Овернь, принадлежащие весьма почитаемой госпоже и матери, которые мы можем наследовать»… Маргарита также гарантировала выплату пансиона в сорок тысяч экю, «как только у нас появится такая возможность»…

Сомневаться в столь щедрых дарах было просто неприлично, маркизу и его супруге пришлось довольствоваться бумагой, которую, правда, немедля отправили к парижскому нотариусу, сопроводив тайной запиской от самой королевы с просьбой затянуть дело до бесконечности. Нотариус посмеялся над написанным и положил дело в дальний ящик, поскольку прекрасно знал, что передавать права на наследство, которого нет, королева не могла.

Для отвода глаз маркизе Канийак все же пришлось подарить кое-какие украшения и со слезами «благодарности» на глазах обещать место первой статс-дамы при дворе.

— Куда же, милочка, я без вас с вашим супругом?

Супруг уехал, маркиза слез по поводу его отъезда лить не стала, заведя себе молодого любовника, но долго ждать возвращения Канийака ей не пришлось. Жан де Бофор-Монбуасье маркиз Канийак погиб, будучи в составе войск Лиги, уже через несколько месяцев. Маркиза бросилась в Париж осуществлять переход прав от супруга в свою пользу, упускать возможность получить такие права после мужа — в виде наследства самой королевы Маргариты де Валуа — никак нельзя! В Париже она нашла свою погибель, подцепив какую-то заразу во время очередной эпидемии, на которые был так щедр шестнадцатый век, и не только он.

Маргарита стала совсем свободной. Теперь она была хозяйкой неприступного Юсона, но спокойствия это королеве не добавило, всем известно хлесткое выражение ее собственного мужа:

— Не могу дождаться часа, когда мне сообщат весть, что кто-то взял да и задушил эту королеву Наваррскую!

Маргарита не удержалась, тайно отправив супругу записку:

«Сир, почему бы вам не прибыть и не сделать это лично? Я фехтую неплохо, но не лучше вас, а оскорбление готова нанести еще раз, чтобы дать вам повод вызвать меня на дуэль».

Она не знала, получил ли король Наварры это письмо, но тешила себя мыслью, что да, хотя Генрих не приехал.


Но убить ее все-таки попытались. Может, это и был ответ, да только не мужа, а очередной его любовницы, для которой Маргарита де Валуа, как королева Наварры, самим своим существованием точно кость в горле. Но это случилось позже, а пока королева могла чуть передохнуть, избавившись от назойливого тюремщика-почитателя и его жадной супруги-шпионки.