– Ну почему же, мне тоже так показалось, – улыбнувшись, ответила Дани. «Господи, как он красив!» – думала она, глядя на его узкие бедра и широкие плечи и мечтая прикоснуться к ним и ощутить их силу и тепло. Внезапно Дани захотелось, чтобы он вновь обнял ее и прижал к себе. Это желание удивило ее. «Так быстро?» Она глубоко вздохнула. – Но этого недостаточно. Я хочу попросить у тебя нечто еще большее. Нет, я собираюсь потребовать, – решительно продолжила она.

– «Потребовать», – Энтони произнес это слово так, как будто прожевал лимон. – Не уверен, что ты подобрала верное выражение. Ты получила от меня все, прося, а не требуя. Меня несколько удивляют приступы твоей агрессивности.

– Удивляют? А Джеку очень нравятся, – с невинным видом сказала Дани. – Джек вообще очень хорошо понимает меня. – Дани увидела, как внезапна нахмурились его брови, а в глазах появился гнев. – Мы очень искренни друг с другом, и с каждым днем все больше и больше сближаемся с ним.

– Я знаю, что ты сейчас пытаешься сделать, и ты сама знаешь это не хуже меня. Ревность – старейшая в мире уловка, ты не придумала ничего нового.

– Я и не пыталась. Я только дала понять тебе, что если ты не готов дать мне то, что я хочу получить, то найдется другой мужчина, который с удовольствием сделает это. – Дани отвернулась, чтобы он не увидел в ее глазах боль. Нет никакого другого мужчины. Только Энтони на всю ее жизнь. Справившись с собой, Дани вновь посмотрела на него и продолжила:

– Мужчина, который готов дать мне больше, чем ты можешь предложить.

– Дани, в конце концов, что ты хочешь от меня? – Его голос гремел. – Ты постоянно на что-то намекаешь. Расскажи мне о своих желаниях.

– Самое меньшее, что я хочу, – овладеть твоей душой и телом, – просто и искренне ответила Дани. – Если ты позволишь мне сделать это, то и я буду всецело принадлежать тебе. – Тут она твердо посмотрела ему в глаза. – А если ты не захочешь, мы будем вынуждены расстаться с тобой. Я не смогу поступить иначе.

– Надо же, как все просто получается, – жестко ответил Энтони. – Я уже говорил тебе, что не щедр на эмоции. Я не могу дать тебе то, что ты хочешь. И не знаю, смогу ли когда-нибудь. Что-то внутри меня не позволяет сделать этого. Ты же не думаешь, что мне понравится быть таким же простым и понятным, как этот сукин сын Ковальт?

«О Господи, как же я люблю его!» Дани почувствовала, как ее окутывает волна материнской нежности к этому человеку. Ей хотелось погладить его по голове, как ребенка, и успокоить боль, которая так явно мучила его, сказать, что все будет хорошо, что она с радостью примет все, что он сможет дать ей. Но нет, нет. Она не должна так поступить. Это будет поражением. Она лишит их обоих возможности обрести полное счастье, если сдастся сейчас.

– Тогда я научу тебя, – ласково ответила она. – Ты учил меня многому в течение долгих лет. – Дани неуверенно улыбнулась. – А теперь я буду учить тебя. Поменяться ролями было бы справедливо. У нас получится.

– А если нет? – резко ответил Энтони. – Если ты думаешь, что я позволю тебе бросить меня, ты жестоко ошибаешься.

– По крайней мере, разреши мне попробовать, – прошептала Дани. – Только пообещай, что не станешь сердиться и не спрячешься от меня под маской скрытности и холодности.

Энтони долго и напряженно думал, пока в конце концов не ответил ей с таким видом, как будто собрался прыгнуть головой в омут:

– Однако ты решительная молодая особа. Ну хорошо, я сделаю все, что от меня зависит. – Затем, когда Дани радостно улыбнулась, он добавил:

– Но ты не получишь возможности делать все только по-своему. Я хочу получить небольшую страховку на тот случай, если тебе не удастся превратить меня в мистера Доброе Сердце.

– Страховку? – удивленно спросила Дани. Он кивнул.

– Да, наши близость и интимность и будут моим самым надежным страховым полисом. Дело в том, что через две недели непрерывного общения со мной ты можешь решить, что слишком уж непреклонна в своих требованиях.

– Какие две недели? – в замешательстве спросила Дани. – Я все еще не понимаю.

– Мы уедем вдвоем и пробудем вместе следующие две недели, – холодно ответил Энтони. – У меня есть небольшой домик в горах, я изредка наведываюсь туда. Он полностью изолирован от внешнего мира, там даже нет телефона. Зато рядом небольшой пруд. Он всегда замерзает в это время года, так что мы сможем поддерживать тебя в форме и готовиться к Олимпиаде. – Он улыбнулся. – Но я тебя уверяю, ты не слишком устанешь от тренировок. Основную часть времени ты проведешь в постели.

– Ты полагаешь, это благоразумно? – нерешительно спросила Дани. – Ведь через две недели мне уже надо будет ехать в Калгари. Буду ли я готова?

– Теперь уже немного поздно думать об этом, не правда ли? Я сказал тебе, чему отдам предпочтение, если однажды займусь с тобой любовью. – Он не отрывал взгляда от ее манящих грудей, скрытых под черным свитером. – Ты для меня все, «золото» на втором месте. Ты сама выбрала.

– Ты так не думаешь, – ответила Дани. – Ты не меньше меня хочешь, чтобы я выиграла «золото». Ты не позволишь мне потерять его именно тогда, когда осталось сделать всего один шаг.

– Не позволю? – Энтони усмехнулся. – Откуда ты можешь знать, что сделает «незнакомец»? – Затем он пожал плечами:

– Думаю, что я прав насчет того, что ты слишком перетренирована. А если это так, то лучшее, что мы можем сделать, – немного отдохнуть. – Их глаза встретились. – Хотя, возможно, я просто придумываю себе оправдания, чтобы поместить тебя на то место, где я хотел видеть тебя все последние шесть лет. Ты понимаешь, что речь о моей постели, а не о пьедестале. Будет лучше, если ты все обдумаешь.

Дани отрицательно покачала головой.

– Я ничего не буду обдумывать. Ни минуты. Я верю тебе, Энтони.

– Хорошо, потому что я сам себе не верю, – сдержанно сказал он. – Надеюсь, ты не пожалеешь об этом.

– Я уверена, что не пожалею, – улыбаясь, ответила Дани. – Когда мы отправляемся?

– Завтра утром, – сказал он насмешливо. – Скорее в полдень. Мы же не собираемся рано лечь спать сегодня? – Его пальцы все выше приподнимали край свитера. – Грубая шерстяная ткань не раздражает твою нежную кожу?

– Я не обра… – Дани не успела договорить, как Энтони мгновенно стянул с нее свитер и отбросил его в сторону. Он подался вперед, его темная голова склонилась над ней, теплый влажный язык ласкал упругую грудь.

– Как ты думаешь, ведь так им наверняка лучше? – хрипло шептал он, нежно покусывая и посасывая розовые соски. Его рука медленно двигалась вверх по ее длинным стройным ногам, и вот он уже достиг заветной цели и продолжил свои восхитительные ласки. – Это то, что ты хотела?

Дани вздрагивала, когда он прикасался к ней с особенной чувственной силой, как будто посылая в нее электрический разряд.

– Да, это то, что я хотела. – Ей тяжело давался каждый вздох.

– Расслабься, – нежно прошептал Энтони ей на ухо. – Я хочу делать это бесконечно долго. Я хочу дать тебе столько удовольствия, чтобы ты потеряла рассудок. – Он медленно ласкал ее грудь, то увеличивая, то ослабляя силу пальцев. – Я хочу знать, что тебе нравится, а что нет. – Он нежно подул на ее соски. – Все, до малейшего прикосновения.

Дани почти физически ощущала жар, исходящий от его рук и достигающий ее самых сокровенных глубин.

– Ты хотел иметь именно такие гарантии, Энтони?

– О, да, – выдохнул он, сжав ее грудь в своих горячих ладонях. – Это наилучшие гарантии, которые я только мог получить.

6

Снегопад усилился. Но в любом случае пора уже было уходить с катка. Энтони сунул руки в теплые карманы своей куртки и вновь позвал Дани, которую стало плохо видно за белой завесой снежных хлопьев.

– Дани, достаточно! Пойдем в дом! – Он смотрел, как она завершает тренировку – Дани кружилась, как будто поверхность льда была гладкой, как стекло. На самом деле лед становился с каждой минутой все более рыхлым. Только Энтони раскрыл рот, чтобы вновь позвать ее, как она повернулась и махнула ему рукой, и слова застыли на его замерзших губах.

Господи, она была прекрасна, полна энергии и жизнелюбия. Дани вышла сегодня на лед в темно-синей юбочке и синем свитере, и, когда она выполняла вращение, ее рыжие волосы, разметавшиеся по плечам, казались солнцем на темном небе. Лицо пылало румянцем, а в глазах отражался мечтательный блеск. Энтони ощущал, как что-то таяло глубоко в его душе, и он вновь и вновь чувствовал болезненную нежность. Возможно, со временем боль пройдет и останется только нежность?

Дани чисто выполнила подряд несколько сложных прыжков, закончила тренировку вращением и поехала к нему. Хлопья снега кружились вокруг нее звездным покрывалом, но сейчас она была недосягаема для них. Ее темные глаза светились озорством, когда она выехала из этой пелены и остановилась, сделав коньками на льду небольшой росчерк.

– Привет! Я знаю, кто вы. Вы – Энтони Малик, и вы выиграли золотую медаль. И я тоже обязательно выиграю ее когда-нибудь. – Она сделала паузу. – И тогда все полюбят меня. – Ее лицо светилось. – Разве не так все происходило? А потом ты ответил…

Энтони знал, что Дани хотела ему сказать. О Господи, он действительно любил ее. Ему казалось, что маленькая девочка, какой она, в сущности, была, и роковая соблазнительница, которую она изображала сейчас, соединились в единое целое. Он так сильно любил ее, что иногда ему казалось, что это всецело поглощает его. Но почему ему так трудно говорить о любви?

– Нам лучше вернуться в дом, – сказал он сердито. – По радио передали, что днем начнется сильный снегопад и продлится до вечера. Тебе уже не удастся сегодня потренироваться. – Энтони приблизился, посадил Дани на скамейку, встал на колени и быстро расшнуровал коньки. – Температура тоже падает. Тебе следовало бы одеться потеплее.

– Мне и так не холодно, – рассеянно ответила она, глядя на темноволосую голову, склонившуюся над ее коньками. В его глазах была какая-то беззащитность и ранимость, когда она подъезжала к нему, и это заставило ее сердце забиться в надежде. Но сейчас он вновь замкнулся в себе, как это много раз случалось на протяжении недели, которую они прожили в его домике, и Дани считала, что уже должна бы привыкнуть к резким сменам его настроения. Она заметила, что, как только барьеры между ними начинали рушиться, Энтони тут же возводил новые. И это постоянно очень ранило ее, потому что с Энтони она была счастлива, а его упорство мешало им сблизиться.