Виктория Холт - Королева Кастильская

– Она сумасшедшая, сумасшедшая! – в ужасе кричала женщина, которая уже представляла себе гораздо большие мучения, чем потеря красивых волос.

Цирюльник приступил к работе, и она ничего не могла поделать. Хуана приказала двоим слугам крепко держать ее, и вскоре великолепные волосы роскошным ковром рассыпались по полу.

– А теперь обрей ей голову, – крикнула Хуана. – Дай мне посмотреть на нее абсолютно лысую!

Цирюльник повиновался.

Хуана вся сотрясалась от безудержного хохота.

– Видите, теперь она выглядит по-другому! Да, я не узнаю ее. А вы? Теперь она вовсе не красавица. Она похожа на ощипанную курицу!

Женщина, поначалу выражавшая свой протест так же безумно, как и Хуана, теперь бессильно сидела на стуле и прерывисто дышала. Она испытывала сильнейший стресс.

– Можете развязать ее, – сказала Хуана. – И отпустить на все четыре стороны. Взгляни-ка на себя в зеркало. Пусть она убедится, что многим была обязана красивым локонам, которые я у нее отняла.

Когда женщину увели, Хуана дала волю приступу безумного хохота.

Филипп решительно вошел в покои жены.

– Филипп! – воскликнула Хуана, и ее глаза загорелись от радости.

Он холодно взглянул на нее, и она подумала: «Наверное, он сначала явился к ней и видел ее».

Потом ее обуял великий страх. Филипп был в гневе, и не потому, что любовница, которую он считал такой привлекательной, лишилась своих роскошных волос, он гневался на ту, что приказала остричь их.

– Ты с ней виделся? – запинаясь, пробормотала Хуана. И невольно, сама того не желая, вдруг забулькала от смеха, который вырвался из нее. – Она… она похожа… на курицу!

Филипп с силой схватил ее за плечи и как следует встряхнул. Да, он с ней виделся. Он думал о ней во время своего путешествия в Брюссель, и представлял себе радостный момент встречи… и вот он увидел ее… отвратительную, ужасную, гадкую! Бритая наголо голова вместо роскошных золотых локонов! Он нашел ее отталкивающей и не сумел этого скрыть. Он видел на ее лице глубокое унижение и испытывал лишь одно желание – поскорее от нее уйти.

Она сказала:

– Меня связали, и я была совершенно беспомощна, а потом мне остригли волосы и обрили наголо голову. И это сделала твоя жена… твоя сумасшедшая жена.

– Сумасшествие будет только расти, – ответил на это Филипп и подумал: «Моя жена… моя сумасшедшая жена».

Он подошел к Хуане, испытывая к ней лишь жгучую ненависть и отвращение.

Она была сумасшедшей. Она была самой отталкивающей из всех женщин, кого он когда-либо знал. Она была ему омерзительна. Она осмелилась совершить подобное в его отсутствие. Она считала, что обладает какой-то властью при этом королевском дворе. И все потому, что ее надменные родители не забывали напоминать ей, что она наследница испанской короны.

– Филипп! – закричала она. – Я совершила это потому, что она доводила меня до безумия.

– Ей не нужно было доводить тебя до безумия, – отозвался он злобно. – Ты и без того уже безумна.

– Я безумна? Нет, Филипп, нет! Я безумна только от любви к тебе. Если ты будешь со мной ласков, я всегда буду тиха и спокойна. Это случилось потому лишь, что я ревновала тебя к ней, вот я и сделала это. Ну скажи, что ты на меня не сердишься. Скажи, что не будешь жесток ко мне. О Филипп, она выглядела так забавно… эта голова…

И безумный, неуправляемый смех снова вырвался из уст Хуаны.

– Замолчи! Успокойся! – грубо приказал Филипп.

– Филипп, ну не смотри на меня так. Я сделала это только потому, что…

– Я знаю, почему ты это сделала. Убери от меня руки! И никогда больше не приближайся ко мне.

– Ты забыл, что я твоя жена. У нас должны быть дети…

– У нас уже достаточно детей, – отрезал он. – Убирайся от меня! Я больше не желаю, чтобы ты когда-нибудь ко мне приблизилась. Ты безумна. И будь осторожна, или я отправлю тебя туда, откуда ты родом.

Она вцепилась в его камзол и, обратив к нему лицо, пристально смотрела в глаза. Слезы потоком полились из ее глаз.

Филипп оттолкнул ее от себя, и она рухнула на пол, а он тем временем быстро вышел из покоев.

Хуана осталась лежать на полу в рыданиях. Внезапно она расхохоталась, вспомнив нелепую бритую голову.

Никто к ней не подошел. За стенами ее покоев служанки лишь о чем-то перешептывались друг с другом.

– Оставьте ее в покое. Это самое лучшее, что можно сделать, когда не нее накатывает. Что с ней станется? Ее сумасшествие усиливается с каждым днем.

Спустя какое-то время Хуана поднялась с пола и подошла к постели. Она легла, и когда вошла служанка, сказала:

– Приготовь меня ко сну. Скоро сюда придет муж.

Она ожидала его всю ночь, но он так и не явился. Она ждала его много дней и ночей, последовавших за этой ночью, но так ни разу его и не увидела.

Она будет сидеть и ждать его с меланхоличным выражением лица, а иногда ни с того ни с сего приниматься громко беспричинно хохотать. Ежедневно кто-нибудь в брюссельском дворце говорил:

– Она с каждым днем становится все более безумной.

Изабелла лежала совершенно больная в Медина-дель-Кампо. Ее мучила малярия, и лихорадка не ослабевала. А еще говорили, что на ногах у нее появились признаки водянки.

Стоял июль, когда Изабелла получила известия о неприятном эпизоде, случившемся в брюссельском дворце.

– Ох, доченька моя, – прошептала Изабелла. – Что с тобой станется?

«Что я могу сделать? – думала королева. – Что я смогла сделать для каждой из дочерей?» Катарина находилась в Англии, и Изабелла боялась за нее. Правда, формально она обручилась с Генрихом, нынешним принцем Уэльским и преемником Генриха VII, но Изабеллу беспокоило все, что касалось папской буллы о разрешении на брак. Как ей стало известно, она уже пришла из Рима, и только она могла сделать брак между Катариной и Генрихом законным. Изабелла еще не видела этого разрешения. Могла ли она доверять коварному и хитрому английскому королю? А может, он просто хотел наложить свои жадные руки на приданое Катарины и его совершенно не волновало, будет ли законным ее брак с братом покойного мужа или нет?

– Я должна увидеть буллу, – сказала она себе. – Я должна ее увидеть прежде, чем умру.

Мария была довольно счастлива в качестве королевы Португалии. Эммануилу можно было доверять. Мария, спокойная, невозмутимая и уравновешенная, никогда не доставляла тревог своим родителям. Ее будущее, похоже, более надежно, чем у остальных дочерей Изабеллы.

Изабелла могла не волноваться за Катарину. Ее мысли постоянно возвращались к Хуане. Какая страшная трагедия еще ожидает Хуану в будущем?

Однако, больна она или нет, она по-прежнему остается королевой. И не должна забывать о своих обязанностях. Всегда будут являться гости из-за границы, которых необходимо принимать должным образом. Надо защищать собственный народ и печься о его правах. Фердинанд не способен все время находиться с ней рядом. Франция пытается вторгнуться в Испанию, и это моментально приводит Фердинанда в полное расстройство.

Теперь, когда она больна, Фердинанд тоже заболел и не мог приходить к ней; и вследствие тревоги за мужа ее грусть возрастала.

Что случится, если мы с Фердинандом умрем? Карл еще дитя, Хуана сумасшедшая. Испанией станет править Филипп. Этого не должно быть. Фердинанд не должен умереть!

Она молилась за мужа, молилась, чтобы Бог дал ему силы поправиться и жить до тех пор, пока Карл не превратится в сильного, взрослого мужчину. И еще она молилась, чтоб у ее внука не проявилась наследственность его матери.

Потом она вспомнила о Хименесе, об ее архиепископе, и великая радость овладела ею. Он должен оставаться рядом с Фердинандом, вместе они смогут управлять Испанией.

Она благодарила Господа за архиепископа.

Тут пришло известие, что Фердинанд оправился от болезни, и как только он достаточно окрепнет, чтобы отправиться в поездку, он прибудет к ней. С легким сердцем она ждала его появления.

Она сказала, что хотела быть погребенной в Гранаде в францисканском монастыре святой Изабеллы в Альгамбре… и никакого памятника, одна простая надпись.

«Но я должна лежать рядом с Фердинандом, – думала она, – а может случиться так, что он пожелает, чтобы его похоронили где-нибудь в другом месте. Как часто за их долгую совместную жизнь ей приходилось спорить с ним! И не соглашаться. Но в смерти она сделает так, как пожелает он».

И она написала довольно неуверенным почерком: «Если король, мой господин, предпочтет покоиться в другом месте, моя воля такова: пусть мои останки перенесут туда и положат рядом с ним».

Она написала еще, что корона должна быть передана Хуане как королеве и эрцгерцогу Филиппу, ее мужу; однако она назначала Фердинанда, своего мужа, исключительным регентом Кастилии до совершеннолетия Карла, ее внука.

Потом она немного поплакала, думая о Фердинанде. Она отчетливо вспомнила, как он выглядел, когда впервые явился к ней. В те дни он казался ей самим совершенством, материальным воплощением идеала. Разве не она решила стать женой Фердинанда еще за много лет до того, как с ним познакомилась? Молодой, красивый, полный жизненной энергии – как много женщин были бы навеки осчастливлены, имея такого мужа!

– Будь мы людьми из народа, – прошептала она, – будь мы всегда вместе, у нас была бы совсем другая жизнь. Ребенок, которого он прижил с другой женщиной, стал бы моим ребенком. Какая чудесная, большая семья была бы тогда у меня!

Она продолжала писать:

«Я прошу короля, моего господина, чтобы он принял все мои драгоценности и, разбирая их, вспоминал бы о той единственной любви, которую я испытывала всю свою жизнь, и о том, что теперь я ожидаю его в лучшем мире; и чтобы это напоминание вдохновило его на жизнь более праведную и святую в этом мире».

Двумя главными исполнителями своего завещания она сделала короля и Хименеса.