Он небрежно коснулся губами ее щеки.

– Делай, как я говорю, и я останусь с тобой.

Она кинулась к нему, смеялась, дотрагивалась до его лица.

– Филипп, о мой красавец Филипп… – стонала она от счастья.

Он оттолкнул ее.

– Пока еще рано! Не надо никому сообщать, что ты делаешь то, что я тебе говорю. А после церемонии встретимся. Но одна твоя улыбка, одно неуместное слово – и между нами все кончено!

– О, Филипп!

Он резко освободился от нее. Затем вышел из ее покоев и направился на поиски симпатичной служанки.

* * *

Церемонии и в Толедо, и в Сарагосе прошли гладко. Народ признал Хуану не протестуя. У нее уже был сын Карл, и казалось маловероятным, что он не достигнет того возраста, когда Фердинанд с готовностью передаст ему корону.

Изабелла была очень рада, что все прошло гладко. Она боялась каких-нибудь приступов Хуаны.

С другой стороны, ей было известно, что вести себя подобающим образом Хуану заставил Филипп. Наверное, никто, кроме Изабеллы, не обратил внимания, какие восторженно-победоносные взгляды бросала на своего мужа Хуана во время церемонии. Дочь напомнила королеве поведение маленького ребенка, когда он говорит старшим: «Ну, смотрите, как хорошо я себя веду!»

Как много Хуана могла бы сделать для Филиппа! И что он мог бы сделать с ней, если б захотел! Она любила его с такой страстной непринужденностью; если бы только он был добр и ласков с ней, он мог бы спасти ее от ее несчастья.

Наверное, останься Хуана в Испании, за ней можно было бы ухаживать, чтобы вернуть ей здоровье. Ведь Изабелла неустанно заботилась о своей матери. Она часто посещала Аревало, желая удостовериться, что для бедной женщины делается все возможное. Если бы Хуана осталась с ней, она заботилась бы о ней даже больше, чем о своей матери.

Ранее она была готова предложить это, но сейчас ни на секунду не сомневалась, что Филипп в Испании не останется; а как ей уговорить остаться здесь Хуану, если он уедет?

Она старалась думать о более приятных вещах. Вскоре домой приедет маленькая Катарина. Сейчас намечались договоры с Англией. Половина приданого Катарины выплачено, однако Фердинанд отказался платить вторую. Зачем это делать, если Катарина – вдова и скоро вернется домой к своей семье?

О, вернись же поскорей! Какая это будет радость! Хоть какое-то возмещение за все невзгоды, связанные с Хуаной.

«Может, счастье наконец и улыбнется мне, – думала королева. – Если мне удастся оставить Хуану у себя, если вернется домой Катарина, я снова воссоединюсь с моими двумя дочерями».

* * *

Прибыли известия из Англии. Изабелла с Фердинандом получили их одновременно.

Когда Изабелла читала письмо, огромная тяжесть легла ей на сердце; однако выражение лица Фердинанда было лукавым и оценивающим. Новости, погрузившие Изабеллу в печаль, оказались для Фердинанда добрым известием.

– А почему бы и нет? – восклицал он. – Почему бы и нет? Что вообще может быть лучше?

– Я надеялась, что она будет дома, со мною, – вздохнула Изабелла.

– Вот это-то будет совсем некстати и полностью выбьет ее из колеи! Просто великое счастье, что у Генриха есть второй сын. Мы должны немедля согласиться на этот брак с молодым Генрихом.

– Он на несколько лет моложе Катарины. Артур все-таки был моложе всего на год.

– Да какая разница?! Катарина может родить Генриху много детей. Это просто великолепно!

– Ну разреши ей приехать домой хоть ненадолго. Я вижу во всем этом нечто непристойное – говорить с ней о браке с братом ее мужа, которого только-только опустили в холодную могилу.

– Генрих очень хочет этого брака. Он намекает, что если мы не согласимся на союз Катарины с молодым Генрихом, за мальчика выйдет замуж французская принцесса. А уж этого-то мы стерпеть не можем! Да ты только вообрази себе! Прямо сейчас! Ожидается война за раздел Неаполя, а кто может знать, что припрятал в рукаве этот коварный Людовик! Англичане должны быть с нами, а не против нас… а они, безусловно, выступят против нас, если мы откажемся от их предложения, и молодой Генрих женится на французской принцессе.

– Соглашайся, но пусть будет хоть крошечный перерыв.

– Вообще-то ты права. Да, интервал необходим. Ведь нужно еще получить разрешение от Папы. Он, разумеется, даст его довольно быстро, но все равно это займет какое-то время.

– Интересно, что думает обо всем этом наша Катарина? Фердинанд озорно взглянул на жену. Потом вытащил из кармана еще одно письмо.

– Она написала мне, – проговорил он.

Изабелла нетерпеливо выхватила из рук Фердинанда письмо, ощутив при этом минутную боль: в столь важный момент Катарина написала не ей, а отцу. Но Изабелла тут же поняла, что дочь поступила, как и подобает в подобных случаях. Ведь всеми вопросами – куда и кому отдать дочь, занимался Фердинанд, отец, и только он имел право на окончательное решение.

«Я не склонна к дальнейшему браку в Англии, – писала Катарина, – но умоляю вас не считаться с моими склонностями или желаниями при принятии вами решения. Действуйте, пожалуйста, так, как считаете лучше…»

Изабелла покачала головой. Она читала между строк. Моя маленькая дочь тоскует по дому… тоскует по мне и по Испании.

Нет смысла думать о ее возвращении. Изабелла понимала, что Катарина не покинет Англию.

Когда они прощались в Коруне, у Изабеллы было предчувствие, что они видятся в последний раз на этой земле.

Она постаралась выбросить поскорее печальные мысли из головы.

«Я старею, – подумала она, – а события последних лет нанесли мне жестокие удары. Но у меня еще много дел, и я буду держать при себе ее письма для утешения».

– Итак, никакой отсрочки, – проговорил Фердинанд. – Я немедленно напишу в Англию.

* * *

Поездки по Испании вместе с королевским двором, во время которых их провозглашали наследниками Кастилии, очень быстро стали надоедать Филиппу, а поскольку он не скрывал своего раздражения и усталости, это повлияло и на Хуану.

– Как мне надоели все эти церемонии, – недовольно говорил Филипп. – Эти ваши испанцы не знают, что такое веселая жизнь!

Хуана плакала от разочарования, что ее страна не нравилась мужу. И в свою очередь выразила желание возвратиться во Фландрию.

– Вот что, – произнес Филипп, – как только все эти необходимые формальности закончатся, мы тут же отправимся обратно.

– Да, Филипп, – отозвалась она.

Ее служанки, некоторые из которых были ее верными подружками, печально качали головами при виде Хуаны. «Если б только она не показывала всей глубины своего вожделения к нему, – переговаривались они. – Он совершенно не заботится о ней, она ничуть его не волнует, равно как и то, что все это понимают. Позор и стыд».

Никто не ощущал это сильнее королевы. Она часто запиралась в своих покоях, объявляя, что занята государственными делами. Но, оставшись одна, ложилась в постель, потому что чувствовала себя слишком усталой, чтобы чем-либо заниматься. В такие моменты она с величайшим трудом дышала, а все тело сковывала боль. Изабелла не рассказывала об этом докторам, убеждая себя, что она просто устала и нуждается в небольшом отдыхе.

В тишине своих покоев она очень много молилась, и ее молитвы были обращены к детям – к маленькой Катарине, которая с присущим ей спокойствием соглашалась на помолвку с мальчиком на пять лет младше, чем она, к тому же ее двоюродным братом. Изабеллу радовало, что еще несколько лет молодой Генрих не будет готов к женитьбе.

Она чувствовала, что Катарина сумеет о себе позаботиться. Дисциплинированная с детства, она научилась спокойно принимать все, что преподносит жизнь, и это ей поможет. Кто пугал королеву, так это Хуана.

Однажды Хуана ворвалась к ней, когда она молилась. Изабелла решительно поднялась с колен и посмотрела на дочь, глаза которой были безумны.

– Моя дорогая дочь, – проговорила королева. – Умоляю тебя, сядь. Что-нибудь случилось?

– Да, мама. Это снова случилось. У меня будет еще один ребенок.

– Но ведь это прекрасная новость, дорогая.

– Не так ли? Филипп обрадуется!

– Мы все этому обрадуемся. Теперь тебе надо больше отдыхать.

Губы Хуаны задрожали.

– Если я буду отдыхать, он пойдет к другой женщине. Изабелла пропустила это замечание мимо ушей, словно посчитала глупостью.

– Нам нужно почаще бывать вместе, – сказала она. – Сейчас я чувствую, что мне необходимо больше покоя, как и тебе, вот и станем отдыхать вместе.

– Я не чувствую необходимости в отдыхе, мама. Я не боюсь рожать. Я привыкаю к тому, что мои дети рождаются легко.

«Да, – подумала Изабелла, – те, кто поврежден рассудком, достаточно крепки телом. Ведь твой ребенок родился здоровый, а дитя моего любимого Хуана и ребенок моей дорогой Изабеллы умерли».

Она подошла к дочери и обняла ее. Тело Хуаны извивалось от возбуждения, и Изабелла поняла, что дочь думает не о ребенке, которого должна родить, а о женщинах, что составят компанию Филиппу, когда она будет неспособна это сделать.

* * *

К декабрю этого года Хуана, будучи на шестом месяце беременности, становилась все толще и толще. Филиппа передергивало от отвращения при виде нее, и он ничуть не скрывал своих чувств.

Однажды он небрежно бросил ей:

– На следующей неделе я отправлюсь во Фландрию.

– Во Фландрию! – Хуана попыталась представить себе долгое зимнее путешествие в ее состоянии. – Но… как я могу поехать?

– Я этого не говорил. Я сказал, что я поеду.

– Филипп! Ты меня оставишь?!

– О, прекрати. Ты же в хороших руках. Здесь о тебе позаботятся как надо. Твоя святоша-мать мечтает ухаживать за тобой, когда родится ребенок. Ты же знаешь, нам, во Фландрии, она не доверяет.

– Филипп, ну подожди, пока родится ребенок, а потом уедем вместе.

– Он должен родиться в марте. Боже, ты что, надеешься, я останусь здесь еще на три месяца?! А потом пройдет еще месяц, за ним еще… прежде чем ты будешь готова к отъезду. Четыре месяца в Испании! Ты не можешь приговорить меня к подобному наказанию! А я-то думал, что ты меня любишь, – укоризненно добавил он.