Словом, она несколько растерялась, но на всякий случай принялась сторониться брата и оказывать подчеркнутое внимание Евгению Вюртембергскому. И с изумлением обнаружила, что на него ее чары не действуют. Он ее сторонился, дичился и вообще всячески давал понять, что она ему не нравится.

Ничего, по‑взрослому рассуждала Катрин, стерпится — слюбится…

Она всецело была погружена в мечты о своем будущем, и поэтому случившееся грянуло, словно гром с ясного неба.

11 марта она проснулась в другой стране. У прежней был император Павел Петрович I. У новой оказался император Александр I Павлович. Раньше Катрин была сестрой великого князя, теперь она стала сестрой императора. А ненавистная Елизавета сделалась императрицей!

В первую минуту Катрин была поражена именно этим пренеприятнейшим открытием. И только немного погодя до нее дошло, что брат взошел на престол в результате государственного переворота, отца больше нет в живых, и ни Евгению Вюртембергскому, ни, стало быть, ей не оставлено ни одного шанса оказаться на престоле.

Боже мой, как она рыдала, как неистовствовала! Окружали ее одни идиоты: все решили, что великая княжна оплакивает отца.

Отец? Да ну, подумаешь! Неудачник! Единственным толковым замыслом его было назначить наследниками Евгения и Катрин. Но помешал Александр…

А может быть, он сделал это нарочно? Может быть, ему было невозможно перенести, что младшая сестричка станет императрицей? И ради этого он стал отцеубийцей…

Теперь она держалась с братом очень осторожно, вкрадчиво. Впрочем, он все равно никогда не смог бы заподозрить, что младшая сестричка, милая глупышка, ведет какую‑то свою игру. Да и никто не мог бы! Так считала Катрин.

И тут она ошибалась. Ее коварство было ясно, как день, не только ее брату Константину, но и «белой мыши», новой императрице Елизавете. Причем ясно уже давно!

Когда Елизавета смотрела на своего деверя, она содрогалась. Это было истинное чудовище. Даже члены его семьи считали его таковым. Бедная сестра Анна, которая сбежала от этого ужасного существа и предпочла навеки похоронить себя в глуши, только бы никогда больше не находиться рядом с мужчиной — после Константина все они казались ей свирепыми животными.

В понимании Елизаветы великая княжна Екатерина Павловна была таким же свирепым, беспощадным животным, как и Константин, но она была хитра, как змея, умна и осторожна. Вся семья была очарована ею и плясала под ее дудку. Да и Александр во всем потворствовал ей.

Когда‑то, много лет тому назад, Елизавета очень ревновала его из‑за этой любви. Сначала она наблюдала, как Екатерина надувала губки и подольщалась к Александру, чтобы что‑нибудь получить, а потом она неожиданно осознала, что великая княжна стала уже достаточно взрослой, красивой женщиной и что обращение с братом походит уже на флирт. Самое ужасное, что Александр этот флирт поддерживал — чем дальше, тем охотней. Елизавета равнодушно относилась к тому, что он дарит драгоценности Марии Святополк‑Червинской, теперь Нарышкиной. Но когда Катрин вынудила брата подарить ей жемчуг, который Елизавете оставила императрица Екатерина Алексеевна (просто выцыганила у него эти несчастные подвески, аграф и колье, холодно сообщив, что жемчуг никогда не шел его жене!), тут уж Елизавета всерьез забеспокоилась, ведь когда‑нибудь эта расчетливая тварь может потребовать у брата голову ненавистной невестки…

Единственный человек — мать — была в курсе тревог молодой русской императрицы:

«Сегодня он возвращается, дорогая маман, и я боюсь, что обстановка здесь очень опасная. Я немногое могу сообщить вам, потому что, как вам известно, я не пользуюсь его доверием. Он редко разговаривает со мной, а сама я не смею подойти к нему. Несмотря на ту боль, которую я испытала и продолжаю испытывать от его равнодушия ко мне и в связи с присутствием при дворе этой твари Нарышкиной, у меня к нему остается самое большое и преданное чувство. Двор привело в ярость заключение пакта с Наполеоном Бонапартом, и его сестра, о которой я писала раньше, плетет интриги, направленные против него…»

Это отрывок только из одного письма Елизаветы, но все остальные полны тревожных полунамеков.

Она только изумлялась легковерию Александра. На самом деле ее супруг вовсе не был таким благостным и великодушным порфироносным красавцем, каким его обычно представляло общественное мнение. Императрица Екатерина Алексеевна пыталась переделать его характер по образу своему и подобию, однако почва была не столь благодатная, как ей хотелось бы. Получился очень нервный, лживый, любящий уединение мизантроп, вынужденный притворяться гуманистом. При этом Александр обладал неумолимой волей и огромным чувством собственного достоинства. Когда требовалось, он мог быть жестоким.

Иногда его терзали приступы малодушия, и это было самым слабым местом его натуры. Жестокость требует последовательности, так же, как и гуманизм. Все требует последовательности! Но Александр не умел быть последовательным ни в чем. В этом смысле он мало напоминал своих немецких предков, а был совершенно русским человеком.

Никто так, как Елизавета, не знал, какие демоны грызли его, сколько раз он кричал по ночам от ужаса, потому что призрак задушенного отца вдруг наклонялся над его ложем и шептал что‑то невнятное и укоряющее, пытаясь растянуть сдавивший горло белый шарф. Неужели Александр так и не повзрослел, неужели не научился читать в сердцах людей? Мерзкая девчонка Катрин никого не любит, кроме себя! Неужели Александр принимает заигрывания сестры за чистую монету, так ослеплен этой мегерой, что не замечает зависти и лживости за маской веселости и бесцеремонности? Неужели он верит в то, что сестра любит его? Или же он видит ее насквозь, а эта братская снисходительность — лишь зловещая роль, так хорошо разыгрываемая, что даже сама Катрин поверила?

Так или иначе обстояли дела, Елизавета не сомневалась: Катрин изображает из себя веселого котенка лишь до тех пор, пока Александр не наступил на ее игривый хвостик, не ущемил ее интересы. Но стоит ему сказать ей хоть слово поперек, и, как говорят русские, пойдут клочки по закоулочкам!

Елизавета поняла, что оказалась права, когда Катрин вошла в возраст невесты и по европейским дворам пронесся слух, что ей подыскивают мужа. Немедленно последовало предложение — и от кого! От самого Наполеона Бонапарта!

Сначала предложение держали в тайне от невесты. Мария Федоровна беспрестанно совещалась с посланником Коленкуром, а вообще‑то все чувствовали облегчение. Очень уж вовремя поступило предложение! Ведь буквально за несколько дней до его поступления Катрин получила печальное известие — в военных действиях со Швецией, в сражении под Иденльсами, погиб князь Михаил Петрович Долгорукий, в которого Катрин некоторое время назад вдруг влюбилась, причем настолько сильно, что даже стала поменьше думать о царственном брате и обо всех своих честолюбивых замыслах.

Сказать по правде, Михаил Петрович был вполне достоин и пылкой любви, и того, чтобы сделаться соперником самого императора. В описываемое время ему было около тридцати восьми лет. У него была блистательная боевая биография: в шестнадцать лет участвовал в походе на Кавказ, затем принимал участие в войне с Персией, девятнадцати лет побывал в Париже с особыми поручениями. Красавец, умнейший человек, он проводил время между беседами с учеными людьми и обольщением прекрасных дам, среди которых были, между прочим, Жозефина Бонапарт, мадам Рекамье, мадам де Сталь, Каролина Мюрат… Знаменитая княгиня Евдокия Голицына по прозвищу La princesse de la Nuit, Принцесса Ночи, была по уши в него влюблена и умоляла мужа о разводе, надеясь сделаться княгиней Долгорукой. Сам Наполеон оказывал ему благосклонное внимание и перед отъездом подарил пару пистолетов знаменитого Бертье.

Вернувшись в Россию уже после трагических мартовских событий, Михаил Долгорукий был определен флигель‑адъютантом к Александру Павловичу, во время военных действий при Аустерлице был ранен и награжден золотой шпагою с надписью «За храбрость». В 1808 году, когда открылась война со Швецией, его назначили начальником Сердобольского отряда. Разумеется, не все время пребывал он на фронтах, частенько возвращался ко двору, и тут покорял прекрасных дам направо и налево.

Внезапная к нему склонность великой княжны Екатерины на некоторое время очень сильно поссорила императора с матерью. Александр смотрел на развивающийся роман с удивительной благосклонностью. Марья Федоровна понять этого не могла и бесновалась, упрекая сына в желании сдать с рук своевольную сестру, которая могла бы сделать блистательную партию. Елизавета Алексеевна прекрасно понимала, что ее свекровь, при всей своей недалекости и непроницательности, на сей раз попала не в бровь, а в глаз. Именно что избавиться от агрессивной, опасной сестрицы и хотел Александр. А это значило, что цели Екатерины были ему совершенно прозрачны, а суть натуры — ясна, причем давно. И ему пришлось поговорить с матерью совершенно откровенно, что привело ее в совершенно ужасное состояние. Она поражалась, что не видела истинного лица собственной дочери, одержимой такой жаждой власти, что она готова была на нарушение всех запретов Божьих и человеческих ради трона. В самом деле — брак с добродушным и беззаветно преданным императору Михаилом Долгоруким надолго, если не навсегда, исцелил бы ее от беспочвенных мечтаний. Согласие на брак было дано, курьер отправился на театр военных действий с радостным для Долгорукого известием, однако по злобной насмешке судьбы попал как раз к моменту отправки мертвого тела князя в тыл…

Вот уж воистину — судьба шутила с ним! Как раз накануне решающего сражения князь поссорился с генерал‑лейтенантом Тучковым‑первым и предъявил права на командование в предстоящей атаке. Якобы на то была воля государя. В доказательство он предъявил письмо Александра, незадолго до того полученное. Тучков, впрочем, отвечал, что подчиняется прежде всего главнокомандующему Буксгевдену, именно его приказ ему нужен, чтобы сложить с себя полномочия, а без того младшему в чине он командования не уступит.