— Ты думаешь, мне не наплевать на это?

Командующий посмотрел на сэра Томаса, стоявшего теперь за спиной жены.

— Остановите ее!

Каролина быстро обернулась через плечо на своего мужа. Но Джон не мог воспользоваться этим моментом, Каролина не ослабила нажима.

— О! Наконец-то наш стареющий герой. Что-то вы долго собирались. А где другие?

— За ними отправился дворецкий. — Голос сэра Томаса был лишен всякого выражения. — Король никуда не денется. Отпусти его, Каролина!

— Скажите, какой умник нашелся, — засмеялась Каролина, но смех ее был ужасен. — Здесь командую я, мой дорогой супруг. Заткнись и делай, что тебе говорят. Ну-ка заставь Джона встать на колени перед нами. Пусть встанет на колени перед своим королем.

— Он безоружен, Каролина, — мягко сказал рыцарь. — Нет необходимости делать что-либо, пока не подоспеет охрана. Отпусти короля, я сказал.

— Ты трус, — прошипела она. — Боишься, что он убьет тебя. Подумаешь…

— И ты этого хочешь? — спросил сэр Томас, не веря собственным ушам.

— Может быть. — Она пожала плечами. — Но ведь нельзя получить все разом. Пока довольствуюсь другим.

Молодой король стонал от боли, кинжал все глубже впивался ему в кожу, уже его острие рядом с артерией. «Все. Другого выхода нет», — решил Джон. Как только она посмотрит на кого-то другого, он бросится на нее.

— Ты ведь Дуглас, мой дорогой супруг. Несмотря на то, что сделала твоя драгоценная дочь, предав меня и предупредив эту дрянь королеву, тебе простили грехи.

— Дженет? — изумленно переспросил сэр Томас.

— Вы сражались при Флодден-Филд, — повернулся Джон к старому вояке. — Вы были верны своему королю. Не допустите, чтобы из-за верности клану оказалась поругана ваша честь. Верность королю выше всего остального.

— О! Дженет — эта слепая летучая мышь. Глупое порочное существо, которое вы некогда именовали дочерью. Если бы не она, Джон Макферсон был бы уже мертв. Но я-то о ней позаботилась. Я выжила ее.

— Выжила Дженет? — недоверчиво переспросил сэр Томас.

— Томас, — прервал Джон, — помнишь кровь и людей, которых мы потеряли в битве с англичанами за свободу и независимость? Разве ты не понимаешь, что делает Ангус с нами? С Шотландией? Он уже призвал императора ввести в страну войска. Не позволяй, чтобы это случилось, Томас.

— Он умрет, Джон. Мальчишка умрет, — заявила Каролина. — Его смерть ничего не значит ни для кого. Королем будет Ангус. Наконец-то королем станет Дуглас.

Сэр Томас, казалось, пришел в себя, в его глазах вспыхнул гнев, он шагнул к жене.

— Прекрати, Каролина. Ты сумасшедшая. Ты не можешь убить короля. Отпусти его! Сейчас же!

— Отойди от меня, трус, — прошипела Каролина. — Ты никогда не был мужчиной, ни в постели, ни где бы то ни было. У тебя жила тонка. Можешь спрятаться за меня, чтобы не видеть крови. Или убирайся отсюда вообще, если мужества у тебя еще меньше, чем я думала. Давай, быстро!

Она подняла руку.

— Останови! Останови ее, сэр Томас! Это не вопрос богатства клана или его чести. Это наш король, наше будущее. Во имя господа бога…

Кит перехватил рукоятку кинжала, но Каролина не выпускала оружия. И вдруг остановилась.

Джон схватил ее руку в тот момент, когда в грудь Каролины, чуть не задев его, вонзился меч сэра Томаса. Тело женщины напряглось на минуту, ее глаза опустели.

Король выхватил из ее руки кинжал. Тело Каролины сползло на пол. Все, оцепенев, уставились на мертвую женщину, на кровь, капающую с меча старого рыцаря.

— Другого пути не было, Томас, — вымолвил Джон. Сэр Мол обреченно смотрел на мертвую жену.

— Сир! — В комнату ворвался Кэвин. Он бросил удивленный взгляд на лежащую на полу женщину. — Мы не дали дворецкому объявить тревогу и позвать на помощь. Но у нас мало времени. Нас ждут отдохнувшие лошади. Нужно спешить!

Джон взглянул на молодого короля, устремившего глаза на еле стоящего на ногах рыцаря.

— Я никогда не забуду того, что вы сделали, сэр Томас. Я поклялся, что, став свободным, обрушу свой гнев на каждого из клана Дугласов. Вы заставили меня понять, что свое решение я должен пересмотреть.

Кивнув, король подошел к кувшину с водой и смыл со своей шеи кровь. Джон положил руку на плечо сэру Томасу.

— Я искренне сожалею, — сказал он.

— Дело было не в вас. — Сэр Томас обратил на него налитые кровью глаза. — Она сама навлекла на себя смерть. Я слишком долго был слеп. А теперь уже поздно. Она мертва, а другая, которую я любил еще больше, потеряна для меня.

— Вам не придется терять ее, Томас, — сказал Джон. — Если вы захотите, теперь, когда нет Каролины, она вернется к вам. Но вы должны будете обрести и сына. Это цена, которую непременно потребует ваша дочь.

Лицо рыцаря просветлело.

— Это очень маленькая цена. Я готов заплатить ее. Дэвид — славный парень.

— Да, — сказал Джон, — вы убедитесь, что лучше и не бывает.

Король и его спасители направились к двери.

— Минуту, — остановил Джона сэр Томас. Он быстро написал что-то на листе бумаги за столом короля и запечатал записку своей печатью.

— Поторопись, Джон, — крикнул от двери Кэвин. Он прав. Как бы им не пришлось пробиваться силой к выходу из замка.

— Возьмите это письмо, — сказал сэр Томас. — На нем моя печать. Оно адресовано Ангусу. Если вас остановят, оно поможет вам избежать бойни.

Джон взял письмо. Оно было важнее для освобождения короля, чем их мечи. Он протянул руку, и старый рыцарь пожал ее.

— Что вы написали там? — спросил Макферсон.

— Только слова: «Его время пришло».

30.

Замок Драммонд, Северная Шотландия


«Этого не может быть», — думала она.

Мария больше не сдерживала слезы. Распахнув дверь, она вбежала в свою спальню. Несколько минут стояла, прислонившись спиной к тяжелой дубовой двери, скользя невидящим взглядом по мебели. Затем, упав на колени, зарыдала.

Раздался осторожный стук, в комнату скользнула Элизабет, и Мария торопливо вытерла слезы.

Она пыталась укрыться в спальне, чтобы в одиночестве преодолеть душившее ее отчаяние. Тем не менее с приходом Элизабет она почувствовала облегчение и благодарность к подруге, на лице которой читались забота и участие. Нежные отношения, возникшие между ними в аббатстве Хоулируд, переросли в крепкую дружбу. Мария раньше никогда таковой не знала. С художницей она не королева, а ее подруга.

— Есть что-то новое? — спросила Мария.

— Нет, пока еще рано. Даже если они сумели освободить его в замке Фолклэнд, то неизвестно, с каким сопротивлением им пришлось встретиться в замке Стирлинг.

Марии удалось справиться со слезами, но ее выдавали опухшие глаза и дрожащий голос. Элизабет обняла ее, и Мария снова залилась слезами.

— Что сказал лекарь Фионы, Мария? — спросила Элизабет. — Он объяснил, что с тобой?

Мария чувствовала себя такой глупой. Всего лишь несколько минут назад она задыхалась от рыданий, придя в отчаяние от того позора, какой она принесла семье, друзьям. Но сейчас она женщина, познавшая страсть и веру в любовь. Ей хотелось в одно и то же время и плакать и смеяться. Но как это объяснить Элизабет… да и всем остальным?

В глубине души она радовалась известию. Свершилось чудо. За четыре года брака ей не дано было зачать наследника человеку, которого она не любила. Одна, всего лишь одна ночь с любимым — и вот она носит в себе его ребенка.

Ее слезы были слезами радости и слезами печали. Она никогда не скажет Джону об их ребенке. Никому не скажет. Она уже знала, что ей предстоит. Ей нужно уехать в Кастилию и прожить там свою жизнь, как прожила свою ее мать. И она сама вырастит своего ребенка. Иоанна поможет ей, наверняка поможет. Мария в этом уверена. Ее мать сама испытала сокрушительную любовь, и ей известно, что чувствует женщина, когда у нее отнимают любимого.

— Ты не должна переживать все одна. Амброуз и я можем помочь. Позволь нам сделать это.

Мария застенчиво улыбнулась подруге.

— Со мной все в порядке. Так сказал врач. Ты напрасно беспокоишься.

Элизабет мягко улыбнулась, взяв руки Марии в свои и подводя ее к столу. Она приготовила питье и подала ей.

— Ты не должна скрывать от него это, — сказала она, протягивая Марии чашку. — Тебе надо сказать ему.

— Кому? — спросила удивленно Мария. Она ни словом не обмолвилась Элизабет о Джоне и о том, что произошло между ними, а всего лишь поделилась с подругой своим нежеланием выходить замуж и намерением помочь освобождению молодого монарха. Правда, рассказала, как Джон спас ее в море, когда она бежала от своего брата. Как он пекся о ее ранах, но о том, что он завоевал ее сердце, она промолчала. Неужели ее чувство так легко разгадать?

— Ты должна сказать об этом Джону.

Мария покраснела.

— Не знаю, — откашлялась она. — Вряд ли сэра Джона интересует мое здоровье.

Элизабет минуту молча смотрела в лицо молодой женщины. Желание оберегать Марию поначалу удивляло ее саму. Ведь она не чувствовала этого по отношению к своей сестре Мэри, гораздо более беспомощной и наивной. Но что-то в намерении Марии самой определять свою судьбу импонировало Элизабет. Она-то знала, что это такое, когда за тебя решают твою жизнь. Знала, каково сражаться против этого.

— Могу тебя заверить, что твоя жизнь для Джона очень важна, — настаивала Элизабет. Румянец, опять заливший лицо Марии, дал ей основание продолжать. — В Джоне очень многое от Макферсонов. И могу заверить тебя, что, когда вопрос касается их женщин, все Макферсоны одинаковы. Амброуз и я женаты только четыре года. Но спроси Фиону — их браку с Алеком двенадцать лет. Или спроси их мать, леди Элизабет. Она прожила со своим мужем Александром всю жизнь. Она первая скажет тебе, что, хотя ее сыновья принадлежат новому поколению, все они однолюбы.

Элизабет замолчала. Мария ловила каждое ее слово.