— У нашего короля родился сын, монсеньор, и он желает, чтобы вы оповестили об этом столицу. Ребенка назвали Филипп, и, я полагаю, его будут звать Богоданный.

— Благословенно будет небо, — восклицает канцлер. — Не время падать в обморок, молодой человек. Пусть звонят во все колокола, а герольды пусть оповестят весь город в ожидании нашего короля, просьбу которого исполнил Бог.

Город украсили флагами с королевскими лилиями. Толпы у входов в церкви поют веселые песни. На улице окликают англичанина, который не понимает, что происходит: «Бог послал нам короля, от которого ваш король когда-нибудь получит позор и несчастье…»

Генрих II Плантагенет не любил Париж. Алиенора тоже. Их обвиняют в преследовании архиепископа Томаса Беккета, который был близок и милосерден к убогим.


В отличие от всеобщей радости, царящей во Французском королевстве, при английском дворе происходит одна неприятность за другой. Войны Плантагенета, требующие огромных затрат, стали достаточным поводом, чтобы настроить против него часть населения. Смирение сеньора Риса в 1163 году было только видимым, мятеж в Уэльсе разгорелся еще сильнее и очень дорого обходится стране.

Ричард де Клер, граф Пембрук[105], приближенный короля Генриха, начал войну, приказав убить племянника сеньора Риса. Ответ не заставил себя ждать. Валлийцы с севера, из центра и с юга тотчас же объединились против англичан.

Генрих II, сожалея о таком повороте событий, послал две армии — не меньше тысячи наемников: одну на Пасху 1165 года, другую — несколько недель спустя. Чтобы заплатить своим армиям, Плантагенет прибегнул к непопулярной мере — введению нового налога. Придется откладывать про запас пшеницу, ячмень, рожь, овес для лошадей… отдавать армии головки овечьего сыра и знаменитый грут[106], без которого никого не сдвинешь с места. Хотя с хаосом, царившим во времена правления Стефана, было покончено, новый порядок стал обходиться слишком дорого. Подобная королевская политика, достаточно опасная во время кампании, вызывала возмущение среди простых людей, которые в прежние времена были полностью на стороне Генриха II, казавшегося им здравомыслящим и многообещающим правителем. Жестокие законы преследуют не только за браконьерство, но даже за охапку хвороста. Генрих не является другом отшельников, монахов, кузнецов, не жалует также бродяг, которые греются у костров из хвороста в тех лесах, где прячутся. В цистерцианские аббатства, где несчастные находят временное убежище, они нередко попадают полумертвыми от голода, как во времена Стефана. Постоянно растет число непокорных, преследуемых законом людей, неспособых обеспечить свое существование, ставших жертвами ростовщиков, неурожаев, стихийных бедствий. Однако судьба этих несчастных не беспокоит охранников и чиновников Плантагенета, которые считают, что о таких гражданах должен «позаботиться» закон, если они совершат малейший проступок: за воровство отрубают руку, за буйство клеймят. Особенно преследуют браконьеров: горе тому, кто польстится на чужую добычу. За подстреленного животного — особенно с ценным мехом — виновный заплатит жизнью.

Лето было чудесным, и Розамонда с высоты своих девятнадцати лет не замечала ничего, что творилось вокруг; своему любовнику-королю девушка готовила сюрприз — она ждала ребенка. Скоро наступит время наконец-то быть признанной, думает она. Генрих, это вполне очевидно, отдаляется от Алиеноры с каждым днем все больше. Розамонде же обещает златые горы. А почему не корону, когда настанет время? Ее самонадеянность мешает понять, что она не создана для обязанностей королевы и тем более супруги Плантагенета. Она не представляет себе всей тяжести этой роли. Мысль о том, что она вступила в конкуренцию с такой великой соперницей, но — по ее меркам — уже старой, которая не сможет часто рожать наследников, вызывает в ней чувство превосходства. Розамонда убеждает себя, что вовсе не скучает, ожидая то время, когда с победой вернется ко двору.

Алиенора же погружается в эту щемящую тоску, сопутствующую концу любви, депрессию женщины, измученной частыми родами. Маленькую Жанну, после рождения в октябре 1165 года, она помещает к остальным детям, в Фонтевро. Будут ли дети рады увидеть своего отца, властного и в то же время такого очаровательного, после столь долгого отсутствия? Может, они едва осмелятся поднять глаза? Любят ли они его? Алиенора в этом сомневается. Последнее материнство не делает королеву ближе к этому человеку, который когда-то был героем ее мечты. Победы Генриха над валлийцами — ложные победы, как и информация о том, что он больше не видится с красоткой Розамондой. Молодые Плантагенеты всего этого не знают, а может быть, им нет до этого дела, за исключением юного Генриха, потрясенного внезапным исчезновением Томаса Беккета с семейного горизонта.

Вернувшись из Англии, Генрих подозревает, что в Анже не будет радостно встречен своими близкими… Где то радостное время, когда, несмотря на усталость, он карабкался по лестнице в башне, чтобы застать свою красавицу в постели? Плантагенет бросил Алиенору более грубо, чем хотел… Когда он говорит о верности — то речь идет о той верности, которую требует от других. Верность вассала — сеньору, супруги — своему господину. Король остается глухим к упрекам своего капеллана и предпочитает платить за отпущение грехов. Он не скупится на дары и подарки.

Всегда бдительная мать встречает его первая. Матильда знает, до какой степени кампания, которую он вел в Уэльсе, была ужасной.

— В течение этого 1166 года, моя дорогая матушка, — говорит Генрих, приветствуя ее, — я не прекращаю укреплять башни и стены вдоль пограничных марок Уэльса[107]. Но я опасаюсь нападения Оуена и де Риса на Руддлан. Хьюго де Честер подводит подкрепления. Эти валлийцы неуловимы и страшно агрессивны.

Матильда знает о его намерении покорить также Ирландию. Не изменит ли ему всегдашнее мастерство, быстрота, отвага? Тем не менее этот отважный сын не осмеливается разговаривать со своей матерью об Алиеноре, уязвленный, что его не встречают как героя. Супруга не прощает ему связи с Розамондой, король понимает это. Действительно, он увлечен этой блондинкой, но не помышляет отказаться от своих супружескоих прав. Он не хочеть потерять Алиенору, а еще меньше — ее владения. Генрих не может разгадать, какой талант дипломатии проявляет Матильда, чтобы облегчить горечь, которую испытывает невестка.

— Идите скорее к своим детям, сын мой. Похвалите вашу супругу за воспитание, которое она им дает. Ободрите королеву. Эта женщина любит своих детей даже больше, чем любит вас. Она вам умно и очень умело помогала. Не критикуйте методы ее воспитания и не отказывайтесь от готовности всегда быть вам полезной. Позвольте себе устроить короткий отдых, прежде чем возвращаться в Британию, чтобы покорить этих упрямцев. Что бы вы сказали о небольшой передышке с Алиенорой в Фонтевро, где анжуйцы в чести с основания аббатства? Там вы увидите ваших двух самых младших дочерей. Вы еще даже не знакомы с маленькой Жанной.

Он согласно кивает. Мать пристально глядит на сына, пытаясь оценить размер семейного краха. Генрих берет себя в руки и продолжает разговор, зная, насколько богата императрица и как могла бы ему помочь, если бы захотела.

— Матушка… помогите мне осуществить брак моей дочери Матильды с Генрихом Львом. Я должен буду дать приданое, поэтому собираюсь повысить чрезвычайный дополнительный налог и, несомненно, назначу обложение в размере одной марки с рыцаря. Мой судья Ричард де Люсе будет требовать уплаты его нашими баронами и конечно же нашими добрыми аббатами. В Англии они верны мне. Конечно, эти разгневанные англичане хотели бы быть освобожденными от чрезвычайной помощи на «замужество невинной дочери»[108]. Вы ведь одобряете этот брак, матушка? Алиенора специально появится в Англии, чтобы приготовить приданое для нашей дочери.

— Ну конечно, Генрих, вы можете рассчитывать на меня. Моя привязанность к вам велика. А теперь ступайте к вашим детям и супруге.

После возвращения Генриха Алиенора буквально не сказала ему ни слова. Она с ним разминулась, но Плантагенет понял, что королева согласна поехать с ним в Фонтевро, чтобы увидеть младших дочерей, Алиенору и Жанну. Однако она не приложила усилий, чтобы присутствовать при разговоре, который состоялся у него со старшими детьми, предпочтя оставить их наедине. Эти подростки совершенно растеряны перед лицом семейных неурядиц. Генрих Младший подходит к своему отцу, обескураженный, потому что нет ни матери, ни его доброго учителя Томаса. Матильда вся ощетинилась, испуганная, что придется уехать к совершенно незнакомому ей человеку — будущему супругу — в холодные восточные края, о которых она ничего не знает. Ричард скрывается за дверью. Остается Жоффруа… Он бросается в ноги отцу, тот его поднимает. Во взглядах старших — налет грусти и как бы вызов. Генрих не ожидал встретить такую холодность. Вернувшись в зал заседаний, он спрашивает себя, стоит ли ехать в Фонтевро. Бунт со стороны близких касается его так же, как мятежи со стороны врагов. Плантагенет считает, что заслуживает большего внимания и предупредительности со стороны супруги. При других обстоятельствах ему понравилось бы заставить Алиенору покориться как прежде. Сделать ей еще одного сына, который мог бы противостоять сыну Людовика VII, этому Филиппу Богоданному, у которого в венах течет тевтонская кровь.

Глава 25

В фонтевро. Песнь черного лебедя

В конце концов Алиенора и Генрих отправились в Фонтевро с малочисленным эскортом и небольшой охраной. Им не о чем было говорить, разрыв между супругами никогда не афишировался, но был достаточно глубоким. Алиенора приготовила много подарков, платья и шубы для самых младших. Генрих не желал торопиться, чтобы не утомить супругу. Королю не хотелось делать ей слишком много уступок. Он только что узнал, что на границах Пуату и Бретани снова назревал мятеж.