Маривонн Микель - Королева Алиенора, неверная жена

Но в замке Алиеноры нет… Кормилица передает от нее последнее послание:

— Королева доверила мне свой секрет, — говорит Нанн, — она сказала: «Наше счастье, мое и Генриха, всегда на перекрестке дорог и под навесом шатра. Именно там я нахожу того, кого люблю, и кто меня любит. Немного удачи, и я его догоню».

— Но эти расстояния изнуряют, — шепчет Эрменгарда, — и на улице холодно! Она идет за своей судьбой, и здесь мы ничего не можем поделать, моя храбрая Нанн, — заключает виконтесса.

Томас Беккет на вершине славы. Кажется, все улыбается Плантагенету. Если он и превосходит всех своим оружием, дипломатическими и административными успехами, то всем этим обязан одному Томасу Беккету, — так считают все по обе стороны Ла-Манша. Томас — человек уравновешенный, методичный трудяга, он умеет гасить приступы слепого гнева короля. Томас хорошо знает право, чтобы служить королю, отказывать в необоснованных и неправомерных исках, удовлетворять просьбы пострадавших, ограничивать всеми средствами амбиции знати, которая завладела властью и доходами королевства при слабом короле Стефане.

— Дорогу великому канцлеру английского королевства, дорогу Томасу Беккету!

В это прекрасное июньское утро 1158 года, взгромоздившись на повозку, одетый в великолепное вышитое шелковое блио, отделанное горностаем, он, улыбаясь, приветствует толпу. Томас собирается проехать по Большому мосту в Париже. Канцлер влюблен в этот город, где обучался, будучи молодым писцом. Он оценивает свой путь с чувством выполненного долга перед этим королем-победителем.

Некоторые парижане отпускают критические замечания по поводу вереницы шикарно разодетых пажей с эмблемами, украшенными гербом короля Англии[66].

Они поражены лаем свор псов, сдерживаемых силой своих хозяев. Эти собаки могут охотиться на дичь, но так же яростно броситься на толпу. Добропорядочные граждане видят в этом шествии лишние расходы, и их тревожит богатство, продемонстрированное канцлером короля Англии. Более легкие упряжки мулов прошествовали, перевозя королевскую посуду, золотые и серебряные чаши, кубки, ложки, ножи, тарелки с королевской печатью. Замыкают эту походную выставку, оправдывая ее роскошь, воины короля Англии, идущие с видом победителей, за которыми следуют конюхи, ведущие шагом крепких, хорошо обученных лошадей. Всадники наблюдают за ними, находясь в седле, это цвет англо-нормандской знати, узаконенной Генрихом Плантагенетом. При английском дворе знать с трудом идет на сделку. Парижане озабочены расходами, вызванными приемом гостей. Не окажутся ли захватчиками? Но Томас подтвердил, что его повара добывали провизию в окрестностях города, платя на месте за мясо, рыбу, фрукты столько, сколько с них требовали.

Однако, несмотря на аплодименты и приветственные крики на улицах, не все встретили Томаса Беккета с восторгом. Будет ли он вести себя благородно по отношению к королю Людовику VII? Предусмотрительный король все время повторяет Томасу то, что уже говорил:

— Я чувствую себя неловко оттого, что вынужден предоставить вам жилье в донжоне[67] башни и вокруг нее, но наше королевство небогато. Тем не менее в нашем старом королевстве есть хлеб, вино и веселье. Правда, — продолжал король, — вы сюда уже приезжали, будучи молодым клириком…

— Да, я слушал лекции Абеляра на горе Сен-Женевьев, участвовал в спорах об универсалиях в компании молодых людей, приехавших со всех концов света. В Сен-Виктор я встречал бывших учеников Гийома де Шампо и Юга Шартрского. Прекрасные воспоминания… Там были шведы, поляки, немцы, итальянцы, испанцы и даже несколько англичан.

— Вы сейчас затронули чувствительную сторону в жизни нашей столицы. Надо призвать к порядку эту беспокойную молодежь, и наш добрый архиепископ заботится об этом. Необходим эдикт, чтобы умерить злоупотребления. Эдикты для всех событий повседневной жизни, не правда ли?

Томас думает о том, что надо было бы поговорить о проекте брака между двухлетней Маргаритой, дочерью Людовика и Констанции Кастильской, и Генрихом Младшим, который на два года старше. Он ждет, что Людовик даст повод сделать это предложение, догадываясь, чего стоит королю Франции такой демарш. Томас тайком наблюдает за ним, он чувствует близость к этому человеку. Этот король не показывает своего разочарования. Томас распространяется на тему, которая должна сблизить его с Людовиком: претензии грозного Фридриха Барбароссы, германского императора, который чистит свое оружие, чтобы напасть на Милан, а затем отправиться на завоевание Рима.

— Он рассчитывает взять выкуп с итальянских городов, — подхватывает Людовик, — и если мы не остережемся, Фридрих перейдет наши границы. К тому же он недавно женился на бургундской наследнице. Мне понадобилась поддержка девяти епископов Франции вместе с их епархиальными ополчениями, чтобы заставить его отступить к Шампани. Он переманил на свою сторону архиепископа Лиона, в венах которого течет бургундская кровь, а также графа Макона, Жирарда Вьенского[68], чтобы заставить его напасть на Гига из Фореза, моего собственного крестника. Архиепископ Лионский Геракл, родной брат нашего знаменитого Петра Преподобного[69], находится в руках воинственного тевтонского императора.

Томас, который разгадал маневры Гогенштауфена, реагирует точно так же, как Людовик, и утверждает, что убедил Генриха не сближаться с Барбароссой. Однако Генрих ведет опасную политическую игру между Французским королевством и империей и все время следит за Папской областью, которая может не сегодня-завтра подпасть под влияние Фридриха. Томас не одобряет этой вредной политики.

— Вы увидите, что Барбаросса навяжет нам Папу по своему выбору и коронуется в Риме, о чем мечтал Карл Великий.

Томас думает, что ему представился прекрасный случай открыто поговорить с Людовиком о франко-английском союзе.

— Вы здесь, сир, и король Англии тоже. Заключите между собой союз, и этим вы нарушите планы императора. Вас поддерживает духовенство вашего королевства. Сир, почему бы вам не заручиться еще поддержкой короля Англии? Этот союз мог бы оградить весь Запад от любых поползновений со стороны Востока. Естественно, если речь идет о союзе между английским и вашим королевствами, рассмотрите преимущества и поддержку, которые вам будут предложены Генрихом Плантагенетом. Он будет вести себя как вассал, готовый поддержать французскую корону. Маленькая Маргарита и маленький Генрих, чье воспитание будет доверено мне через несколько лет, будут хорошо защищены.

Казалось, короля эти доводы не убедили. В 1154 году он выдал замуж двух старших дочерей: одну, Марию, за графа Генриха I Шампанского, а другую, Аэлис, за Либо V, графа Блуаского, чтобы создать союзы, которые противостояли бы Генриху Плантагенету. Непосредственный соперник Генриха Плантагенета — граф Тибо, — не владел ли он землями, соседствующими с его недругом? Это доставляло удовольствие Людовику.

Томас догадывается, что король Людовик думает о тех поражениях, которые потерпел в Нормандии. С первых дней женитьбы на Алиеноре Генрих Плантагенет сделал из этого честного и искреннего человека своего непримиримого врага. Можно ли простить человека, который увел у вас жену? Союзников против Генриха найти нетрудно: граф Генрих Шампанский, ходивший вместе с Людовиком в крестовый поход, и его младший брат граф Тибо Блуаский, а также граф Жоффруа, собственный брат Генриха Плантагенета, лишенный им наследства, граф Робер де Перш, брат Людовика.

К несчастью, оружие всегда делало Генриха победителем, и претензии Капетингов на завоевание трех огромных вассальных владений — нормандского, анжуйского и аквитанского — никогда не осуществлялись[70]. Людовик пытался осадить крепость Нефмарше, но тщетно! Укрепленный город, на короткое время оказавшийся в его руках, был снова отобран Генрихом. Армия последнего сеяла смерть и ужас в нормандском Вексене, и Людовик чувствовал себя не в силах сражаться с обезумевшими наемниками. А теперь именно этот нормандский Вексен, столько раз атакованный, потерянный и вновь взятый, стал ни с того ни с сего предметом обсуждения в качестве приданого маленькой Маргариты, которую Людовик и ее мать Констанция прятали от чужих глаз.

Томас это прекрасно знал. Хватит ли у него смелости говорить с этим, сотни раз обиженным человеком, полным гордости и самолюбия? К огромному удивлению Томаса, Людовик делает первый шаг.

— Ваш король послал вас потребовать нормандский Вексен, конечно, вместе с замками Жизор, де Волрей, де Нёпль и, кстати, просить руки моей дочери? Не хочет ли Генрих Плантагенет построить сплошную стену для своей новой империи, от Байонны до Кале? Отремонтировать Жизор, Нёпль, Шпион… Внедриться в Аквитании, взять назад Туар и, покорив Англию, захватить Бретань. Он ненасытен.

— Вы хорошо знаете, сир, что, в конце концов, мир стоит не так дорого, как война, когда стороны не равны. Из всех закоулков королевства слышатся только восхваления вашего чувства справедливости, миролюбия, вашей заботы отдать угнетенному то, что ему полагается! Среди жалоб, направленных вашим вассалам их подданными, одна состоит в требовании вашего суда, поскольку они пренебрегают судом сеньоров! Вот хорошие подданные, которые преступают из любви к вам законы своих сеньоров, предпочитая им законы короля. Это самый большой комплимент, который можно сделать королю.

Томас произнес именно те слова, которые и следовало произнести, такие, которые скрепят их дружбу.

— Если бы я был уверен, что вы сможете следить за воспитанием нашей маленькой Маргариты при английском дворе, я бы ее вам доверил. Вы являетесь человеком чести, Томас Беккет.