Несколько столиков оказались свободны, я повел Делэни к одному из них в дальнем углу, указывая на кабинку возле сцены с огромным альбомом песен на выбор на стойке.

– Думаю, что записываться нужно вон там.

– Ты действительно ждешь, что я туда пойду? – ее глаза были похожи на два огромных бассейна.

– Да, – кивнул. – Действительно жду.

– Кажется, сначала мне нужно выпить.

Не так давно мне нужно было выпить, чтобы встать с постели утром. Не высовываясь, я остановил официантку. Сделав заказ, Делэни с неохотой записала свое имя у парня в кабинке.

– Ты не заглядывала в альбом, – заметил я, когда она вернулась.

– Я знала, какую песню хочу исполнить.

На смену паре пришел худой пожилой мужчина в спортивных очках и свитере-жилете, который более-менее прилично имитировал Эминема.

– Да? Что ты собираешься петь?

Принесли наши напитки: фруктовый коктейль для Делэни и пиво для меня. Она сделала нервный глоток.

– Узнаешь, когда я туда поднимусь, если не струшу.

– Ты не такая.

Она грустно, пренебрежительно улыбнулась.

– У тебя сложилось такое впечатление после моего побега от тебя из дома Тревиса?

– По правде говоря, да. Любая другая была бы готова юркнуть со мной за ближайшее дерево, – поднёс бутылку ко рту не потому, что хотел глоток пива, а чтобы не потянуться через стол и не сожрать ее, – но не ты.

Делэни гребанная Фрейзер.

В ней было что-то особенное. Не могу понять, что именно. Возможно, я просто жил в пузыре последнее десятилетие или около того, а Делэни только кажется не такой как все, потому что она не раздвигающая ноги фанатка «Nothing but trouble» или подающая надежды актриса Лос-Анджелеса. Но что-то мне подсказывало, что дело не в этом.

Мы посмотрели два следующих выступления. Вернее, Делэни наблюдала за ними, а я – за Делэни. Она сидела на краю стула с напитком в руках и потягивала его через соломинку, покачивала головой из стороны в сторону в такт. Так что, когда она что-то сказала, мне пришлось попросить ее повторить вопрос.

– Я спросила, ты занимаешься чем-нибудь еще, кроме пения?

Вопрос прозвучал двусмысленно, особенно когда ее губы обхватывали трубочку, даря мне всевозможные фантазии. Я нахмурился, чувствуя, как поток возбуждения медленно схватил меня за яйца.

– Всем, чем пожелаешь.

Отследив очевидный и явный сексуальный подтекст в моих словах, Делэни выпустила соломинку, ее щеки стали такими же розовыми, как и ногти на пальцах ног.

– Я имела в виду в музыке.

С таким же успехом она могла проткнуть булавкой мой воздушный шарик. Я посмотрел вниз, проводя по конденсату, который накопился на пивной бутылке.

– Поигрываю на гитаре, – тихо бормочу я.

Делэни, должно быть, умела читать по губам, потому что она повела себя так, будто я объявил об этом через динамики.

– Гитара? Ты играешь?

Да, но только когда пишу песни. Напоминание о причине, по которой я, прежде всего, взял микрофон, было чертовски тяжелым. Я сурово кивнул.

– Что насчет тебя?

– Пение под фонограмму считается? – ее озорная улыбка возвратила мой разум в реальность. – Я пыталась играть на скрипке, а потом на флейте. Но если честно, была ужасна. Думаю, что отказавшись от этого осчастливила маму, которая была вынуждена слушать каждый день как я практиковалась. Я сдалась через пару лет мучений и осталась в хоре.

– Ха, хор?

– Не возлагай больших надежд, – она посмотрела на сцену. – Никто никогда не давал мне соло.

Но мои надежды уже возросли, как и другая часть моей анатомии. Я наклонился вперед на стуле, локти приподнялись от липкого стола. Нужно быть ближе к ней. Меня тянуло к чему-то, чего я не понимал. Она тоже наклонилась, я чувствовал ее учащенное дыхание.

– Дилани! – послышалось через динамики, а затем: – Прошу прощения, Делэни?

Мы оба откинулись назад, спины соприкоснулись с деревянными осями наших стульев. Момент потерян.

– Выходи и порви их, Дилани, – поддразнил я, вспоминая время, когда меня тоже назвали неправильным именем. В моем случае, все закончилось благополучно. Краска сошла с ее лица.

– Поверить не могу, что собираюсь сделать это, – сказала она, поставив пустой стакан на стол и встав. Твою мать. Ни в коем случае не позволю ей стоять надо мной, оставляя простор для воображения.

– Подожди, – всклочил на ноги, избавляясь от черной рубашки, которую ношу поверх белой футболки. Задняя часть костяшек моих пальцев прикоснулась к ее груди, когда я накинул ее ей на плечи, стягивая края вместе.

Шок осознания зажегся во мне, схватив за горло.

Делэни тоже заметила, ее глаза вспыхнули, венка у основания горла бешено запульсировала. Не в силах обрести контроль, я обнял ее, прижимая сладкое тело к себе. Чувствовалось когда-либо что-то так же хорошо, так же правильно? Будто Вселенная свела нас вместе. Но что мне действительно было интересно, то какого хрена это заняло так много времени?

Мудак из кабинки снова назвал ее имя и она, споткнувшись, подарила мне последний смущенный взгляд, прежде чем, извиваясь между столами, пробраться к сцене.

Я сел обратно с ощущением, будто пробежал милю по мокрому песку. Одновременно вымотанный и наполненный энергией. Тело гудело, разум жужжал, дышалось тяжело. Делэни заняла место в центре маленькой сцены, ее каштановые волосы сверкали под софитами. Она потянулась к микрофону, отрегулировала его, прежде чем быстро кивнуть в сторону кабинки. А потом посмотрела прямо на меня, вся такая сдержанная. Немного неуверенная, но спокойная и позитивно настроенная.

Я был впечатлен. Мне потребовались годы, чтобы набраться смелости и спеть перед публикой. Тысячи часов практики и друзья, находящиеся на сцене со мной.

Благоговение отошло в сторону от понимания, когда первые аккорды прошли через динамики.

Нет.

Из всех песен мира Делэни выбрала единственную, способную меня раздавить.

Конечно, она это сделала.

«Должен быть я» – песня «Nothing but Trouble». Она вывела меня из относительной безвестности на вершину чартов. Песня, которую я написал в состоянии глубокого опьянения, одурманенного ступора, когда боль в голове и сердце нельзя было больше сдерживать. Я не пел ее несколько лет.

Теперь моя лирика, эти осколки испорченных эмоций, перекатывались по дрожащим губам Делэни неподготовленным, но чистым голосом. Они оборачивались вокруг меня, натягиваясь. После каждой строки следует другая, они похожи на змей, опоясывающих мой живот, мою грудь, мое горло. Сжимали. Душили.

Паника поднималась по моим венам. Звук моего пульса был не настолько громким, чтобы заглушить поющий мои слова голос Делэни.

«Я обернулся, должно быть,

В тот бессмысленный день.

Говорят же, что все имеет последствия -

Моя ошибка страшнее всех бедствий.

Ты принял удар на себя,

Но на этом месте должен быть я,

Должен быть я,

Должен быть я.

Всё будет иначе - держись сильнее, крепче,

Удар и жизнь потрачена - на небесах невинный,

Но должен быть я.»

Текст был мрачным, но я наложил его на бодрую и жизнерадостную музыку, чуть ли не динамичную. Одной из причин, по которой я перестал ее исполнять, было то, что публика подпевала в ответ с чертовски счастливыми улыбками на лицах. Не Делэни. Возможно, она просто нервничала или не привыкла к свету, но могу поклясться, что она пыталась сморгнуть слезы из глаз. Она пела без каких-либо колебаний, никаких забытых слов или пропущенных битов. Она даже не смотрела на монитор перед ней с бегущими строчками, освещающий каждый слог в гармонии с мелодией.

Как только я услышал, как Делэни исполняет мою песню, она стала и ее. Будто она точно знала, что означали эти слова и откуда они пришли. Будто сама их написала. Когда последние аккорды стихли, Делэни неуклюже поставила микрофон на подставку и вернулась к нашему столу.

– Эй, – она появилась передо мной, слегка затаив дыхание, но сияя. Это делала с человеком сцена, даря кайф там, где надо. – Что думаешь?

От тебя просто жесть как захватило дух. Но вместо этого вышли резкие слова:

– Ты готова уйти отсюда?

Вспышка боли прокатилась по ее лицу.

– Да, конечно.

Бросив деньги на стол, я обхватил рукой талию Делэни и подтолкнул к выходу. Воздух снаружи пах выхлопными газами и травкой, но я глубоко вдохнул и провёл рукой по лицу. Делэни обеспокоено выскользнула из моих объятий.

– Ты в порядке?

Я опустил руку, открыл глаза. Стряхнул с себя эффект, который она на меня оказала. По крайней мере, достаточно, чтобы функционировать.

– Да. В порядке.

– А мне кажется – нет.

Я просканировал улицу в надежде сориентироваться. Направо или налево? Понятия не имел. Пение Делэни вытащило меня из раковины, я превратился в дрожащего, бесхребетного моллюска, стоящего на вонючей улице Лос-Анджелеса в долбанной бейсболке.

– Как дойти до твоего дома?

Делэни отвернулась и пошла. Я последовал за ней, пользуясь моментом, чтобы взять себя в руки. Мы прогуливались молча, не обменялись ни единым словом, пока не возвратились к ее многоквартирному дому. Я осторожно взглянул на нее. Я жил в местах и похуже. Черт, я жил на улице. Перебивался между этажами и скамейками или с кем-то, кто меня бы пожалел. Но все равно мне не хотелось оставлять Делэни здесь.

– Может я отвезу тебя к себе?

– На приватный концерт?

– На все, что захочешь, – пошевелил бровью, добавив щедрую дозу похоти, чтобы скрыть свое беспокойство. Как фокусник, скрывающий секреты своих трюков ловкостью рук, флирт был моим запасным вариантом, когда я чувствовал, что кто-то подбирается слишком близко.

Делэни попятилась к двери, ее участливые глаза смотрели прямо сквозь меня. Спрятался под лоском Шейна Хоторна. Получил беспристрастный взгляд за все проступки и грехи, которые держал под замком.