Еще один поцелуй. Делэни была неотразимой. Я бы с удовольствием забыл семейную историю, но она толкнула меня под ребра.

– Хватит, время истории.

Больше похоже на ночной кошмар.

– Мой отец был дальнобойщиком, поэтому его часто не было дома, а когда он был рядом, мы с Гевом знали, что лучше не возвращаться домой. Но нам приходилось, так как дома была мама. И каждый раз, когда он уезжал, мы умоляли ее собрать сумку и отвезти нас куда-нибудь, где он нас не найдет. Но она не хотела. Кроме одного раза.

В темноте я прищурился, вспоминая прошлое.

– Гевин был старше, и я думаю, он нервничал по поводу того, чтобы пойти в колледж и оставить нас одних, поэтому он одолжил машину у одного из своих друзей и отвез нас в какой-то приют. Никто из нас не был у врача в течение многих лет из-за отсутствия страховки, но приют предложил бесплатную медицинскую помощь. Когда пришла очередь моей мамы проверяться, они нашли у нее рак. Я даже не знаю, что это был за рак, за исключением того, что к тому времени он уже был в нескольких местах. Ничего нельзя было сделать, по крайней мере, так нам сказали. В любом случае, моя мама не была бойцом. Поэтому мы поехали домой. Мы вернулись до того, как мой отец возвратился из поездки, – я прочистил себе горло. – Этот ублюдок даже не понял, что мы, наконец, убедили ее оставить его.

Через несколько мгновений Делэни мягко спросила меня.

– Значит, ты ухаживал за ней, пока она болела?

– Конечно, но она продержалась недолго. Всего несколько месяцев. Но веришь или нет, мой отец тоже получил по заслугам. Он подрался на стоянке грузовиков примерно через год после ее смерти. Должно быть, очень серьезно, потому что попал в больницу. И как ни странно, подцепил какую-то бактериальную инфекцию. Постепенно его начали резать. Ирония в том, что первой его покинула правая рука, которой он нас бил. Какое-то время врачи думали, что смогут спасти его. Он пробыл там несколько месяцев. Я получал обнадеживающие звонки от его медсестер в больнице, которые говорили, что мой отец скучает по мне, что для него будет много значить, если я навещу его, – каждый слог выходил с отвращением. – Я ни разу не навестил его. Подумал, что единственная причина, по которой хотел бы прийти – чтобы отключить его жизнеобеспечение. Но он все равно умер, сам по себе. Карма, наверное.

Через открытые окна прилив доносился сплошной барабанной дробью.

– Что случилось потом? Кто о тебе заботился? Тебе было всего пятнадцать.

– Медицинские счета моих родителей не могли быть повешены на нас, но они забрали каждый оставшийся цент, который в любом случае был почти ничем. Калеб был вокалистом нашей группы. Мы репетировали в его гараже, да я практически жил в его доме. Его родители были добрыми людьми. Я думаю, что они всегда хотели иметь дом, полный детей, но они могли иметь детей больше одного. Они приютили меня, выделили мне спальню и деньги за работу по дому, даже платили за уроки игры на гитаре, – у меня надломился голос. – Бранфорды были замечательными, самыми прекрасными людьми, –волна вины обрушилась на меня, такая сильная, что мне пришлось постараться, чтобы перевести дух. – И я отплатил им, убив их единственного сына.

Глава Шестнадцатая

Делэни

Мой выдох прогремел в тишине комнате. Так вот как Шейн думал о себе – как об убийце? Неудивительно, что между нами такая сильная связь. Мне нужно было узнать больше, я решила подтолкнуть.

– Расскажи мне об аварии.

Шейн с трудом вздохнул.

– Однажды днем нам позвонили, чтобы пригласить сыграть в баре, который был довольно хорошо известен раскруткой молодых талантов, или, по крайней мере, мы так считали. Это было в часе езды, нас попросили только потому, что другая группа отменила выступление из-за шторма. Я умолял родителей Калеба одолжить нам их машину, чтобы мы могли поехать на концерт, – голос Шейна изменился. – Конечно, мне даже в голову не пришло, что никто на самом деле не придет, чтобы послушать, как мы играем посреди метели. Снег не падал, когда мы выехали из дома, но к тому времени, как добрались до места, он начал сыпать. В тот вечер в зале было только два человека, один из них был владельцем бара. Но мы хорошо сыграли, поэтому он забронировал нам еще одно выступление на следующий месяц.

Мы чувствовали себя королями мира и попросили у бармена пива. Зная, что мы несовершеннолетние, он только рассмеялся. Но независимо от того, подсунул в конце концов он нам несколько бутылок под стол, или один из парней стащил их, пока бармен не видел, у нас оказалось четыре банки к моменту прихода на парковку, – сожаление покатилось по большим плечам Шейна, заставляя воздух в комнате чувствовался тяжелым и приторным. – Другие ребята пили их, пока я вел машину. Я не прикасался к своей. Клянусь. Планировал сохранить, типа как бизнесмен свой первый доллар.

Я протянула руку и положила ее на грудь Шейна, чтобы почувствовать успокаивающий стук его сердца. Он накрыл мою руку своей на мгновение, затем поднес ко рту, чтобы прижаться поцелуем к моей ладони.

– Сейчас это похоже на страшный сон. Я ехал довольно медленно, но видимость была дерьмовой. Мы были всего в нескольких милях от дома, мое пиво стояло нетронутое в подстаканнике. Парни начали по мне колотить, чтобы я открыл его, – когда история приближалась к развязке, голос Шейна изменился, становясь все более тихим и тонким от напряжения. – Я отвернулся, чтобы ударить того, чья рука тянулась с заднего сиденья. Только на секунду отвел глаза от дороги. Но этого оказалось достаточным. Меня занесло на гололеде, и мы врезались в дерево. Это не было даже большое дерево, но удар пришелся на середину пассажирской двери, где сидел Калеб.

Так чертовски глупо, – Шейн вытер глаза, намочив пальцы. – Родители подарили ему на Рождество красную шляпу. Его кровь была того же цвета, что и шляпа, так что сначала я не понял, как сильно он был ранен. Калеб выглядел так, будто спит, – он вздрогнул, вспоминая эту сцену. – Но он не хотел просыпаться.

Придвинувшись ближе, чтобы пропихнуть свои ноги через его, я скользнула рукой от груди Шейна к его спине, обернув его в клубок конечностей и тепла, терпеливо ожидая, когда он снова начнет говорить, даже если это будет наполнено страданиями от которых тяжело на сердце. Прошли секунды, потом минуты. Шейн подтянул меня еще ближе, биение его сердца под моим ухом сливалось с шумом океана. Из легких вырвалось дрожащее дыхание.

– Я вышел без единой царапины, ты можешь в это поверить? У ребят сзади было несколько незначительных травм: перелом лодыжки, швы, – Шейн кашлянул, его голос все еще был полон печали. – Но Калеба не стало до того, как приехала скорая помощь.

Мой желудок сходил с ума от сходства с моей жизнью. Печаль и тоска исходили оттуда, пульсируя между нами. Горе Шейна было мне таким знакомым. Я знала это так же близко, как и он. Трагедия похожа на прилив. Она может отступить, но всегда возвращается. Постоянная. Безжалостная.

– Я прошел тест на алкоголь, но в городе ходили шепотки и плохая энергетика, которая выходила за рамки траура. Они обвиняли меня в его смерти, постоянно тыча на пивные банки, найденные в машине, говоря, что алкотестер был сломан или неправильно проведен. Хотели отправить меня в тюрьму. Копы, Бранфорды, весь город. По крайней мере, мне так казалось. Я даже не остался на похоронах – сказали, что мне не будут рады. Я не обвиняю их в этом. Я – водитель. Авария произошла по моей вине. Смерть Калеба висит на мне. Поэтому я схватил гитару и удрал.

Его слова, все они, навалились на мою грудь. Я не могла вдохнуть.

– Это слишком много для одного человека, не говоря уже о шестнадцатилетнем мальчишке, на которого это выпало, – я поднялась на локте, моя грудь упиралась в грудь Шейна, когда я посмотрела ему в глаза. – Как ты пережил это, Шейн?

Скажи мне. Научи меня. Потому что я все еще борюсь.

Его рука приподнялась, прислонившись к моей щеке, большой палец скользнул по моей нижней губе.

– Выживание – это легкая часть. Все, что требовалось, это не умереть, остальное зависело от удачи.

Я дрожала.

– Что самое сложное?

– Отпустить свой гнев. Не тратить каждую минуту на отстранение себя от всего. Жить, по-настоящему жить.

Воздух между нами был наэлектризован. Каким-то образом мы вышли за пределы аварии. Вот как работает горе. Ты можешь валяться в нем безумно долго, но при этом смеяться, или танцевать, или кричать.

– Что еще? – спросила, нуждаясь в том, чтобы Шейн признал эту связь между нами.

Он сделал это, его лицо сжалось от напряжения.

– Это то, что происходит между нами. Заботиться о тебе. Открыться тебе. Я не хочу, Делэни. Когда ты уйдешь, я потеряюсь. Снова.

Я моргнула от бушующей в его глазах бури.

– Я никуда не собираюсь, Шейн.

По крайней мере, не сегодня.

Шейн набросился на меня с сомнением.

– Ты уверена? Теперь ты знаешь правду, мою правду. Я не тот парень, которым ты меня считала.

Я быстро вдохнула, мне был необходим кислород. Шейн доверил мне свои секреты, а я до сих пор не могу выдать свои.

– Нет. Это не так. Ты намного лучше.

Он остановил пьяного водителя, прежде чем я набралась смелости позвонить «9-1-1». Он полетел повидаться с братом, а я все еще пряталась от отца. Шейн был храбрым, а я нет.

Хриплый хохот разорвал воздух.

– Почему?

На мгновение мне захотелось все ему рассказать. Мою историю. Мою боль. Мою ложь.

Я открыла рот, исповедь вертелась на кончике языка. Пока я не посмотрела в глаза Шейну и не затолкала ее обратно. Она закрутилась у меня в животе, там, где ей самое место.

В отличие от последнего раза, когда у меня было искушение сказать Шейну правду, когда мне не приходилось сдерживаться, потому что я не доверяла ему.

Но это был момент Шейна. Он был достаточно храбр, чтобы поделиться со мной своей уродливой историей. Вывалив свое собственное дерьмо, я бы уменьшила ее значимость.