Жюльетта Бенцони - Король нищих

Сильви в платье из светло-серого атласа с золотыми блестками, — в ее пышных шелковистых волосах тоже играли золотистые отблески, — выглядела более чем восхитительно, и это сокровище ускользало от него, по доброй воле отдавало себя другому! И поскольку в характере Франсуа всегда было действовать необузданно, стремительно, его охватило безумное желание броситься к Сильви, взять ее на руки, чтобы унести как можно дальше от этого насквозь фальшивого двора и его хищников, унести… на Бель-Иль! Только там, на острове, они, отрезанные от всего мира, будут счастливы!

Франсуа казалось, будто он один погрузился в непроницаемую тишину, и это действительно было так, ибо все молча наблюдали за этой сценой, и он уже хотел устремиться к Сильви, когда послышался певучий голос Мазарини:

— Королева ждет вас, мадемуазель, и вас тоже, господин герцог! Ее величество желает немедленно принести вам свои поздравления. Ваш брак преисполняет ее радостью…

Волшебное мгновение миновало. Франсуа выбежал из зала так быстро, словно за ним гнались черти из ада; но Мазарини допустил ошибку, вмешавшись в дело, которое его не касалось. Герцог совершенно ошибочно приписал влиянию Мазарини этот брак, который так больно ранил его сердце. И это привело к роковому стечению обстоятельств. Решив любыми средствами избавиться от мешавшего ему кардинала, Бофор — к нему на помощь пришли все те, кто уже успел разочароваться в едва начавшемся регентстве — организовал заговор, позднее названный историками Заговором «кичливых»: кардинала должны были убить во время его поездки в Венсенн… Но, подобно всем заговорам той сумасшедшей эпохи, и этот заговор был раскрыт. Кара обрушилась словно гром среди ясного неба…

Первого сентября 1643 года в церкви кардинальского дворца, в которой присутствовали маленький король, королева-регентша и весь двор. Жан де Фонсом сочетался браком с Сильви де Вален, владелицей фьефа Лиль в Вандоме. На брачной церемонии отсутствовали двое: Сезар де Вандом, «лечившийся на водах» в Конфлане, и его сын Франсуа, который отправился к отцу помочь тому развеять скуку.

На следующий день герцог де Бофор, уверенный в том, что не встретит чету молодоженов, которая уехала провести медовый месяц в родовое поместье Фонсома, по вызову королевы прибыл во дворец. Анна Австрийская очень любезно, без посторонних, приняла его в большом кабинете, потом прошла к себе в спальню под предлогом, будто хочет найти какую-то памятную ей безделушку, которую она решила подарить Франсуа. Но королевы герцог де Бофор не дождался.

Вместо Анны Австрийской появился Гито, капитан гвардейцев королевы, арестовавший его именем короля. Вечером герцога де Бофора отправили в Венсеннский замок и поместили в комнату, в которой пятнадцать лет назад при весьма подозрительных обстоятельствах (поговаривали об убийстве) умер его дядя Александр, великий приор Мальтийского ордена во Франции…

С башни Венсеннского замка донеслось три пушечных выстрела.

Кучер придержал лошадей и, нагнувшись с козел, крикнул:

— Кажется, в замке что-то случилось, госпожа герцогиня.

— Остановитесь, Грегуар, и узнайте, в чем делo — ответила госпожа де Фонсом, внезапно охваченная каким-то странным волнением.

Каждый раз, когда она ехала из поместья Конфлан в парижский особняк или наоборот, Сильви, как и сейчас, делала крюк, чтобы проехать мимо башни Венсеннского замка, ссылаясь на то, что ей нравится въезжать в Париж через ворота Сент-Антуан. Это давало Сильви возможность долго смотреть на древнюю башню и заставляло ее сердце биться сильнее, как в те прежние, полные любви и мучительных тревог дни, таившие в себе не гаснувшие с годами прелесть. Ведь на самом верху башни, под облаками и вдали от земли, по-прежнему томился тот, кого она продолжала называть Франсуа и кого стерегли, как самое бесценное из сокровищ…

Пять лет! Скоро пять лет, как он в тюрьме, этот хищный зверь, угодивший в западню, что устроила крыса в пурпурной кардинальской мантии! Когда она думала об этом — а думала она неотступно! — молодая герцогиня де Фонсом не могла заглушить угрызений совести, ибо для нее это время было наполнено великой радостью жизни с мужем; он часто отсутствовал — воина свирепствовала с большей силой, чем во времена Ришелье, но был нежным, предупредительным и стал любить ее еще сильнее с того дня, как два года назад Сильви подарила ему маленькую Марию, которую Жан обожал: крестной матерью девочки стала мадемуазель д'Отфор, благодаря браку с маршалом де Шомбером получившая титул герцогини Аллюэнской, а крестным отцом — юный король Людовик XIV.

Случалось, что это уютное счастье заставляло Сильви обманываться на счет того, чем в самом деле живет ее сердце, но едва она видела стены Венсеннского замка, ее столь послушное сердце замирало. То же самое Сильви чувствовала, когда в чьем-нибудь салоне — к слову сказать, она посещала их очень редко — встречала госпожу де Монбазон, чья верность узнику почти вошла в поговорку и прославилась так широко, что народ сложил о ней песню:

Бофор в тюрьме Венсеннской,

Заточен в башню он,

Но жить и там в веселье

Есть у него резон…

Оп-ля! Оп-ля!

Он пару раз в неделю

Имеет Монбазон.

Надменную герцогиню нисколько не оскорбляло, что ее приравнивают к публичным девкам, которым разрешалось в королевских тюрьмах утешать заключенных, особенно занимавших важное положение. Совсем наоборот! С гордостью и с презрением к престарелому мужу — его это ничуть не смущало — она отвечала на вопросы любопытствующих, сообщала новости о Франсуа, которые раньше других узнавали госпожа де Вандом и госпожа де Немур, но все это неизменно вызывало у Сильви дикое желание собственными руками задушить госпожу де Монбазон…

Однако Сильви понимала, как сильно нуждаются ее благодетельница и ее подруга детства в этом утешении, ибо после ареста Франсуа судьба Вандомов стала совсем незавидной. Герцог Сезар, вынужденный бежать из своего замка Ане, который «навестили» люди короля, снова отправился в изгнание, но, увы, не в Англию, где «круглоголовые» Кромвеля подняли мятеж против короля Карла I и королевы Генриетты, то есть кузена и родной сестры герцога. Он уехал в Италию, где, посетив Венецию и Рим, обосновался во Флоренции. С несколькими преданными ему дворянами и горсткой хорошеньких мальчиков он вел там привычную для него беспутную жизнь, которая резко отличалась от жизни его старшего сына Меркера, который, уединившись в замке Шенонсо, неотступно думал лишь об одном: не заставит ли его внезапное нападение прятаться в тайном убежище, устроенном в одной из опор моста. Жизнь герцога Сезара отличалась и от жизни его жены, заточившей себя в особняке в предместье Сент-Оноре; тут, поддерживаемая своим старым другом, епископом Лизье Филиппом де Коспеаном, и горячей привязанностью господина Венсана, она старалась добиться хотя бы беспристрастного суда над герцогом де Бофором, настолько она была уверена, что сына оправдают. Большой поддержкой госпоже де Вандом была и ее дочь; к тому же Франсуаза де Вандом, всегда верная себе, находила время для своего любимого благотворительного дела — помощи публичным девкам, как промышляющим на улицах, так и содержащимся в борделях. Естественно, Сильви часто встречалась и с матерью, и с дочерью.

Однако пушечные выстрелы продолжали поддерживать в Венсеннском замке необычное оживление. Сильви приказала поставить карету на обочине под деревьями и послала ливрейного лакея за новостями; когда он через несколько минут, показавшихся Сильви бесконечными, вернулся, ее удивила его сияющая физиономия.

— Ну что? — спросила она.

— Великая новость, госпожа герцогиня. Его светлость герцог де Бофор бежал…

Сердце Сильви затрепетало в груди.

— По-моему, вы этим очень довольны, друг мой!

— Конечно! Не госпоже герцогине объяснять, как сильно простые люди любят господина де Бофора. Париж будет плясать от радости, когда узнает, что он вырвался из лап Мазарини.

Ликование началось с собственных слуг Сильви, они очень любили молодую хозяйку и знали, что она совсем не жалует кардинала.

— Не стоит и спрашивать госпожу герцогиню, рада ли она, — сказал старый кучер Грегуар; он был последним из кучерской династии, которая со времен средних веков состояла на службе семьи де Фонсомов, и мог позволить себе вольность в обращении.

— Я действительно очень рада, — ответила Сильви. — Известно ли, как он бежал?

— Не совсем. Он спустился по веревке с крыши башни, но веревка оказалась слишком короткой, и ему пришлось прыгать вниз. Но то, что он выбрался из замка, это точно!

— Прекрасно! Мы сейчас попытаемся узнать больше. Поезжайте в Отель Вандом!

Трое слуг не заставили себя упрашивать; все снова заняли свои места, и лошади резвой рысью помчали карету; Сильви с облегчением откинулась на бархатные подушки: значит, он свободен! Значит, предсказание сбылось! Мазарини действительно уже несколько месяцев жил в страхе из-за некоего Коизеля, предсказавшего, что на Троицын день Бофор окажется на свободе. Суеверный итальянец пытался делать вид, будто не придает значения этому предсказанию, которое внушало ему тревогу, но все-таки приказал усилить охрану узника. И вот сегодня, в День Троицы, предсказание сбылось!

Сильви не было нужды напрягать собственное воображение, чтобы на темной завесе смеженных век увидеть, как Франсуа с развевающимися на ветру волосами несется галопом по полям и лесам, опьяненный вновь обретенной свободой. Но кто скачет рядом с ним и куда направляется Франсуа?

На свои вопросы молодая женщина имела да ответа: это, возможно, госпожа де Монбазон, которая, переодевшись в мужской костюм, ждала Франсуа под стенами Венсеннского замка; едет же Франсуа в замок Рошфор-ан-Ивелин, принадлежащий мужу госпожи де Монбазон, который оставался губернатором Парижа: туда Мазарини сунуться не посмеет…