— Соединить Сильви и этого чванливого молокососа? Вы с ума сошли!

— Это самый очаровательный молодой человек из всех, кого я знаю, и он обожает Сильви. Надень, вы не думаете, что всю свою жизнь она потратит на то, чтобы созерцать ваш светлый облик, обливаясь при этом слезами? У нее есть право на счастье, которое вы не способны ей дать.

Тогда почему я не вижу здесь Фонсома? — насмешливо возразил Франсуа.

— Мне это неизвестно, и я даже не представляю себе, где он может находиться.

— Вы ведь писали ему, но ваше письмо осталось без ответа, не так ли?

— Да, писала, но не смотрите на меня с видом кота, собирающегося съесть мышь! Я лишь боюсь, как бы с ним что-либо не случилось…

— С ним может случиться только самое приятное, моя милая! Он в Пьемонте у ног герцогини Савойской. При посольстве, к которому совсем недавно присоединился этот болван, именуемый теперь Маэареном. Это ничтожество гоняется за кардинальской шапкой! Ну а насчет вашего героя я могу держать пари, что он найдет там себе красотку, у которой прелести будут попышнее, чем у нашей несчастной кошечки. Итальянки — роскошные женщины…

— Возможно, но они нисколько не волнуют Фонсома! Не ваша вина, мой бедный Франсуа, что вы совершенно не способны пережить столь возвышенное чувство. Я же могу сказать вам только одно: я сделаю все возможное, чтобы выбить из головы Сильви ваш образ героя дурного романа!

И мадемуазель д'Отфор, надменно подняв голову, присоединилась к госпоже де Ла Флот…

После того как семейство Вандомов уехало, подняв невообразимый шум, которым всегда сопровождались все их переезды, даже самые тайные, в замке Ла-Флот снова воцарилось спокойствие, но, как оказалось, ненадолго.

На другой день на парадном дворе спешился королевский курьер; с тревогой наблюдая за ним, Мари спрашивала себя, не привез ли он приказ доставить ее в тюрьму, но успокоилась, увидев, что прибыл он без эскорта. К тому же привезенное им письмо было адресовано госпоже Ла Флот… В нем действительно содержался довольно неожиданный приказ уважаемой даме приехать как можно скрытее в маленький замок короля в Версале.

Глаза Мари загорелись: неужели бывший отвергнутый воздыхатель начал тосковать о ней и через бабушку завязывает переговоры, чтобы снова добиться ее благосклонности? Нисколько, не будучи оскорблена, Мари не видела другого повода для этой встречи, столь противоречащей правилам придворного этикета.

— Может быть, дело касается одного из ваших братьев? — заметила старая дама, пытаясь немного охладить восторг внучки, который казался ей преувеличенным, но Мари лишь рассмеялась в ответ:

— Иначе он не стал бы огород городить! Поверьте, милая бабушка, я права. Если это не так, я уеду в Испанию к герцогине де Шеврез!

Вы — истинная француженка! Вы не сделаете этого. Ну что ж, я полагаю, мне необходимо ускорить приготовления к отъезду, если я не хочу опоздать на аудиенцию к королю.

Она собралась уходить, но Сильви удержала ее:

— Ради Бога, мадам, умоляю вас, возьмите меня с собой!

— К королю?

Сильви, неужели вы хотите покинуть меня? — воскликнула Мари.

Сильви по очереди посмотрела на обеих женщин и улыбнулась.

— Ни то ни другое. Но, по-моему, это лучшее решение. Мадам оставит меня в монастыре, как того желает господин де Бофор, а вы, Мари, не забывайте, что я не смогу быть вместе с вами, если вас снова призовет король. Я стану для вас обузой, лишней заботой, ибо верю, что вы меня искренне любите. Мне лишь хотелось бы, чтобы монастырь был в Париже и я, наконец, смогла бы увидеть моего дорогого крестного.

Эта маленькая речь возымела свое действие.

— Она права, Мари! — сказала графиня. Если вас заставят снова вернуться ко двору, она останется здесь одна, а значит — в опасности. Госпожа де Мопу, настоятельница монастыря, моя подруга…

— А у нас тоже есть подруга, Луиза де Лафайет. Возможно, что вы правы… но продлится это недолго! Только не вздумайте, Сильви, постричься в монахини! Вы будете всего лишь пансионеркой монастыря… И я смогу навещать вас в любое время под самым носом у шпионов Ришелье! — закончила она, звонко рассмеявшись. — Монастырь Визитации пользуется правом неприкосновенности.

— А разве Валь-де-Грас нет?

— Нет, он принадлежит королеве. А монастырь Визитации под покровительством сестры Луизы-Анжелики, следовательно, лично короля. Он ни за что не допустит, чтобы в нем нарушалось право неприкосновенности. Твердо запомните это! Ступайте укладывать вещи, милая моя Сильви! И да поможет вам Бог!

На рассвете следующего дня госпожа де Ла Флот покидала родовое гнездо в компании двух служанок; одна из них была ее настоящая камеристка, а другая — скромно одетая Сильви. Сожаление Сильви о разлуке с подругой возмещалось мыслью о том, что скоро она увидит дорогого Персеваля де Рагенэля, который занимал в ее сердце такое огромное место!

6. СЛЕЗЫ КОРОЛЯ

В собственном прекрасном доме на улице Сен-Жюльен-ле-Повр Исаак де Лафма проводил теперь не самые радостные дни: он больше не мог выходить на улицу без надежной охраны. Кончились его ночные эскапады, когда он без всякого для себя риска утолял тайные страсти с женщинами, которые для него не имели лица, ибо мысленно он ко всем неизменно прикладывал одну и ту же маску, повторявшую образ Кьяры де Вален, страсти его жизни, страсти, неутоленной даже тогда, когда дьявол отдал ему в руки ее дочь! Однако, овладев юным телом Сильви, таким свежим и нежным, он пережил блаженство и столь сильную радость, что с сожалением покинул замок Ла-Феррьер, проклиная себя за то, что отдал девушку этому ослу Жюстьену, который был рабом Лафма. Ему следовало бы оставить ее при себе, запереть в комнате, чтобы всегда иметь под рукой. Лафма также радовался, что после известия о смерти Сильви покровительство кардинала помешало этому безумцу, который сбил его с ног на лестнице замка Рюэль, лишить его жизни.

— Он не тронет вас, пока вы будете мне нужны! — сказал кардинал. — Но если это несчастное дитя чудом еще живо, вы поплатитесь головой, если посмеете снова посягнуть на нее!

В то время угроза кардинала не показалась ему страшной. И какой она имела смысл, если Сильви мертва? Лафма, естественно, опять предался своим ужасным ночным наслаждениям, которые стал позволять себе после смерти жены, красивой недалекой женщины: Лафма уморил ее чудовищными издевательствами, когда понял, что она бесплодна. Медлен была лишь бледным подобием Кьяры, жалкой ее заменой…

Но он прочел неосторожное письмо де Гонди мадемуазель д'Отфор, и у него возродилась надежда. Раз она жива — пусть надежно спрятана, но жива, — то для Лафма это означало, что когда-нибудь Сильви опять окажется у него в руках. В тех руках, которые начинали дрожать при одной мысли: найти Сильви. Насиловать ее снова и снова! И плевать ему на угрозы кардинала! Он даже может жениться на Сильви!

В итоге в этих тайных безумных мыслях Лафма Сильви заняла место своей матери. Она стала единственной страстью стареющего мужчины, находившего высшее наслаждение в пытках, каким он подвергал свои жертвы. На поиски Сильви Лафма бросил Никола Арди, лучшего своего сыщика, которого избавил от каторги, когда понял, что этот верзила обладает таким же изощренным и злым умом, как и он сам. И Лафма отправил Никола Арди на остров Бель-Иль. Исаак Лафма знал, что остров принадлежал семейству де Гонди, издавна связанному узами дружбы с семейством де Вандом. И не без оснований предполагал, что Сильви именно там могла найти убежище. Но Арди вернулся ни с чем.

Хитрости и уловки сыщику не пригодились: на острове он натолкнулся на глухие стены. Бретонцы, люди суровые, гордые и независимые, сразу угадали шпиона в этом чрезмерно общительном человеке, сорившем деньгами налево и направо. Почти все жители Бель-Иля знали, что на острове скрывалась или до сих пор скрывается девушка (этой жертве кардинала покровительствовал господин Венсан), но Сильви вошла в легенды, которые бесконечно дороги сердцу каждого истинного кельта. Ни один, даже самый бедный островитянин не сказал о ней ни слова о том, чтобы расспросить герцога де Реца и его родных, нечего было и думать. Арди лишь удалось узнать, случайно подслушав в таверне разговор двух солдат местного гарнизона, что на Бель-Иль на несколько дней приезжала знатная придворная дама необыкновенной красоты. Солдаты не произносили ее имени, но один из них, со вздохом сказавший, что «она была прекрасна, как Аврора», направил сыщина верный след. Его чутье и несколько внешне безобидных вопросов дополнили картину: на Бель-Иль приезжала мадемуазель д'Отфор и во Францию, и, судя по всему, вернулась не одна.

Но когда Никола Арди бросился по новому следу, с ним и произошел несчастный случай: кости шпионов не прочнее, чем кости достойных людей, и поэтому коленную чашечку Арди раздраженная самка мула разбила сильным ударом копыта. Посланец Лафма, который много дней пролежал на постоялом дворе в Ларош-Бернар и после этого охромел, не имел другой возможности предупредить своего начальника, как только послав ему письмо, но, когда оно наконец, прибыло по адресу, подручный Ришелье господин Лафма отправился в карательную экспедицию на границы нормандского Вексена.

Возвратившись в Париж, Лафма нашел письмо и. страшно рассердился на злосчастного глупца Арди, который потерял совсем свежий след. Каким образом теперь выяснить, куда направилась бывшая камеристка королевы? Удаленная от двора, а значит, лишенная права свободного выбора места жительства, она не имела разрешения приезжать на Бель-Иль, но, видимо, это ей ничуть не мешало. Впрочем, как и многим другим изгнанникам, у которых, едва они оказывались за стенами Парижа, появлялось непреодолимое желание переезжать с места на место. Оставалось только устроить слежку за замком Ла-Флот, но в отсутствие Никола Арди Лафма никому не мог доверить этого. Тем более что ему и в Париже требовались верные люди, чтобы оберегать его собственную жизнь, которой угрожал некий неуловимый призрак, называвший себя капитан Кураж!