— Господин шевалье хорошо знает вашу семью, мадемуазель Сильви, но он не любит болтать. Он мне никогда ничего не рассказывал… А почему вы об этом спрашиваете, неужели вы хотите покинуть Францию? — спросил он с тревогой, которую даже не пытался скрыть.

— Нет-нет! Я не собираюсь покидать Францию и увозить вас с собой. Не бойтесь!

— Я не боюсь…

— Нет, боитесь! Вы, как и я, спрашиваете себя, сколько еще времени мы будем в разлуке с моим дорогим крестным? Вам ведь его тоже не хватает…

Охваченная волнением, Сильви замолчала, потом неожиданно спросила:

— Почему бы вам не вернуться к нему, Корантен? Наверное, ему не так-то просто обходиться без вас, и я думаю, что и вам без него.

— Конечно, но он не простит мне, если я нарушу свой долг, который состоит в том, чтобы охранять вас. Я сделал свой выбор в тот вечер, когда бросился в погоню за Лафма…

— Я буду вечно благодарна вам за это, но, по-моему, теперь совершенно очевидно, что на смену вам пришла мадемуазель д'Отфор…

Корантен бросил внимательный взгляд на Сильви, и она поняла, что он поддается искушению. Но он все же нашел новое возражение и спросил:

— Как же я могу вернуться, если за домом моего хозяина следят?

— Следят два года? Наверное, соглядатаи уже устали. Кроме того, вы можете изменить внешность… или разыграть возвращение домой тяжелораненого. Это я умерла, — прибавила она с невольной горечью, — а не вы. Почему вас не могли серьезно ранить, когда вы пытались меня спасти? Разве это не будет объяснением вашего долгого отсутствия?

— В самом деле, почему бы вас не могли ранить? — воскликнула Мари, которая слышала их разговор. — Браво, милая моя, вы не лишены воображения! А вы, Корантен, можете безбоязненно отправляться к вашему господину. Он будет счастлив вдвойне, так как вы наконец доставите ему весточку от крестницы. И не сомневайтесь, мы здесь будем держать ухо востро.

Мари не сказала, что она, со своей стороны, придумала план, благодаря которому Сильви будет спрятана в абсолютно безопасном месте, но Корантену и не требовались новые доводы. Уже на следующее утро он покинул замок Ла-Флот, увозя с собой пространное письмо Сильви… и сожаления бедняжки Жаннеты, которая понимала, что их свадьба — о ней говорили уже несколько лет! — в очередной раз откладывается.

С наступлением летних дней Сильви предалась радости жизни в замке, которая особенно чудесна, если живешь среди друзей. В садах буйно цвели цветы. Общество госпожи де Ла Флот было очень приятно, но Сильви, в отличие от Мари, все свое время посвящавшей разработке самых дерзких планов, болтала о всякой всячине с ее бабушкой, слушая ее удивительные воспоминания. Сильви часто составляла компанию почтенной госпоже де Ла Флот в поездках по окрестностям, овеянным славой многих поколений ее предков, среди которых были знаменитые поэты, принесшие славу Франции. Мари никогда не ездила с ними: она была занята постоянной перепиской с несколькими людьми, чьих имен она никогда не упоминала. Некоторые из этих людей вскоре почти одновременно появились в замке.

Первым в конце августа приехал старый комендант Вандомского замка Клод дю Белле, кузен и сердечный друг владелицы замка Ла-Флот. Он, смеясь и плача одновременно, почти вывалился из кареты в объятия госпожи де Ла Флот.

— Ах, милая кузина! — воскликнул он. — Я обязан был приехать, чтобы разделить с вами мое счастье и счастье всех людей в Вандоме… Король одержал в Аррасе великую победу, и больше прочих в ней отличились наши юные сеньоры, все поют им хвалу…

Сообщая об этом, он расплакался, всхлипывая и икая, словно бегун, который, обессилев, достиг цели после долгого этапа, и ему потребовалось выпить не меньше двух бокалов вина, чтобы восстановить дыхание и внятную речь. Аррас пал 9 августа после четырехчасового сражения, в ходе которого оба сына Сезара Вандомского, Луи де Меркер и Франсуа де Бофор, по словам Клода дю Белле, «творили чудеса, неизменно находясь под пушечными залпами, убивая всех, кто вставал у них на пути, и воодушевляя войска своей отвагой». Луи де Меркера, сначала поставленного во главе волонтеров, в последнюю минуту по приказу Ришелье отозвали, поставив на его место Сен-Мара.

Уязвленный этим, он сражался в рядах солдат, поклявшись доказать, что он гораздо храбрее, и снова отличился, получив при этом легкое ранение. Герцог де Бофор, в доспехах и с оружием переплыв реку Скарп, с такой яростью кинулся на испанские укрепления, что едва не в одиночку взял вражеский редут.

— Когда они вернулись в Амьен, король, как мне рассказывали, расцеловал их, а потом поручил им охрану большого обоза, который должен был доставить войскам припасы, пробившись через линии врага. И тут они опять отличились, приведя упомянутый обоз в место назначения и не потеряв при этом ни одного солдата! Ах, его светлость Сезар поистине может гордиться такими сыновьями. И добрый король Генрих должен благословлять их с небес!

— А вы сообщили об этом герцогу Сезару? — спросила Мари, украдкой наблюдая за Сильви.

— Вы можете не сомневаться, что я отослал ему послание тотчас, как узнал обо всем, но к вам — ведь вы так привязаны к братьям — решил приехать сам. Я предполагаю, что сейчас они готовятся получить от города Парижа тот прием, какой они заслужили. Может быть, и со стороны королевы! Что будет очень дорого для господина Франсуа, к которому она в последнее время относится так безжалостно. Правда, он находит у одной прекрасной дамы самые нежные утешения, — прибавил старый болтун, понизив голос и заговорщически улыбнувшись. — У госпожи де…

— Еще немного вина? — поспешила перебить его рассказ Мари. — В эту жару оно чудесно освежает… И не желаете ли вы пройти к себе в комнату, чтобы переодеться после утомительной дороги?

Предложение не встретило ответа; Сильви хотела знать больше. Она подала гостю бокал, который наполнила ее подруга, и спросила:

— О, прошу вас, подождите немного! Все, что рассказывает господин комендант, так интересно! Вы ведь только что говорили о какой-то даме, сударь? И кто же столь нежно утешает господина де Бофора?

— Герцогиня де Монбазон, мадемуазель. Все говорят…

— Фи, Монбазон, — снова перебила его Мари. — Это все в прошлом!

— Я знаю, что им давно приписывают галантную связь, но на сей раз это серьезно. Меня уверяли, что эта страсть служит предметом слегка ревнивого восхищения всех дам… В сражении герцог, словно средневековый рыцарь, носил цвета своей прекрасной подруги, привязав на плечо целый букет лент…

На этот раз мадемуазель д'Отфор сдалась. Зло свершилось и сделало свое. Об этом свидетельствовали внезапно побледневшее хорошенькое личико Сильви, ее глаза, из которых готовы были брызнуть слезы. Она нашла первый подходящий предлог и отправилась к себе. Мари за ней не пошла, предпочитая дать ей спокойно выплакаться; когда гости замка разошлись готовиться к ужину, она села за письменный столик, быстро исписала бумагу крупным решительным почерком, потом присыпала лист песком и сложила, поставив на конверт свою гербовую печать; затем позвонила камеристке, чтобы та вызвала старого дворецкого, которому она протянула письмо и приказала:

— Пошлите с конным курьером! Это послание надо срочно доставить в Париж!

После этого Мари ненадолго задумалась и уверенно направилась к комнате Сильви, что соседствовала с ее комнатой. Она вошла без стука, ожидая найти Сильви, без сил лежащую на кровати и безутешно плачущую. То, что она увидела, хотя и было не столь драматично, но все-таки раздирало душу:

Сильви сидела перед открытым окном, безвольно опустив руки на колени, и смотрела вдаль, а по ее щекам, словно бесшумные ручейки, стекали крупные слезы. Она не слышала, как вошла подруга, и не повернула головы, когда та опустилась рядом на скамью.

— Он ведь мужчина, Сильви, — прошептала Мари. — И мужчина молодой, пылкий. Это предполагает определенные потребности. Ваша ошибка в том, что в своем сердце вы сделали его богом…

— Вы прекрасно знаете, что нельзя помешать своему сердцу биться ради того, кто ему дорог. /I давно знаю, что создана для того, чтобы его любить. Вы сами…

— Верно! Он мне нравился, но, по-моему, это не заходило слишком далеко. Кстати, я ему об этом сказала! Его такое мужское отношение к моему признанию стало для меня полезным уроком! Он и не предполагал, что я могу питать к нему слабость, но, узнав одновременно и о моей слабости, и о ее нсчезновении, сразу стал находить меня более привлекательной. Вам тоже следовало бы попробовать пустить в ход подобные женские уловки.

— Вы хотите, чтобы я полюбила другого? Это невозможно!

— Было бы лучше, если бы когда-нибудь это случилось. Не будете же вы всю свою жизнь стоять на обочине его дороги, страдая и от его счастья, и от его горя? Что бы вы ни думали, связь с Монбазон не кажется мне слишком серьезной. Насколько я знаю Франсуа, это скорее вызов королеве, потому что она снова беременна, но не от него.

— Вы так считаете? — повернулась к ней Сильви.

— Это всего лишь предположение, и оно не дает вам даже малейшей надежды. Что вы будете говорить, что будете делать, если он женится? Совсем недавно Франсуа разыгрывал из себя жениха мадемуазель де Бурбон-Конде, которая очень красива. Кардинал воспротивился этому браку, стремясь не допустить соединения двух групп опасных заговорщиков, но есть и другие партии, достойные герцога де Бофора. Ко всему прочему он принц крови.

Сильви отвела глаза.

— Ни к чему напоминать мне, что он всегда будет так же недоступен для меня, как башня Пуатье в замке Вандом в те времена, когда я была маленькой. Он оставлял меня у лестницы, и я дала себе слово вырасти такой большой, чтобы добраться до него, стоявшего на самом верху в сиянии света. И видите, где я оказалась: я пала ниже, чем раньше, теперь, помимо моего скромного происхождения, я еще и обесчещена…

Мари резко встала, схватила Сильви за плечи, тоже заставив ее подняться, и яростно встряхнула: