Оставить Антошку она не решилась, кликнула Наталью, велела той срочно бежать за Вадимом. Через пять минут тот ворвался в детскую. Увидел ползающего под столом малыша, остановился как вкопанный. Потом его лицо осветилось улыбкой:

— Ну ты герой, Антоха! Вчера еще помирал, а сегодня пешком под стол путешествуешь! Я же говорил тебе, что он поправится! — по-мальчишески запальчиво обратился он к Вале. — Говорил?

— Говорил, говорил. — Она смотрела на него спокойно и серьезно.

Вадим осекся, перестал улыбаться.

— Спасибо, — произнес он глуховато. — Это все ты. Сделала настоящее чудо.

— Подожди благодарить. Нужно, чтобы малыш начал нормально есть.

— Да, конечно.

Они оба чувствовали себя до крайности неловко. Не знали, что еще сказать, куда деть ставшие вдруг лишними руки.

— Ну, я пойду, — наконец неуверенно проговорил Вадим.

— Да, иди. Отдыхай, если что, мы тебя позовем.

— Ладно. — Он повернулся к двери, сделал пару шагов. Остановился, вернулся назад.

— Что? — тихо спросила Валя.

— Ничего. Я просто подумал… может, лучше мне побыть с Антошкой? А ты поспи, чтобы молока было больше.

— Нет, нет. Я останусь. Молока и так хватает.

— Ну, хорошо. — Вадим снова пошел к двери, на этот раз широкими, решительными шагами. Распахнул ее, скрылся в коридоре.

Валя видела, что он терзается так же, как и она сама. Интересно, как поживает его женщина? Собирается приехать в Москву, стать женой Вадима, усыновить Антошку? Или… или, может быть, они уже давно расстались?

О чем все-таки говорил Тенгиз прошлой ночью? Что такого знает Кира о Вадиме, чего не сказала Вале? Может, стоит объясниться с ним начистоту, спросить, правда ли он тогда полюбил другую, или была какая-то иная причина его охлаждения к ней?

«Потом, — решила Валя, — все потом. Когда Антошка будет здоров».

Вечером снова пришел врач. Долго осматривал малыша, щупал ему живот, лез ложечкой в рот, чтобы увидеть язык. Потом удовлетворенно произнес:

— Ну, вроде бы наши дела идут на поправку. Грудное молоко — лучшее лекарство от всех болезней в таком нежном возрасте. А у вас, — он улыбнулся Вале, — у вас оно еще и очень высокого качества, как видно. Глядите, что стало всего за сутки. — Доктор кивнул на вполне веселого Антошку, пытающегося дотянуться до стетоскопа, лежащего на столе. — Дайте ему сухарик, пусть погрызет. А завтра можно приготовить жидкую кашку. Думаю, больше этот молодой человек не станет отказываться от пищи.

Врач попрощался и уехал. Валя дала Антошке сухарь, как было велено. Тот охотно обслюнявил его, отгрыз верхушку и бросил на пол.

Часов в восемь вечера он уснул прямо на ковре, весь обложенный игрушками. Валя перенесла его в кроватку, укрыла, погасила свет. Вадим еще раньше ушел к себе, и она, не зная, чем заняться, разделась, приняла душ и легла.

28

Они с Антошкой проспали все ночь и наутро оба встали с волчьим аппетитом. Малыш в два счета уничтожил приготовленную ему кашу, на десерт пососал грудь и с прежней своей энергией взялся за шалости: швырялся игрушками, со смехом уползал от Вали под стол, хватал с тумбочки присыпку и крем и пытался отправить их в рот. Словом, выглядел Антошка вполне здоровым и бодрым, полностью подтверждая правильность теории о пользе грудного молока. Глядя на него, Валя сама с удовольствием позавтракала. Отдала малыша Наталье, тщательно проветрила комнату, навела порядок в детской парфюмерии.

Вадим с раннего утра отсутствовал — его срочно вызвали на фирму. Вернулся он после обеда и сразу кинулся к Антошке. Долго сидел в комнате, играл с ним, помог Вале передвинуть кроватку, чтобы на нее падало больше света.

Через пару дней малыш совсем окреп, уверенно передвигался по детской, кушал каши, овощное пюре и протертое мясо из баночек. Молока у Вали стало совсем мало, и выздоровевший Антошка потерял к ее груди всякий интерес. Она почувствовала, что нужно собираться и уезжать.

Они с Вадимом так и не коснулись щекотливой темы их прежних отношений, находясь рядом, все больше молчали или обсуждали здоровье малыша. Валя понимала, что Вадим первым ничего не скажет, но никак не могла решиться и задать ему мучивший ее вопрос.

Кира все не возвращалась — видно, матери было совсем плохо, и надежды, что они увидятся, у Вали почти не осталось.

Между тем наступал Новый год. Было уже двадцать девятое декабря, и в коттедж привезли огромную, смолистую елку. Установили в гостиной, в широкой крестовине. Наталья позвала Валю наряжать. Девушки сообща вешали на мохнатые, колючие лапы блестящие атласные шары всех расцветок, распределяли лампочные гирлянды, раскидывали серебристые ниточки дождя.

— Ты где будешь встречать? — спросила Наталья Валю. — У нас?

Та помотала головой.

— Нет. Поеду к себе.

Ее все больше беспокоил Тенгиз. Надо все-таки разобраться с ним по-человечески, нельзя бросать его в таком состоянии.

— Поеду, — повторила Валя тверже.

— Поезжай, — согласилась Наталья.

На дворе уже стояла темень. Началась метель.

«Завтра, — решила Валя, — завтра с утра. Напоследок прогуляюсь с Антошкой».

Дверь распахнулась. В гостиную вошел Вадим.

— Трудитесь? — он придирчиво оглядел почти до конца наряженную елку. — Вон тот шар косо висит. И левая сторона пустовата, нужно добавить немного мишуры.

— Будет исполнено, Вадим Степаныч. — Наталья шутливо взяла «под козырек».

Дождика, однако, больше не оказалось — Валя все развесила.

— Не беда. — Наталья махнула рукой. — Я сбегаю, куплю. Центральный универмаг до десяти работает, а сейчас только восемь.

— И шпиль захвати, — попросила Валя. — А то этот маловат для такой махины.

— Захвачу. — Наталья пошла одеваться.

Вадим и Валя стояли друг напротив друга под елкой.

— Антошка с кем? — спросил Вадим.

— Спит.

— Завтра вечером хочу его пофотографировать. Поможешь с одеждой?

Она поглядела ему в глаза.

— Завтра вечером меня здесь не будет.

— Ты уезжаешь? — Он смотрел на нее спокойно, доброжелательно, словно она была врачом, которого пригласили в дом исцелить больного, и теперь отпускали с благодарностью и некоторым облегчением оттого, что тревожные дни позади.

— Да. Уезжаю.

— Что ж, — Вадим кивнул, — счастливо. Сколько я тебе должен за хлопоты?

— Нисколько.

— Опять поза? — Он усмехнулся, — В тот раз ты исчезла, не взяв денег. В этот хочешь поступить так же. Совсем не нуждаешься?

— Нет.

— Ладно. Не буду уговаривать. Спасибо за Антошку. Ты поступила, как настоящая женщина.

— Вадим — Валя слегка отодвинулась от елки вбок.

— Что?

— Можно задать тебе один вопрос?

Он пожал плечами.

— Задавай.

Она слегка помялась. Потом, запинаясь, проговорила:

— Скажи, Кира… она… ничего не говорила тебе обо мне? Ничего такого…

Вадим снова усмехнулся, но уже не добродушно, а зло и язвительно.

— Все-таки пришло к этому. Я давно ждал, а ты молчала, молчала.

— Чего ждал? — не поняла Валя.

— Хочешь все свалить на Киру? — Губы Вадима брезгливо поджались, лицо передернулось гримасой отвращения.

— Да что — все? — Валя чувствовала себя так, будто уперлась лбом в бетонную стену. Никакого ходу дальше нет, нужно остаться на месте или повернуть назад. Она решила повернуть. — Хорошо, я жалею, что начала этот разговор. Если он так тебя злит…

— Злит? Это мягко сказано, солнце мое. Признаться, я и не думал, что ты такая превосходная актриса.

— Актриса? Я? Ты… ты сошел с ума.

— Нет, напротив, я в трезвом уме. И если уж на то пошло… — Он быстро зашагал к порогу, на ходу кивнув Вале: — Следуй за мной.

Она сбросила навалившееся оцепенение, отчего-то кинула взгляд на разряженную, сверкающую елку и заспешила за ним.

Вадим привел ее в свой кабинет, усадил в кресло, сам отошел к окну. Нервным движением достал пачку сигарет, щелкнул зажигалкой.

— Значит, тебе никогда не были нужны мои деньги, так?

— Так. — Валя уставилась на него во все глаза, шокированная оборотом, который принял их разговор.

— А что же тебе было от меня нужно? Тепло, ласка? Дружеское участие? — Вадим едва сдерживал себя, взгляд его метал молнии, лицо потемнело от гнева.

— Перестань, — умоляюще проговорила Валя, — как ты можешь так? Ты же видел, ты знаешь… — Она не смогла договорить, горло перехватил спазм, глазам стало горячо.

— Да, я видел. Думал, что вижу. Вижу, как ты неравнодушна ко мне, как ты таешь в моих объятиях, смотришь мне в душу своими наивными глазами. Думал!

— Почему думал? — шепотом спросила Валя. — Это так и есть. Вернее… так и было.

— Черта с два! Так не было. Было совсем не так. Совсем!

— Но как? Я, честное слово, не понимаю, о чем ты говоришь.

— О’кей. Я помогу тебе. — Вадим стремительно пересек комнату, резко выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда плотный конверт и протянул Вале. — На, любуйся.

— Что это? — Она робко взяла конверт, не решаясь заглянуть внутрь.

— Смотри, не стесняйся. — Вадим демонстративно отошел в сторону.

Валя сунула руку вовнутрь, и ее пальцы нащупали тонкую стопку фотографий. Она наугад вытащила одну, поднесла к глазам, и тут же кровь бросилась ей в лицо. На снимке была изображена она, в томной позе развалившаяся на диване, крепко зажмурившись. Рядом лежал Тенгиз, его руки плотно охватывали ее бедра. Из одежды на обоих не было ровным счетом ничего.

Валя вскрикнула и выронила карточку.

— Ты дальше погляди, — ледяным тоном посоветовал Вадим.

— Нет, не надо, я не хочу!! — Валя в ужасе замотала головой.