Фульвио Лука Ди - Корабль мечты

– Если я не найду инструменты, то одна из ваших умрет. Неужели тебе наплевать на это?

– Ничего я не знаю ни про какие инструменты, – стояла на своем проститутка.

Ланцафам оттолкнул ее подальше от двери.

– Стой на месте, – приказал он.

В углу капитан нашел большую кожаную сумку. Сняв куртку, он обмотал сумку веревкой и крепко затянул узел на ручке, а затем подошел к окну. Этажом ниже его уже ждал Серраваль.

Шлюха воспользовалась подвернувшейся возможностью и сбежала. Едва выскочив в коридор, они принялась звать на помощь.

– Проклятье! – громко выругался Ланцафам.

– Что случилось, капитан?

– Возьми инструменты и отнеси доктору. – Он отпустил сумку.

– Капитан…

– Проклятье, Серраваль! Неси сумку, это приказ!

Схватив инструменты, солдат скрылся из виду.

Ланцафам успел повернуться как раз в тот момент, когда в комнату ворвался один из охранников. В руках у мужчины был нож. Одного мощного удара в живот хватило, чтобы избавиться от этого противника. Разоружив врага, Ланцафам отбил у бутылки днище и выбежал в коридор. В одной руке у него был нож, в другой – бутылка.

У двери его уже поджидало двое мужчин. Еще четверо бежали по коридору.

Ланцафам пнул первого, кто бросился на него, а второму ткнул отбитым горлышком бутылки в лицо. Оба противника закричали, но отступать им было некуда – сзади напирали другие.

– Ты труп! – заорал один из новоприбывших, пытаясь задеть Ланцафама кинжалом.

Капитан уклонился и ударил его ножом в левый бок, чувствуя, как лезвие прошло между ребер. Противник замер на мгновение, широко распахнув глаза, но Ланцафам уже выдернул нож, парируя удар другого. Но капитан знал, что долго ему так не продержаться. В его голове промелькнула мысль о том, что ему столько раз удавалось избежать гибели на поле боя, и ради чего? Чтобы погибнуть в венецианском борделе? Ланцафам отступал, обороняясь, как мог. В какой-то момент он почувствовал острую боль в ведущей руке. Его задели. Ладонь бессильно разжалась, и нож упал на пол. Капитан покрепче перехватил горлышко бутылки и дернул рукой. Куртка стоявшего перед ним окрасилась алым. Второму он попал по горлу, но рана была неглубокой, всего лишь царапина. Тем временем ему попали в плечо, так что Ланцафам чуть не выронил битую бутылку. Стиснув зубы, капитан подумал о том, что если бы он верил в Бога, то сейчас был бы подходящий момент для того, чтобы помолиться. Затем все окутал туман, но словно во сне Ланцафаму чудилась какая-то мешанина тел, заносились кулаки, поблескивали мечи. Люди Скарабелло пустились наутек.

– Капитан! Капитан! – Серраваль подоспел сюда с солдатами как раз вовремя, чтобы спасти своего боевого товарища.

– Серраваль! – рассмеялся Ланцафам. – Много же времени тебе потребовалось, чтобы подняться на пару пролетов!

Солдат подхватил его как раз в тот момент, когда капитан повалился на пол.

– Проклятье… Всего пара пролетов! Почему так долго? – Ланцафам почувствовал, как силы оставляют его, и громко застонал от боли. – Иди ты в жопу, Серраваль! Ты же знаешь… я не могу… поблагодарить тебя…

– Тогда помолчали бы уж лучше, – проворчал Серраваль. – Пойдемте к доктору. Похоже, ему сегодня еще работы прибавилось.

– Но шестой этаж… мы взяли?

– Позиция занята, капитан!

– Серраваль… – простонал Ланцафам.

– Что, капитан?

– В бою мои руки не дрожали, знаешь…

– Они никогда и не дрожали, капитан.

Вечером Исаак вернулся в Гетто Нуово. Ланцафам и его люди сопровождали его. Капитана хорошенько перевязали, но белые бинты уже окрасились багровым. Тем не менее к Ланцафаму вернулась былая гордость. И он шел, расправив плечи, ибо знал об этом.

У ворот солдаты попрощались с Исааком, и Серраваль повел капитана в сторожку.

Понурившись, доктор вышел на площадь Гетто Нуово. Он настолько устал, что даже не услышал, как за ним закрыли ворота. Сняв шляпу, мужчина вошел в аркаду.

– Вот до чего мы дожили. – Ансельм-банкир как раз закрывал свою лавку. – Вот тебе и избранный народ. Желтые шапки и загон для скота. Горе-горюшко… Ты слышал о так называемом Святом? Он настраивает против нас людей. Бегает по округе и всем рассказывает, мол, на острове Торчелло пропал ребенок, так это евреи его похитили. Мол, нам нужно было христианское дитя для наших темных ритуалов. Этот тип говорит, что мы приносим детей в жертву Сатане. Это очень беспокоит меня.

Исаак пожал плечами.

– Я каждый день говорю с простым народом, Ансельм. Жители Венеции ничего не имеют против евреев. Они не поверят в такую чушь.

– Да, мне тоже так кажется, – согласился с ним банкир. – Но как глава общины я должен сохранять бдительность, не так ли?

Доктор рассеянно кивнул.

– За всем нужно приглядывать, – продолжал Ансельм. – Моя задача – предотвращать возможные неприятности.

Исаак насторожился.

– Ансельм, почему я не могу отделаться от ощущения, что ты настроен серьезно поговорить со мной?

– Потому что ты мудрый человек, Исаак, – улыбнулся Ашер. – И потому, что в глубине души ты понимаешь, что этот разговор все равно должен состояться, рано или поздно.

– Я устал, Ансельм. У меня был очень тяжелый день, поверь мне… Давай ближе к делу.

– Если ты настаиваешь на том, чтобы я высказал тебе все напрямик…

– Да, уж будь добр.

– Значит, так тому и быть. – Ростовщик все еще улыбался. – Насколько я понимаю, тебе известно, как тебя называют в Гетто Нуово, да и во всей Венеции?

– Это ты называешь «напрямик»?

– Шлюший доктор. – Улыбка сползла с лица Мешуллама.

– Как оригинально.

– Это не смешно, Исаак. – На этот раз банкир говорил совершенно серьезно. – Община не в восторге от твоей работы. Вернее, от твоих пациенток. Они нас всех порочат.

– Порочат? – едко переспросил Исаак. – Я пытаюсь остановить мор!

– Это шлюхи, Исаак.

– Это люди.

Ансельм-банкир молча уставился на него.

– Разве тебя не волнуют заботы общины, к которой ты принадлежишь?

– Когда речь идет о таких заботах, то нет.

– Проститутки – падшие люди. Они достойны лишь презрения. Они навлекут позор на всех нас.

– Хорошо. Ты сказал то, что должен был сказать.

– Нет, не все. – Ансельм говорил теперь очень тихо, почти шептал. – При нашей первой встрече я сделал вид, будто поверил твоим словам о том, что ты прибыл в Венецию по суше. Но если выяснится, что ты не тот, за кого себя выдаешь, что ты тот мошенник, который обвел вокруг пальца капитана македонского судна, то что тогда ты скажешь общине?

– Я напомню своим братьям и сестрам, что в глазах Господа превыше даже цадика, святого, тот, кто пал, но затем сумел подняться.

– Думаешь, эти прекрасные слова произведут впечатление на венецианских чиновников… доктор?

Исаак уставился на него. Наверное, именно так вел себя Ансельм-банкир во время деловых переговоров.

– Ты пытаешься меня шантажировать?

Ансельм молча смотрел на него.

Исаак осознавал всю значимость этой угрозы. На мгновение ему вспомнились все те злачные места, в которых он так много времени провел в молодости. Там было полно воров, мошенников и шлюх. Наверное, подумалось ему, должна быть какая-то причина, по которой Бог указал ему этот путь. Причина, по которой его отец вбил себе в голову, что должен во что бы то ни стало обучить сына искусству врачевания. Возможно, Исааку самой судьбой уготовано примирить две общины, которые он так хорошо знал.

– Ты должен сделать выбор, – выпалил Ансельм.

Исааку вспомнились портовые шлюхи, с которыми он делил постель. Иногда они совали парнишке в руку краюху хлеба, чтобы он не умер от голода.

– Я горжусь тем, что меня прозвали шлюшьим доктором.

Войдя в тронный зал в особняке Контарини, Бенедетта почувствовала, что все взгляды благородных дам и куртизанок устремились к ней, недоброжелательные, высокомерные взгляды.

Она шла под руку с патрицием, пытаясь расправить плечи и не сбиться с шага из-за хромоты своего спутника. Бенедетта знала, что каждая из присутствующих в комнате женщин втайне насмехается над нею и презирает за то, что она стала любовницей этого калеки – калеки не только телом, но и душой.

Бенедетта старалась ни с кем не встречаться глазами. Ее украшения были столь же дорогими, как и у других женщин, прическа столь же модной, и накрасили девушку с той же изысканностью, как и всех остальных. Короче говоря, она выглядела в точности как и все остальные женщины в зале. Но что-то все же выделяло ее.

Бенедетта была намного красивее большинства из них. Это читалось во взглядах всех мужчин.

И у нее было потрясающее платье. Такого ни у кого больше не было. Платье, на которое с любопытством поглядывали все дамы в зале.

И Бенедетта надеялась, что этот наряд станет источником их зависти.

Возможно, именно из-за этого платья дамы с ней и заговорят.

Наряд был удивительно необычным. Из-под рукавов с буфами, расширявшихся к предплечью, выглядывали два рукава поуже, сшитые из столь нежного прозрачного шелка, что под ним чарующе поблескивала кожа. Лиф был не таким жестким, как у других дам, он мягко облегал грудь и подчеркивал женские формы тем, что переход к талии был не ровным, а складчатым, и поэтому грудь казалась выше. Когда Бенедетта впервые увидела этот хоть и простой, но оригинальный крой, ей сразу же подумалось, что любому мужчине захочется провести ладонью по столь открыто выставленным напоказ прелестным округлостям. Сзади и спереди платья на уровне бедер в ткань юбки были вшиты по две негнущиеся палочки, подчеркивающие талию. Такое построение каркаса юбки и стройнило, и делало Бенедетту грациознее. Сама же юбка лишь отдаленно напоминала традиционный крой колокольчиком, при котором наряд полностью скрывал нижнюю часть тела; она состояла из множества слоев тонкой ткани, а потому хоть и принимала форму, соответствующую требованиям моды, но при этом облегала ножки, и их очертания проступали под нарядом при каждом движении.