Фульвио Лука Ди - Корабль мечты

– Кто ты? – спросил слуга.

Шимон улыбнулся. Этот вопрос он задавал себе каждое утро.

– Ты украл довольно много. Я хочу получить половину от всего этого, иначе я сдам тебя страже, – с вызовом заявил слуга.

Шимон подался вперед, сорвал кинжал с запястья и повернулся. Он выбросил руку вперед, держа лезвие на такой высоте, чтобы оно достало до горла одного из громил. Еще не доведя движение до конца, он почувствовал, как клинок вошел в плоть. Послышался стон, мордоворот упал.

Старик испуганно вскочил с ящика и попытался броситься наутек.

Шимон хотел помчаться за ним, но второй мордоворот подставил ему подножку. Барух упал, и противник обрушился на него, сжимая в руках короткий обоюдоострый кинжал.

Шимон успел подтянуть ноги к груди и ударить изо всех сил. Он попал мордовороту в пах. Отлетая назад, противник еще успел нанести удар, и клинок пронзил ногу Шимона. Барух разинул рот в немом крике. Выдернув кинжал из икры, он попытался подняться.

Тем временем на крики старика на склад сбежались люди. Шимон увидел, как на него бросился какой-то долговязый мужик с короткой увесистой дубинкой. Удар проломил Баруху пару ребер, но ему удалось откатиться в сторону и встать. Тяжело дыша, он повернулся к двери. Какой-то другой мужик попал ему дубинкой по лицу. Шимон почувствовал, как лопнула кожа на брови и кровь хлынула в глаз. Его кулак сам собой дернулся вперед и проломил противнику трахею. В агонии ухватившись за горло, несчастный упал на пол.

Ценой почти нечеловеческих усилий Шимону удалось перепрыгнуть через безжизненное тело, добраться до двери, выскочить наружу и спрятаться в портовом переулке. Словно раненый зверь, он забился в угол, пытаясь совладать с болью. Когда голоса затихли, Барух выполз из своего укрытия и побрел в единственное место, где ему сейчас хотелось очутиться.

Он постучал в дверь Эстер. Ждать пришлось недолго. Увидев Шимона, залитого кровью с головы до ног, женщина зажала рот ладонью, сдерживая крик. Поспешно пропустив Баруха внутрь, она принялась обрабатывать его раны. За все это время она не произнесла ни единого слова, точно и сама была немой.

И вдруг Шимон приказал ей остановиться. С трудом подойдя к столу, он взял бумагу и чернила и принялся поспешно писать:

«МОЕ НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ – ШИМОН БАРУХ. Я ИЗ РИМА. Я БЫЛ КУПЦОМ…»

Шимон писал очень быстро, склонив голову над бумагой. Кровь из рассеченной брови капала на листы, которые он передавал Эстер. А женщина читала всю его историю.

«ЗАТЕМ Я ПОШЕЛ В КАТАКОМБЫ И НАШЕЛ ТАМ ЧЕЛОВЕКА ПО ИМЕНИ СКАВАМОРТО. ОН КАК РАЗ УНОСИЛ ВЕЩИ ЭТОГО МАЛЬЧИШКИ…»

Шимон тяжело дышал. Боль в груди была почти невыносимой – мужик с дубинкой сломал ему ребра.

«…ПЕРЕД СМЕРТЬЮ ОН СКАЗАЛ МНЕ, ЧТО ЭТОГО ВОРА ЗОВУТ МЕРКУРИО…»

Эстер читала так же быстро, как Шимон писал. И, дочитав до конца, она выпустила из руки лист, встала и подошла к Шимону, читая из-за плеча, что он пишет.

«…И КОГДА НА ПОВОЗКУ С ЗАКЛЮЧЕННЫМИ НАПАЛИ РАЗБОЙНИКИ, Я ПОДУМАЛ, ЧТО СЕЙЧАС УМРУ. НО Я НЕ БОЯЛСЯ…»

Кровь из брови лилась уже не так сильно. Шимон все писал, а Эстер читала.

«…А ПОТОМ ПОЯВИЛАСЬ ТЫ…»

Остановившись, Шимон повернулся к Эстер. Его лицо исказила гримаса боли.

«Я НЕ МОГУ СКАЗАТЬ ТЕБЕ, КАКИЕ ЧУВСТВА ИСПЫТЫВАЮ. Я И САМ НЕ ЗНАЮ».

Эстер заглянула ему в глаза и тихо произнесла:

– Ты спас меня от Карнакины.

У Шимона болезненно кольнуло сердце.

«ТЫ ЗНАЛА?» – написал он.

– Да.

Шимон отложил перо.

– Давай я позабочусь о твоих ранах, – сказала Эстер.

Шимон покачал головой. Притянув женщину к себе, он поцеловал ее. Его кровь испачкала ей платье. Эстер опустилась на пол, впуская его в себя, позволяя ему излить на себя и кровь, и слезы.

Наконец-то Шимон понял, какой смысл заложен в преследовавшем его образе. Сорванный розовый куст символизировал любовь, которой не суждено расцвести.

На следующее утро он ушел.

«БУДЬ СЧАСТЛИВА».

Такую записку Эстер нашла на следующий день на подушке. И чернила были красными, как кровь.

Стражники, стоявшие у Гетто Нуово, как раз собирались закрывать ворота за мостом над Рио-ди-Сан-Джироламо, когда заметили припозднившегося. Мужчина старался как можно скорее пройти по набережной Ормезини, но он хромал, слегка подтягивая правую ногу. Опаздывающий кутался в толстую накидку, сутулясь. Желтая шапка у него на голове была настолько большой, что скорее напоминала капюшон.

Добравшись до моста, еврей махнул рукой.

– Шалом алейхем, – запыхавшись, сказал он страже.

– Да, мир и тебе тоже, – буркнул Серраваль. – Ты должен бы уже понять, что, если останешься на ночь за пределами Гетто Нуово, можешь влипнуть в серьезные неприятности!

– Мазл тов! Мазл тов! – воскликнул еврей. Его шишковатый длинный нос испещряли морщины, похожие на трещины. И этот нос подергивался, когда опоздавший с преувеличенной благодарностью кивал стражникам. Козлиная бородка тоже подрагивала.

– Ну вот, еще один. Ни слова по нашему не говорит, – простонал Серраваль, поворачиваясь к другим стражникам. – Ладно-ладно, поторапливайся.

Еврей, хромая и сутулясь, подошел к одной двери в арке здания на краю площади. Надвинув шапку на брови, он попытался открыть дверь, но было заперто. Оглянувшись, он обнаружил помощника раввина, который как раз завершал свой обход Гетто Нуово, проверяя, все ли в порядке. Опоздавший опустил голову и шмыгнул через площадь, стараясь избежать встречи. Но помощник раввина уже заметил его и подошел поближе.

– Шалом алейхем, – поздоровался служитель.

– Алейхем шалом. – Невзирая на хромоту, незнакомец ускорил шаг.

– Ты кто? – Помощник раввина уже почти догнал его.

Но мужчина его, похоже, не понимал.

– Мазл тов, – сказал незнакомец.

– И тебе счастья, брат. Но я спросил тебя, кто ты такой. Где ты живешь?

– Мазл тов, – повторил хромой и, чуть ли не переходя на бег, юркнул в проем между двумя зданиями, выходившими к каналу.

– Эй! – немного опешил помощник раввина. От удивления он даже остановился, но затем последовал за незнакомцем.

Едва скрывшись между домами, еврей подбежал к маленькому саду за синагогой, забрался на подоконник и ловко, точно кошка, вскарабкался по водостоку на выступающую над стеной часть крыши. Распластавшись на животе, он притаился во тьме.

Помощник раввина, запыхавшись, остановился у синагоги. Ошеломленно озираясь, он осмотрел самые темные уголки переулка, но человек, которого он преследовал, похоже, растворился в воздухе. Он поднял лампаду, еще раз повернулся, раздумывая, куда столь бесследно мог подеваться его брат по вере, и тут что-то привлекло его внимание. У основания забора, окружавшего сад при синагоге, что-то лежало. Помощник раввина поднял странный предмет и покрутил его в руках. Только через пару мгновений он понял, о чем идет речь. Он приложил найденную штуку к носу, кивнул и улыбнулся.

– Дети! – позвал он.

Еще раз осмотрев странный предмет, служитель синагоги поразился мастерству человека, его создавшего. Он вспомнил, как совсем еще мальчуганом тоже делал такой. Но прошло уже довольно много лет с тех пор, как он видел его. Да еще и столь искусно сделанный.

– Накладной нос из хлеба, – ухмыльнулся он, пряча игрушку в карман. Завтра нужно будет подарить ее сыну. – Уже поздно, дети! – крикнул он в ночь. – Идите спать.

– Сам иди спать, Мордехай! – донеслось из-за одного из окон. – Тут только ты не спишь!

Втянув голову в плечи, помощник раввина на цыпочках пошел прочь.

Сидя на крыше, Меркурио провел ладонью по лицу и только сейчас понял, что потерял накладной нос.

– Вот дерьмо, – тихо ругнулся он.

Подавив вскрик боли, он сорвал с себя накладную бороду, потер покрасневший от рыбьего клея подбородок и сунул желтую еврейскую шапку в карман.

Затем Меркурио медленно спустился с крыши. Едва очутившись на земле, он с облегчением понял, что необходимые инструменты все еще были при нем. Осторожно вернувшись к арке, юноша оглянулся. На площади не было ни души. Он достал из кармана отмычку и в мгновение ока вскрыл замок на двери. Войдя в подъезд, Меркурио тихо прикрыл за собой дверь.

– Пятый этаж, – прошептал он.

Сердце отчаянно колотилось у него в груди. Юноша начал подниматься по лестнице. И чем ближе он был к цели, тем безумнее казалась его затея. С каждой преодоленной ступенькой в нем нарастало чувство, будто сердце бьется все сильнее, пытаясь вырваться из тела. У него одеревенели ноги, и Меркурио чудилось, словно бы он больше никогда не сможет их согнуть. Но парень не останавливался. Со времени своего визита в Кастелетто он знал, что хочет сблизиться с Джудиттой.

Он был так взволнован, что даже выронил отмычку, едва ступив на пятый этаж. Послышался металлический звон. Меркурио прижался к стене и задержал дыхание. Он был уверен, что этот звон слышал весь дом. Но вскоре оказалось, что на шум никто не вышел.

Приободрившись, он метнулся обратно к лестнице и, опустившись на четвереньки, принялся искать отмычку. Найдя ее парой ступенек ниже, он поднялся наверх и огляделся. На лестничной клетке было две двери. Меркурио попытался сориентироваться и решил, что окна квартиры слева выходят на площадь Гетто Нуово. Меркурио знал, что Джудитта живет на пятом этаже, потому что пару дней назад увидел ее в маленьком оконце, ведущем на площадь. Девушка была чем-то занята, но Меркурио так и не понял, что это она делает. Джудитта протянула руку к небу, точно указывая на что-то пальцем, и замерла так на некоторое время, а потом вернулась в комнату.

Меркурио вставил отмычку в замок и провернул. Его старания уже почти увенчались успехом, когда дверь перед ним распахнулась. И первым, что увидел Меркурио, был огромный нож, занесенный над его головой.

– Погоди, это же я. – Юноша поспешно отпрянул назад.

Джудитта стояла в дверном проеме. На ней была длинная, в пол, ночная сорочка из войлока. Лицо в отблесках свечи казалось мертвенно-бледным.