– Пойдем, Джудитта.

Капитан Ланцафам взял ее за руку.

– Пойдем, – сказал он. – Пора закрывать ворота. Отец ждет тебя.

Джудитта испуганно остановилась, но по-прежнему не сводила с Меркурио глаз.

– Джудитта… – прошептал он.

– Меркурио… – прошептала она.

Ланцафам махнул на Меркурио рукой, словно отгоняя его.

– Пойдем, Джудитта. – Капитан потащил ее в сторону Гетто Нуово.

Девушка покорно поплелась за ним, все еще глядя на Меркурио. Юноша шел за ними, держась на том же расстоянии.

Джудитта перешла мост и позволила Ланцафаму завести себя во внутренний двор. Но когда капитан отпустил ее руку и отдал своим людям приказ закрыть ворота, девушка остановилась. Она по-прежнему смотрела на Меркурио. Их взгляды встретились. Что-то в Меркурио изменилось. «Нос, – поняла Джудитта, – что-то случилось с его носом». Теперь Меркурио выглядел мужественнее. И красивее.

Юноша остановился в начале моста. Услышав, как с глухим стуком захлопнулись ворота, он рванулся вперед.

– Нет никакой другой девушки! – крикнул он. На этот раз его голос прозвучал в полную силу.

Капитан и стражники преградили Меркурио путь на середине моста.

– Приложи ладонь к воротам! – крикнула Джудитта из Гетто Нуово.

Запыхавшись, Меркурио в отчаянии уставился на Ланцафама и его людей.

Те опустили глаза и отошли в сторону, хотя никто не промолвил и слова.

Меркурио медленно прошел мимо них.

У ворот он опустил ладонь на дубовую створку.

– Я здесь.

– Я здесь, – повторила Джудитта, опуская ладонь на створку с противоположной стороны ворот.

– Я чувствую тебя, – прошептал Меркурио.

– Я чувствую тебя, – эхом откликнулась Джудитта.

Глава 46

Бенедетта поклялась себе, что больше не прольет ни слезинки. Теперь, когда она стала любовницей патриция Контарини, в распоряжении девушки оказались его деньги, и она решила потратить их с умом. Для Бенедетты наилучшей тратой золота оказался визит к Рейне Зулейн, которую все звали Рейной-чародейкой.

– Прошу, входите, ваша милость, – донесся голос из-за легкой занавески, блестящей, кобальтово-синей, вышитой желтыми звездами.

Бенедетта была ошеломлена столь почтительным обращением. Она привыкла, чтобы к ней обращались на «ты». Девушка взглянула на свое отражение в окне прихожей. На нее смотрела молодая женщина в шуршащем платье из блестящего темно-коричневого шелка. В зависимости от того, как на ткань падали лучи света, коричневый цвет отливал то оранжевым, то огненно-красным.

Вырез платья украшали чудные кружева, на шее сияло жемчужное ожерелье. Медно-рыжие волосы были заплетены в косы и подобраны украшенными жемчугом шпильками. К тому же от Бенедетты пахло гвоздикой и индийскими благовониями. Девушка поклонилась, удивляясь изяществу красавицы в зеркальной глади стекла.

– Ваша милость, – прошептала она.

Бенедетта вошла за испещренную звездочками занавеску.

В комнате, где Рейна-чародейка принимала посетителей, царила особая атмосфера. По выкрашенным в ржаво-красный стенам тянулись черные символы. У стен стояло множество полок, набитых стаканами, амулетами, канделябрами, свечками в форме человеческого тела, звериными черепами, кроличьими лапками, корешками, коричневыми банками с семенами, сушеными цветами, блестящими полудрагоценными камнями, миррой и ладаном, мертвыми змеями, ящерицами и разнообразнейшими насекомыми. Были там и веревки разной толщины с диковинными узлами, ракушки и стеклянные глаза. В углу на подставке лежала большая книга, раскрытая на странице с астрологическими символами и схематическими изображениями орбит планет. Пол устилали восточные ковры, уложенные в несколько слоев. Правда, ковры казались не очень чистыми, к тому же их усеивали белые и серые волоски.

На коврах развалились две кошки, одна серая, вторая белая, обе с длинной густой шерсткой и пушистыми хвостами, мягко колыхавшимися в воздухе, точно водоросли на дне моря.

– Люди относятся к ним с недоверием, думая, что кошки служат мне в моем ремесле, – сказала Рейна-чародейка, поднимаясь и шествуя навстречу Джудитте. – Но на самом деле у них только одна задача. Ловить мышей.

Бенедетта немного растерялась. Она ожидала увидеть здесь горбатую старуху с огромным крючковатым носом и беззубым ртом. Но Рейна-чародейка оказалась высокой и стройной красавицей с длинными, крашенными в черный цвет волосами, разметавшимися по плечам. Одета женщина была в мужской восточный наряд – с широкими оранжевыми шароварами, стянутыми на лодыжках, и черно-фиолетовой, доходившей ей до колен туникой, застегнутой под горло. Чародейка густо красила глаза, что придавало взгляду особую выразительность. На запястьях она носила тяжелые браслеты с маленькими колокольчиками, звякавшими при каждом ее движении.

– Я хочу, чтобы вы… – сразу же перешла к делу Бенедетта.

– Присаживайтесь, ваша милость, – перебила ее Рейна, указывая на низкий кожаный диванчик в углу комнаты.

Над диванчиком колыхалась светлая занавеска, а рядом горели две свечи в канделябре, выполненном в виде человеческой фигурки. Перед ним же стоял низкий круглый столик, покрытый черным лаком и усыпанный золотыми магическими символами. И, наконец, лежала перед диванчиком видавшая виды подстилка из конопляной ткани, сложенная вдвое.

Бенедетта села на мягкий удобный диван, а Рейна-чародейка опустилась на старую подстилку, скрестив ноги по-турецки. Все ее движения были медленными, спокойными, как у змеи, которая сворачивается в клубок. Волшебница щелкнула пальцами, и в комнату, не поднимая головы, вошел плечистый юноша. Он поставил на столик поднос с двумя дымящимися чашками, Рейна-чародейка еще раз щелкнула пальцами, и парень столь же быстро удалился.

– Выпейте, – сказала волшебница.

– Мне не хочется пить.

Рейна-чародейка улыбнулась.

– Этот напиток служит не для того, чтобы утолять жажду.

– А зачем же?

– Чтобы нам легче было говорить, – ответила волшебница, взяла чашку и пригубила.

Бенедетта с подозрением уставилась на свою порцию. Тогда Рейна-чародейка отпила и из второй чашки.

– Доверьтесь мне, ваша милость.

Только после этого Бенедетта взяла-таки чашку. Напиток оказался довольно странным – это была молочно-белая жидкость с острым, немного едким, но отнюдь не противным ароматом. Бенедетта отпила глоток. Жидкость была горькой, и эта горечь скорее чувствовалась в горле, чем на языке. Девушка с отвращением поморщилась и уже хотела поставить чашку на поднос, когда Рейна-чародейка мягко остановила ее.

– Этот напиток пьют не из-за приятного вкуса, – объяснила она.

Бенедетте показалось, словно бы ее голос доносится откуда-то издалека. И в то же время он стал звучнее. Девушка сделала еще один глоток. Теперь горечь чувствовалась уже слабее, на третьем – почти сошла на нет, а на четвертом Бенедетта заметила, что у нее немного занемело горло. Она опустила руку на шею. Почему-то девушке совершенно не было страшно.

Рейна-чародейка внимательно наблюдала за ней, временами отпивая молочнистое варево из чашки.

И вдруг Бенедетта почувствовала глубокое спокойствие, словно бы она взирала на все происходящее со стороны. К тому же она заметила, как сузился угол ее зрения. Все, что находилось прямо перед ней, Бенедетта видела отлично, может, даже лучше, чем обычно. Цвета казались яркими и насыщенными, тени – резкими, все очертания – четкими. А вот то, что девушка видела боковым зрением, мнилось размытым, линии и цвета переходили друг в друга, все словно бы покрывала масляная пленка. Бенедетта с любопытством закрутила головой.

– Теперь вы наконец-то можете сосредоточиться на том, чего жаждет ваше сердце, – сказала Рейна-чародейка. – На том, что лежит в основании самого вашего естества. На вашем самом сокровенном желании.

Речь Рейны-чародейки волнами накрывала Бенедетту, некоторые слова всплывали на поверхность этих волн, другие были едва слышны, будто Бенедетта слышала сейчас только то, что ее интересовало. Ей чудилось, словно бы сейчас она в полной мере осознает саму свою сущность и ничто извне не может отвлечь ее.

– Люди приходят ко мне по разным причинам, – говорила Рейна-чародейка. – Но лишь немногие знают, чего хотят на самом деле. Большинство просят о том, чего якобы должны хотеть. Просят о том, к чему их принуждают условности, общество, церковь. Просят о том, чего требует честь, что положено по традиции, чего ждет семья. Высказывая свое пожелание, они говорят голосом тех, кем хотели бы быть…

Сладкий, медовый голосок Рейны-чародейки околдовал Бенедетту. Девушка чувствовала, как слова проникают в ее голову, как ее тело впитывает речи волшебницы, точно губка.

– Чувства сокрыты и многогранны, – продолжила волшебница. – Они загадочны, они переплетаются друг с другом, как каналы в нашем полном тайн плавучем городе. Но вы ведь и сами это знаете, не так ли?

Бенедетта кивнула. Ей трудно было держать глаза открытыми.

– Не будете ли вы столь любезны назвать мне ваше имя, ваша милость?

– Бене… детта…

– Бенедетта, не соблаговолите ли вы назвать мне причину, по которой вы искали меня, обратившись за помощью к вашему благородному и могущественному покровителю, чьей покорной слугой я была и всегда буду?

Бенедетта подумала о том, что привело ее сюда.

– Я больше не пролью ни единой слезинки, – громко сказала она.

Рейна-чародейка ничего не ответила, пристально глядя на свою посетительницу.

– Я больше не пролью ни единой слезинки, – повторила Бенедетта.

И ей почудилось, словно бы эти слова заметались, запрыгали в ее теле, отскакивая от одного виска к другому, а потом вылетели наружу, и девушку охватил страх, что без этих слов она осталась совсем пустой. Осталась полой оболочкой. Широко распахнув глаза от ужаса и открыв рот, Бенедетта в панике уставилась на Рейну-чародейку.

– Не бойтесь, Бенедетта, – сразу сказала та. – Просто это не было частью вас. Теперь же закройте глаза и прислушайтесь к себе. Что вам на самом деле нужно от меня? Вернее, чего вы хотите достигнуть?