Фульвио Лука Ди - Корабль мечты

– Здравствуйте, люди добрые, – громко произнес Исаак, чтобы привлечь к себе внимание трактирщика, где бы тот ни был.

С верхнего этажа донесся стон. Звук становился все громче, постепенно переходя в крик. Голос был детский. Через мгновение крик резко оборвался.

– Здравствуйте, люди добрые, – еще громче сказал Исаак, повернувшись к лестнице, ведущей на второй этаж.

Он услышал, как открылась, а потом вновь закрылась дверь. На ступенях лестницы появилась еще молодая, но уже измученная тяготами жизни женщина. В ее взгляде светилась тревога.

– Здравствуй, добрая женщина, – сказал Исаак. – Мы в пути и хотели бы провести здесь ночь и съесть на ужин что-нибудь горячее, если это возможно.

Трактирщица смотрела сквозь него, думая о чем-то своем.

– Это будет вам стоить полсольдо.

– Идет, – кивнул Исаак.

– Только есть у меня нечего, – добавила женщина. – Разве что хлеб и вино.

– Нам этого достаточно.

Трактирщица молча кивнула, не двигаясь с места.

Стон послышался вновь, но на этот раз ребенок не закричал.

Женщина повернулась, в отчаянии зажимая рот ладонью.

Постояв немного, она спустилась по криво выструганным ступеням, открыла шкаф в задней части комнаты и достала буханку хлеба, завернутую в грубую льняную ткань. Налив вина в кувшин, трактирщица поставила все это на стол и принесла два щербатых стакана и нож для хлеба.

– Я сегодня не готовила, – беспомощно, точно извиняясь, произнесла она. – Моя единственная дочь захворала…

– Мне очень жаль, – сказал Исаак.

– А я схожу с ума, – продолжила женщина. В ее глазах светилась боль.

– Что сказал врач?

Трактирщица удивленно посмотрела на него, а затем покачала головой.

– Сюда врачи не ходят. Мы сами рожаем детей, сами и умираем, когда приходит наш час.

И вновь сверху донесся стон.

Вздрогнув, женщина закусила губу. На ее лице явственно читалось отчаяние.

И тогда Джудитта сказала, не задумываясь:

– Мой отец – врач.

– Моя мать была актрисой.

Наступило утро. Меркурио спустился с платформы и обвел взглядом своих гостей.

– Вернее… она была актером. Вы же знаете, что женщинам нельзя выступать в театре?

Бенедетта и Цольфо переглянулись.

– Ну конечно, – солгала девушка.

– Ага, как же, как же, – усмехнулся Меркурио. – Так вот. Моя мама много лет переодевалась в мужское платье, чтобы выступать на сцене. И все верили, что она на самом деле мужчина. Представляете, даже в мужском облике она была настолько прекрасна, что ей постоянно доставались женские роли.

Бенедетта и Цольфо зачарованно слушали. История о том, как женщина притворяется мужчиной, чтобы сыграть на сцене женщину, сбивала их с толку. К тому же они не понимали, к чему Меркурио ведет.

Юноша схватился за край грязного штопаного полога, висевшего за платформой.

– Готовы? – спросил он и театральным жестом отдернул полог.

Бенедетта, Цольфо и Эрколь разинули рты от изумления.

Они словно очутились в мастерской какого-то портняжки. Или в магазине одежды. Перед ними висели: сутана священника, монашеская ряса, черный наряд писаря, полосатое облачение слуги, стеганка конюха из папских конюшен, штаны испанского солдата (одна штанина малиновая, вторая – шафрановая), жакет с блестящими позументами и буфами с прорезью, передник кузнеца, черная шляпа и вощеный сюртук путника, что собрался в дальнюю дорогу. Плетеная корзина из ивовых прутьев полнилась париками, шиньонами, очками, моноклями, накладными бородами, свитками и кошелями, во второй корзине лежало оружие, инструменты и всякая всячина: короткий меч, кузнечный молот, аркан конюшего, кожаный пояс с зубилом и стамеской, как у резчика по дереву, бритва брадобрея, пила столяра, штемпельная подушка писаря, гусиные перья, чернильницы, полуботинки, сапоги, тапочки, деревянные башмаки рыботорговца. И, наконец, висело за пологом три женских облачения: роскошный наряд придворной дамы, кобальтовый, усыпанный поддельными драгоценностями из яркого стекла; скромное темно-зеленое платьице девушки из хорошего дома; серовато-коричневая одежда служанки, с передником, большой сумкой и белым чепчиком.

– Пресвятая Богородица! – вырвалось у Бенедетты.

Меркурио так и раздувался от гордости.

– За работу! У меня есть идея, как отобрать золотой у трактирщика.

– Откуда у тебя все эти вещи? – спросила Бенедетта, словно не услышав его последние слова.

– Мне они достались в наследство от матери, – пояснил Меркурио. – У нее же я научился переодеваться. Вот только… я немного другой актер, чем она, – рассмеялся он.

– Так значит, ты не сирота? – спросил Цольфо.

– Сирота. Но на смертном одре моя мать попросила актера из театральной труппы найти меня и передать все эти вещи и ее благословение.

Меркурио смерил взглядом троицу, не сводившую с него глаз.

– Ну, это долгая история. Короче говоря, моя мать переспала с одним актером из своей труппы. Ну, тот знал, что она женщина. Так я и родился. Моя мать вынуждена была…

– Оставить тебя в коробке для подкидышей, как было со мной и Эрколем. – Цольфо сплюнул.

– Подкидыш, подкидыш, – засмеялся Эрколь.

– Тише ты, дурак.

– Нет, мама меня не бросала. Она отдала меня кормилице и заплатила ей, чтобы та за мной присматривала. Но эта женщина подбросила меня в сиротский приют святого архангела Михаила, а деньги забрала себе.

– Вот дрянь!

– Да. А потом моя мама заболела и умерла. И глава труппы нашел меня и передал мне все ее вещи. Эти костюмы… Моя мама играла все эти роли. Актер рассказал мне ее историю. Сказал, что она была лучшей в труппе и что она…

– Всегда любила тебя? – В глазах Цольфо светилась надежда.

– Именно.

– Но как этот человек тебя нашел? И откуда он вообще узнал, что ты это ты? – вмешалась Бенедетта.

– Ну, все сложно, – сменил тему Меркурио. – Сейчас нам нужно заняться трактирщиком. Вымой лицо и руки, – приказал он Бенедетте. – Там, в ведре, вода.

– И не подумаю, – взвилась девушка.

– Вымойся, – повторил Меркурио.

– Это еще зачем?

– Потому что это важно для моего плана.

– Какого плана?

– Вымоешься, и тогда все узнаешь. – Он взял зеленое платье добропорядочной горожанки. – Должно подойти тебе по размеру. – Он протянул платье девушке.

– Уф, вода холодная, – пожаловалась Бенедетта, протирая двумя пальцами глаза.

– Ты должна казаться чистой. Не упрямься.

– Ненавижу мыться, – надула губки девушка.

– Уверяю тебя, это чувствуется, – рассмеялся Меркурио.

Бросив на него испепеляющий взгляд, Бенедетта опустила обе руки в воду, а затем принялась тщательно отмывать лицо.

– Хорошо, а теперь переодевайся, – заявил юноша, проверив, чистые ли у нее ногти.

– Где?

Меркурио удивленно уставился на нее.

– В смысле?

– Ты что, думаешь, я стану перед вами раздеваться?

– Ну, у меня другой комнаты нет, ты же знаешь.

– Отвернитесь и не смейте подглядывать, – сдалась Бенедетта.

Послышалось шуршание платья.

– Я готова.

Цольфо и Эрколь разинули рты.

– Ты выглядишь прекрасно, – сказал мальчик.

– Эрколь тоше шитает, ты прекрашна.

Бенедетта покраснела.

– Оба вы идиоты, – сказала она, глядя на Меркурио.

– А теперь уходите, – никак не ответив на ее слова, заявил юноша. – Я вас догоню и расскажу мой план.

Полчаса спустя они уже шли по дороге, преисполненные решимости.

– Какую роль она играла в этой одежде? – спросила Бенедетта, шагая рядом с Меркурио.

– Кто?

– Твоя мама.

– А… она играла… герцогиню.

– Герцогиню? – Хихикнув, Бенедетта провела ладонью по подолу платья и выпятила грудь.

Некоторое время они шли молча.

– Знаешь… Прости меня за вчерашнее… – сказала она.

– Ты о чем?

– Я не всерьез это сказала… ну, о том, что пускай ты утонешь в катакомбах в собственном дерьме. Я же не знала…

– Все, замяли.

Бенедетта опустила ладонь ему на плечо, но юноша отпрянул.

– Мне друзья не нужны.

– Думаешь, мне они нужны? – отрезала Бенедетта. Она задумчиво смерила Меркурио взглядом. – А ты и правда похож на настоящего священника.

Парень довольно улыбнулся. На нем была длинная сутана с красными пуговицами, на груди было вышито окровавленное сердце в терновом венке, на голове красовалась блестящая черная шляпа.

– Мой образ еще не совершенен, – задумчиво протянул Меркурио.

Подойдя к двум ослам, стоявшим у яслей, он набрал полные пригоршни сена и запихнул его себе под сутану.

– В отличие от нас, священники едят по три раза в день: утром, днем и вечером, поэтому они все такие толстые.

Проходя мимо лотка с фруктами, Меркурио мимоходом стянул яблоко, на ходу отрезал от него два куска и сунул себе за щеки.

– Шмотри, щаш хорошо, – рассмеялся он. – Нушно поштупь потяшелее шделать. – Меркурио изменил походку.

– Это безумие! – воскликнула Бенедетта.

– Переодеваящь, недоштатошно…

– Ни слова не понимаю, – перебила его девушка.

Вытащив куски яблока изо рта, Меркурио выбросил их.

– Нет, так не пойдет. Еще одно правило: не перегибать палку. Если трактирщик меня не поймет, то это все коту под хвост. Я хотел сказать, что, когда ты переодеваешься, недостаточно просто надеть другую одежду. Нужно представить себе, что этот наряд – действительно твой, и двигаться в нем настолько естественно, словно ты такое платье каждый день носишь.

– Что же мне теперь, разгуливать по улицам что твоя герцогиня? – осведомилась Бенедетта.

– Ну да. Могла бы и задом повилять.

– Ой, иди ты, Меркурио, – возмущенно фыркнула девушка, но и правда принялась покачивать бедрами.

Они свернули на Вико-де-Фунари.

– Подожди здесь. И оставайся на виду, – сказал Меркурио Бенедетте. – А вы двое не высовывайтесь.