Фульвио Лука Ди - Корабль мечты

– Да, это прекрасная цель, мальчик мой…

Юноша обнял ее еще крепче.

– Ты поплывешь вместе со мной и Джудиттой? – спросил он.

И тогда она разрыдалась.

Венеция – Местре – Римини

– Закрывай!

Петли хрустнули, и створы высоких ворот с приглушенным стуком закрылись. Было слышно, как пронзительно скрипнули засовы, металл о металл.

– Закрыто! – крикнул кто-то.

– Закрыто! – ответил ему другой голос.

И стало тихо.

Вся еврейская община собралась на площади в Гетто Нуово. Никто не остался дома. Не было никакой договоренности, никто не звал людей на эту площадь, они просто собрались здесь. И у всех на лицах застыло одно и то же выражение – замешательство.

Впервые в жизни их заперли здесь. То была первая ночь в Гетто Нуово.

Когда ворота закрылись, над площадью воцарилась исполненная смятения тишина. Никто не знал, что его ждет. Все точно оцепенели. Люди смотрели на запертые снаружи ворота.

– Точно куры в курятнике, – хрипло выдохнула какая-то старушка. – Ужасно.

В тишине ее голос услышали все.

– Тебе другого сравнения на ум не приходит? – спросил стоявший рядом с ней мужчина.

И этот вопрос тоже все услышали.

– Точно клопы в жестянке. Точно тараканы в ночном горшке. Мне продолжать?

– Нет, – ответил ей кто-то другой.

И вновь стало тихо.

Как вдруг здешний дурачок, тщедушный юродивый, который всегда ходил с открытым ртом, так что слюна стекала у него по подбородку, затянул старую песню – ее обычно пели детям перед сном:

– Ветры злые предвещают нам беду,

Но когда дорогой темною пойду,

То пусть свет в моей душе разгонит тьму

И разрушит окаянную тюрьму.

Маленькая девочка лет пяти сонно протерла глаза, протянула обе ручки и взялась за руку юродивого:

– То пусть свет в моей душе разгонит тьму

И разрушит окаянную тюрьму.

Отец слабоумного растроганно взял сына за руку с другой стороны, а его жена взяла за руку мужа, опустив голову ему на плечо.

– Пой, мой мальчик, – прошептала она.

– Этим светом озаренный изнутри

Я увижу отблеск завтрашней зари.

Мы едины, и в единстве мы сильней,

Позабудем о тоске минувших дней.

И дети на площади в Гетто Нуово повторили:

– Этим светом озаренный изнутри.

Я увижу отблеск завтрашней зари.

А родители нежно трепали их по волосам и поднимали на руки, пока юродивый пел песню:

– Мы едины, и в единстве мы сильней,

Позабудем о тоске минувших дней.

Когда вновь воцарилась тишина, эта новая непривычная тишина, все члены общины, не сводя глаз с ворот, взялись за руки, не разбирая, кто стоит рядом с ними. Они образовали цепочку без начала и конца.

И тогда слово взял раввин.

– Завтра на рассвете, когда отворятся эти створы, мы вновь станем разрозненными людьми. Но этой ночью мы – один человек.

– Аминь сэла, – ответили все на эту молитву, прочитанную впервые.

Снова стало тихо.

И тут все услышали, как кто-то крикнул с другой стороны стены:

– Я заберу тебя отсюда, Джудитта! Клянусь, я заберу тебя отсюда!

Все женщины, девушки и даже маленькие девочки, которых звали Джудитта, задумались о том, кто же кричит там, а наиболее самонадеянные из них даже решили, что эти слова адресованы им. И только Джудитта ди Негропонте узнала голос Меркурио. Ее охватило необычайно сильное чувство, словно этот голос что-то пробудил в ней. Невзирая на свою клятву больше никогда не думать о Меркурио, девушка ничего не могла с собой поделать.

Исаак повернулся к ней.

Джудитта покраснела.

– Пойдем домой, – поспешно произнесла она. – Мне холодно.

В мгновение ока стражники с лодки, курсировавшей по каналам вокруг закрытого еврейского квартала, обнаружили за мостиком возле недавно возведенного из камней заграждения человека, забравшегося на стену.

– А ну слезай! – крикнул один из стражников.

Второй начал взводить арбалет.

Меркурио поднял руки, показывая, что сдается, и принялся спускаться по стене.

Один из стражников схватил его за шкирку и толкнул на грязное дно лодки.

– О чем ты вообще думал, придурок? – напустился на него стражник.

Второй уселся на весла, и вскоре лодка подплыла к набережной Ормезини.

Небольшая группка зевак вышла на светлую мостовую, выложенную привезенным из Истрии известняком, и остановилась на берегу Рио-ди-Сан-Джироламо напротив Гетто Нуово. Все они глазели на закрытые ворота. Даже те, кому было плевать на евреев, ужаснулись, словно поверить не могли в то, что зашли так далеко.

– О господи, – сказала женщина, державшая за руку маленькую дочку. – Мы заперли их, точно скот.

Один из стражников выбрался из лодки и потащил за собой Меркурио, пробираясь сквозь толпу. Вскоре они очутились перед приземистым красным зданием. Стражник открыл дверь и втолкнул юношу в уныло обставленную комнату с низким потолком. Тут воняло вином.

– Капитан, мы поймали этого мальчишку, когда он кричал, мол, собирается вытащить из Гетто Нуово какую-то девушку. Может, он и сам еврей.

Капитан поднял взгляд от своей бутылки. Было видно, что он силится разглядеть задержанного, но уже спустя мгновение его лицо прояснилось.

– Кого я вижу! Еще-не-совсем-священник! – расхохотался он.

Меркурио улыбнулся.

– Оставь нас одних, Серраваль, – приказал стражнику Ланцафам.

Кивнув, мужчина вышел из комнаты и закрыл дверь.

– Садись, еще-не-совсем-священник. – У капитана явно улучшилось настроение. – Выпей со мной. – Он протянул Меркурио бутылку.

– Нет, спасибо, я не пью. – Юноша устроился на трехногом табурете у стола.

– Со мной ты выпьешь, мальчик мой. Из вежливости.

Меркурио поднес горлышко бутылки ко рту и сделал вид, что пьет, на самом деле заткнув отверстие кончиком языка, чтобы вино не проливалось ему в рот. Притворившись, что он сглотнул, Меркурио вернул бутылку Ланцафаму.

Капитан ухмыльнулся.

– Я проделывал тот же трюк, когда был маленьким, а отец заставлял меня выпивать с ним. – Он грустно покачал головой. – Наверное, следовало использовать его и дальше.

– Вы ошибаетесь, капитан, я вы…

– Еще-не-совсем-священник, – Ланцафам грохнул кулаком о стол, – я принимаю твое нежелание выпивать. Я даже посмеялся над этим. Но не стоит выставлять меня дураком. Иначе я рассержусь.

– Простите. – Меркурио смущенно потупился.

– Ну ладно. – Ланцафам приложился к бутылке и выпил все до дна. – Серраваль!

В дверном проеме показался стражник. У него были длинные каштановые волосы, обрамлявшие круглое лицо с острой бородкой. В светлых глазах светился ум.

Серраваль сразу понял, чего хочет от него капитан. Распахнув стоявший у двери шкаф, стражник вытащил оттуда бутылку, открыл ее ножом, поставил на стол и вышел из комнаты.

– Он был отличным солдатом. Одним из лучших. А теперь он сторожит евреев, – буркнул Ланцафам, вперившись в Меркурио невидящим взглядом.

– Я не знал, что вы теперь командуете этим отрядом, – сказал юноша, чтобы нарушить неловкое молчание.

– Отрядом? – Капитан вновь погрузился в свои мысли. – Вот и магистрат его так называет. Восемь человек, четыре пеших и четыре на лодках. Это не отряд. И ни один отряд не стал бы охранять толпу невооруженных евреев. Да и зачем? Чтобы они не ходили по городу ночью? – Ланцафам отпил из новой бутылки. – Завтра утром мы откроем ворота и эти мнимые пленники пойдут по своим делам. А в Гетто Нуово придут христиане, потому что им все равно нужно брать деньги в рост, вести торговлю и так далее. Так зачем же весь этот сыр-бор? Все дело в том, что христиане боятся ночи, мальчик. Они точно дети. Этот фарс долго не протянет.

Меркурио молча кивнул, не зная, что сказать.

– Где твоя ряса? – спросил у него капитан.

– Потерял.

– Да простит меня Господь, мне не жаль. Делать такого парня, как ты, священником – чистой воды расточительство. Чем же ты теперь намерен заняться?

– Хочу, чтобы у меня был собственный корабль, – пылко заявил Меркурио.

– От еще-не-совсем-священника до почти-наверняка-придурка – не лучший путь, – ухмыльнулся Ланцафам.

Но Меркурио и глазом не моргнул.

– Однажды у меня будет собственный корабль.

Вера мальчишки в грядущие свершения произвела на Ланцафама впечатление. Капитан знал, что у него самого больше такой веры нет, и печально подумал о юноше, каким был когда-то и каким ему больше не суждено быть.

– Твоя затея до такой степени глупа и сумасбродна, что я клянусь тебе здесь и сейчас, что если она сработает, то я поплыву с тобой, чтобы обеспечить тебе безопасное плавание. И ни сольдо с тебя за защиту не возьму, – с неожиданным нажимом произнес он.

– Ловлю вас на слове, – улыбнулся Меркурио.

Глаза Ланцафама затуманились от вина, но капитан взял себя в руки.

– Кто та девушка, которую ты хочешь освободить?

– Вы ее не знаете, – попытался уйти от этого разговора Меркурио.

– А откуда, черт побери, тебе известно, кого я знаю, а кого нет, мальчик?

Меркурио промолчал.

– Дочь доктора, верно?

– Какого доктора?

– Ты начинаешь действовать мне на нервы, мальчик. – Ланцафам перегнулся через стол и угрожающе нацелил палец на грудь Меркурио. – А это очень и очень нехорошо для тебя. Мне и так тошно сидеть здесь. Полгода назад я был героем битвы при Мариньяно, а теперь мне приходится корчить из себя ночного сторожа, только чтобы свести концы с концами. Думаю, ты понимаешь, что от этого я не в лучшем настроении.

Меркурио удрученно кивнул.

– Да, это она.

Ланцафам простонал.

– Кстати, мальчонка, которого ты притащил с собой, теперь повсюду снует за этим монахом, распространяющим по Венеции свою заразу. Ну и парочка! – Капитан решил-таки сменить тему.