– Она всю ночь несет эту чушь. – Ланцафам стоял в дверном проеме.

Исаак заметил, что капитан смущен. Наверное, все дело в том, что Марианна вела себя как шлюха, принимая за клиента любого, кто подходил к ней.

– Ланцафам? – Женщина рассмеялась. – Какое отвратительное имя! Я буду звать тебя капитаном. Не могу трахаться с тобой, если нужно называть тебя этим смехотворным имечком.

Исаак посмотрел на капитана. Глаза мужчины влажно поблескивали. Но, может быть, все дело в ликере.

– Вам нельзя столько пить.

– Ох, оставьте меня в покое! – Капитан махнул рукой и вышел из комнаты.

Исаак понимал, почему Ланцафам пьет. Вино ослабляло боль. Понял он теперь и то, почему бред Марианны настолько смутил капитана. Она вновь и вновь проживала их первую встречу, вспоминала все подробности этого события, изменившего жизнь обоих.

– На всю ночь или на час, мой милый капитан?

– На всю жизнь, – прошептал Исаак, следя за тем, чтобы Ланцафам его не услышал.

По телу проститутки прошла дрожь, взгляд прояснился. Она узнала Исаака.

– Доктор… Где Андре? – встревожилась женщина.

– Как вы себя чувствуете, Марианна?

Женщина дрожащей рукой вцепилась ему в запястье.

– Где Андре? – повторила она.

– Он здесь. Сейчас я приведу его. – Встав, Исаак прошел в гостиную. – Капитан, она зовет вас.

Ланцафам подошел не сразу. Вначале он приложился к бутылке и только потом подошел к двери в соседнюю комнату.

– Чего тебе? – грубо спросил он.

– Андре… – Марианна протянула к нему руку.

Капитан в нерешительности остановился на пороге.

– Ну же, подойди…

Он остановился у кровати.

– Садись.

Ланцафам повиновался.

Марианна провела ладонью по его лицу.

– Ты не побрился, как всегда. – Она устало рассмеялась. – Когда ты целуешь меня между ног, мне всегда щекотно.

Он молчал.

Взяв его ладонь, Марианна опустила ее себе на грудь.

– Не бойся, – сказала она.

Капитан натянуто кивнул.

– Чего мне бояться?

– Не бойся, – повторила женщина. Ее глаза блестели. – В бреду я видела нашу первую встречу, знаешь…

– Вот как? – сказал Ланцафам, словно не видел, как ее лихорадит.

– В бреду я спросила тебя, останешься ли ты со мной на час или на всю ночь… И ты сказал мне: «На всю жизнь».

Он ничего не ответил.

– Андре… Я умираю.

– Не говори глупости.

– Нет, я умираю.

– Худое споро не сорвешь скоро.

– Послушай, Андре…

Капитан сжал ее руку.

– Я хочу, чтобы ты позвал священника.

– Не думай сейчас о священнике.

– Хочу, чтобы ты позвал священника и сказал ему… – Марианна застонала от напряжения.

– Что?

– Сказал ему… чтобы он обвенчал нас…

На мгновение воцарилась тишина, затем Ланцафам вскочил.

– Ах ты грязная шлюха! Не пытайся меня на лопатки положить! – рявкнул он.

В дверном проеме появился Исаак.

– Что здесь происходит?

– Она строит из себя умирающую, чтобы вынудить меня жениться на ней! Хочет меня захомутать, вот что здесь происходит! – рычал капитан. – Шлюха бывшей не бывает! – Рванувшись к двери, он грубо оттолкнул Исаака в сторону и выбежал наружу. – С дороги! – накричал он на служанку. – Я буду в трактире. Зовите меня, только если она и правда умрет. – С этими словами он выбежал из квартиры, с оглушительным грохотом захлопнув за собой дверь.

Немая вошла в спальню. Ее глаза горели от гнева. Увидев, что Исаак вновь присел на край кровати, женщина остановилась.

– На всю ночь или на час, мой милый капитан? – пробормотала Марианна, вновь погружаясь в волны бреда.

– На всю жизнь, – прошептал Исаак.

Проститутка улыбнулась.

Вскоре она заснула.

Исаак очень волновался. Марианна бредила весь день, металась по кровати, и ни ладан, ни чертов коготь не сбивали жар. Укладывать же больную в ледяную ванную было нельзя – женщина слишком ослабела. Она не пережила бы такого.

Уже наступил вечер, а Ланцафам все не появлялся.

Исаак провел ночь в комнате рядом с Марианной. Женщина больше не приходила в себя. На рассвете она принялась кашлять. Приступ был настолько сильным, что она не могла дышать. Больная звала Ланцафама, сжимала руку Исаака. В какой-то момент по ее телу прошла судорога, а потом хватка ослабела и тело обмякло. Она была мертва.

В тот же миг дверь распахнулась и на пороге возник капитан Ланцафам. За его спиной стоял священник в грязноватой рясе. На плечах церковника Исаак увидел белые хлопья перхоти.

Услышав рыдания служанки, капитан побледнел и повернулся к Исааку. Тот покачал головой.

По лицу Ланцафама было видно, что он пьянствовал всю ночь в какой-то забегаловке и только на рассвете заставил себя принять решение.

Капитан повернулся к священнику, схватил его за грудки и втолкнул в комнату.

– Давай, соборуй ее, чего ждешь?

Немая в отчаянии всхлипнула. Звуки, срывавшиеся с ее губ, звучали пронзительно, точно рев осла.

– Неужели ты думала, что я женюсь на шлюхе? – напустился на нее капитан.

Пока священник бормотал молитву на латыни, Ланцафам ходил по комнате и методично крушил один предмет за другим. Лишь разгромив всю квартиру, он опустился на колени и в отчаянии уставился на Исаака.

– Что же мне теперь делать? – прошептал он.

Глава 35

Меркурио проводил поиски уже больше десяти дней, но тщетно, и юноша начал падать духом. Доннола как сквозь землю провалился. Никто ничего не слышал о нем, он не показывался в кабаках, где раньше был завсегдатаем, не слонялся по площади. Ходил даже слух о том, что Доннола утонул в одном из каналов. Впрочем, несколько человек все-таки сообщили Меркурио, что Доннола сейчас работает помощником у какого-то доктора, вот только об этом докторе никто раньше в Венеции не слышал и никто не знал, где он живет.

Меркурио вновь зашел в таверну «Голый мужик», мерзкую забегаловку, в которой Доннола любил сиживать раньше. Юноша оглянулся, но не заметил там этого низкорослого человечка.

Выйдя на Калле-дель-Стурион, Меркурио увидел, как с Руга-Веккья-Сан-Джованни свернула небольшая группка хорошо одетых молодых людей. Один из них был наряжен особо элегантно, прихрамывал и размахивал искалеченной рукой, чтобы удержать равновесие. Узнав патриция Контарини, Меркурио развернулся и побежал на Рива-дель-Вин. Остановившись на углу, юноша оглянулся, но ни патриций, ни его свита его не заметили. С облегчением вздохнув, Меркурио уже хотел продолжить свой путь, когда заметил, что Контарини стучится в дверь какого-то обветшалого дома. Снедаемый любопытством, Меркурио решил понаблюдать за тем, что будет происходить дальше. К его изумлению, дверь открыл Цольфо. Поклонившись, мальчик пропустил патриция в комнату. Меркурио успел заметить в дверном проеме монаха. Доминиканец тоже поклонился.

Калека, прихрамывая, вошел внутрь, его люди последовали за ним.

Меркурио подкрался к дому и заглянул в окно на первом этаже. Оттуда на улицу падал слабый свет лампады.

В первом окне Меркурио смог разглядеть крохотную комнатку, в которой было только две соломенных лежанки, и больше ничего. Следующее окно открывало взору комнату побольше, но обставленную не богаче. Тут было два стола, четыре стула и камин. За первым столом сидели патриций с братом Амадео. Цольфо встал за спиной монаха, охранники Контарини разбрелись по комнате. Один из парней как раз подошел к окну. Отпрянув, Меркурио затаил дыхание и прижался к стене. Мужчина выглянул наружу, но прежде, чем он успел внимательно осмотреть окрестности, его отвлек другой охранник. Подойдя, тот что-то шепнул ему на ухо, и парень отвернулся от окна.

– Читай, монах, – сказал патриций.

Меркурио вновь заглянул в окно. Стоявший к нему спиной охранник закрывал ему обзор, но юноше удалось разглядеть, что горбун протянул монаху какой-то официальный документ. Взяв свечу, брат Амадео принялся читать. И чем дольше он читал, тем шире распахивались его глаза.

– Неужели это правда? – торжествуя, воскликнул доминиканец, дочитав до конца.

– Я обещал тебе поддержку в твоей борьбе, монах, – произнес патриций. – И это только начало. Жиды получат по заслугам.

Бухнувшись перед ним на колени, монах поцеловал ему руку, и Контарини с наслаждением принял этот поцелуй.

– Такова воля Господа нашего Иисуса Христа! – провозгласил он. – А вы возлюбленный апостол Его, ваша милость!

– Это стоило мне груду золота и много усилий, – отметил патриций.

Меркурио заметил, что горбун лжет. Да, юноша не понимал, о чем идет речь, но он был уверен в том, что Контарини приписывает себе заслугу, к которой не имеет никакого отношения.

– И это только начало, монах, только начало… – ликовал патриций.

– Господь вознаградит вас, ваша милость, – заявил монах.

Схватив Цольфо за рукав, он потянул мальчишку на колени.

– Поцелуй руку защитника нашего.

Меркурио увидел, как Цольфо неохотно повиновался. «Может, мальчик не так глуп, как я полагал», – подумал он.

– А теперь, когда ты понимаешь, кто я такой и насколько важна для меня твоя борьба, монах, – продолжил патриций, – я хочу, чтобы ты услышал, чего я жду от тебя. Услышал, что нужно сделать, чтобы твой крестовый поход, ставший и моим, увенчался успехом.

– Как прикажете! – склонив голову, ответствовал брат Амадео. – Сам Господь говорит вашими устами, ваша милость. Какое же повеление может исполнить нижайший из слуг Божьих?

– Что за ерунда… – не сдержался Меркурио.

Стоявший у окна парень оглянулся. Меркурио прижался к стене, но оказался недостаточно быстрым.

– Я тебя знаю! – вдруг вскрикнул охранник, распахивая окно и собираясь схватить Меркурио.

Юноша помчался в сторону Руга-дель-Вин. Он слышал, как сзади открылась и захлопнулась дверь. Но Меркурио знал, что уже отбежал настолько, что теперь преследователям его не догнать.