Фульвио Лука Ди - Корабль мечты

– Итак, господин, – сказал трактирщик. – Теперь, будьте добры, напишите, что вам будет угодно. Мы постараемся выполнить все ваши желания.

Шимон посмотрел на Эстер. Та подошла поближе. «Я скроюсь», – подумал он. Поймав его взгляд, Эстер отвела глаза, и Барух вдруг смутился. Он выбросил из головы все мысли о девчонке из Нарни и обо всем, что было с ней связано, начиная с его мужской слабости. Но сколько бы Шимон ни пытался позабыть об этом, он знал, что тот случай пробил брешь в его душевной броне. Холод никуда не делся, напротив, он стал еще крепче. И в то же время – одиночество.

Взяв перо, Шимон обмакнул его в чернила и, помедлив немного, начал писать. Передавая бумагу Эстер, он заметил, что теперь она смотрит на него немного по-другому.

– Господина зовут Алессандро Рубироза… Он христианин. Он направляется в Венецию. Ему нужна комната…

Шимону подумалось, что голос Эстер – как у лучшей из певиц его далекой родины.

– …а перед ужином ему хотелось бы принять горячую ванну.

– Все сделаем, – поспешно заверил Баруха трактирщик.

– На ужин у нас жареный поросенок, пальчики оближете! – объявила его жена. – С айвой и каштанами.

Шимон уже собирался кивнуть, когда заметил взгляд Эстер.

Махнув рукой, он написал: «Я ПЛОХО ПЕРЕВАРИВАЮ СВИНИНУ. ПОДАЙТЕ КУРИНЫЙ БУЛЬОН». Эстер передала его слова трактирщику, и Баруху показалось, что она прочла их с облегчением. Толстуха принялась расхваливать поросенка, но Шимон лишь покачал головой.

– Не докучай господину, – остановил ее трактирщик и подозвал к себе служанку. – Отнесите в комнату господина чан для купания и подогрейте воду. Господин желает ванну.

– Ванну? – опешила девушка.

– Он же не такой грязнуля, как ты, – бросил ей трактирщик.

Поклонившись Шимону, он направился к стойке, и только тогда заметил, что Эстер все еще здесь.

– Спасибо, Эстер, ты очень помогла нам.

Украдкой покосившись на Шимона, Эстер направилась к двери. В дверном проеме она оглянулась. Барух встал и вышел за ней на улицу.

– Ты еврей, верно? – сразу же спросила Эстер.

Шимон вздрогнул и энергично покачал головой. Женщина молча смотрела на него. Ее умные зеленые глаза сияли, роскошные губы растянулись в немного детской улыбке.

– Когда ты взял перо в руку, то приставил его к бумаге, точно собираясь писать справа налево, как пишут на нашем языке, – объяснила она. – Если ты не хочешь, чтобы кто-то еще узнал о том, что ты еврей, тебе стоит следить за такими мелочами. – Она улыбнулась.

Шимон чувствовал, что она ни в чем его не упрекает.

– И когда пишешь свое имя, не указывай, что ты христианин. – Она ослепительно улыбнулась. – Христианам не нужно оправдываться.

Барух смотрел на нее, ничего не отрицая. У него точно гора с плеч свалилась, и это было странно. И в то же время на него обрушилась усталость. «Я скроюсь», – вновь подумал он о переводе имени Эстер.

– Не бойся, я никому тебя не выдам. – Женщина с пониманием смотрела на него.

И тогда Барух понял, что до этого момента ему даже в голову не пришло, что Эстер может его предать. Эта женщина делала скрытые чувства явными. Она отпускала грехи… Жестом он предложил ей провести ее домой. Эстер кивнула и медленно пошла вперед. По дороге Шимон украдкой коснулся ее платья.

Женщина не произнесла ни слова, пока они не дошли до скромного, но вполне пристойного трехэтажного дома, в котором она жила. Остановившись, она проникновенно посмотрела на Баруха.

– То, что ты отказался от свинины… Это было очень мило.

Шимон удивленно приподнял брови, словно прося ее прояснить эти слова.

Но Эстер лишь молча улыбнулась. Она открыла дверь, а потом, опустив голову, тихо произнесла:

– Надеюсь, тебе еще не раз придется что-то писать трактирщику. – Не краснея, она подняла взгляд на Шимона.

«Значит, мы еще увидимся», – подумал он. И эта мысль не пугала его. Как не пугала его Эстер.

На следующий день Шимон написал на бумаге одну фразу и передал лист трактирщику. Тот позвал Эстер.

«Я ОСТАНУСЬ ЕЩЕ НА ПАРУ ДНЕЙ», – прочитала она, и ее зеленые глаза осветились радостью.

Доннола стоял в дверном проеме у комнаты Джудитты. Как и каждый день, девушка сидела на лежанке и шила. На полу перед ней лежало не меньше пяти-шести желтых шляпок разной формы, сшитых из разной ткани.

– Добрый день, Джудитта.

В ответ девушка лишь рассеянно улыбнулась, не отрываясь от работы.

Доннола молча покачал головой и направился по коридору к выходу из квартиры. Это жилье они снимали с доктором и его дочерью, и у Доннолы тут была своя комната. Собственная комната. С огромной мягкой кроватью. И теплым одеялом. Никогда еще Доннола не жил в такой роскоши. А главное, он и представить себе не мог, насколько же приятно жить с другими людьми, которые день ото дня становятся все роднее.

У двери его уже ждал Исаак.

– Доктор, мне нужно с вами поговорить. Это важно, – начал Доннола.

– Расскажешь по дороге. – Исаак вышел на лестничную клетку и принялся спускаться по широкой лестнице.

– Я беспокоюсь о Джудитте, доктор.

– Да-да… – рассеянно ответил Исаак, по дороге роясь в сумке с лекарствами и мазями.

– Она целый день шьет эти шляпки, почти ничего не ест, вид у нее грустный, и мне кажется, что с каждым днем она все печальнее…

– Да-да, понимаю. – Доктор прошел в арку ворот. Слева и справа возвышались две колонны, на которых красовались небольшие мраморные мартышки.

– Она страдает от любви, – продолжил Доннола, семеня следом. – И мне кажется, что с этим как-то связан тот мальчишка, Меркурио, ну, вы знаете, о ком я говорю. Кстати, я выяснил, что никакой он не священник, как он нам говорил, а…

– Да-да, – с отсутствующим видом повторил Исаак, взлетая по узкому каменному мосту и перепрыгивая по две ступеньки за раз.

Невзирая на столь ранний час, на улицах и в переулках Венеции уже было полно народу.

– Я слышал, что он работает на Скарабелло, типа, который управляет всеми преступниками в Риальто. Не очень хороший человек этот Скарабелло, но власть имеет большую.

– Очень хорошо…

– Доктор, – возмутился Доннола, – послушайте! Вы сказали мне, чтобы я держал этого паренька подальше и от вас, и от вашей дочери. Но вот уже десять дней он всех обо мне расспрашивает. Просит людей найти меня, потому что ему что-то нужно от вас. Вернее, говорят, что на самом деле он ищет вашу дочь. Я до сих пор ничего не говорил вам об этом, потому что не знал, как мне поступить. Так что же мне делать?

– Хорошо, хорошо…

– Доктор! – совсем уже пришел в ярость Доннола. – Вы меня вообще не слушаете!

Остановившись, Исаак обиженно посмотрел на него.

– Я все слышал. Джудитта шьет шляпки. Что ж, я рад за нее.

– Нет, доктор! – Лицо Доннолы покраснело от гнева. – Я сказал вам, что Джудитте плохо. Очень плохо. И что она страдает от любви.

Исаак вначале кивнул, но затем покачал головой.

– В ее возрасте всегда так. Все страдают от любви.

Невдалеке зазвенели колокола церкви Святых Апостолов.

– Уже поздно. – Он ускорил шаг, выйдя на Салицада-дель-Пистор. Тут вкусно пахло свежим хлебом. Заметив, что Доннола остановился, доктор нетерпеливо махнул рукой. – Послушай, я спешу. Я поговорю с ней, ладно? Но сейчас я хочу, чтобы ты отправился в аптеку «Золотая голова» и принес мазь, которую я там заказал. Экстракт гваякума. Индейцы в Америке лечат им чуть ли не все хвори, и, похоже, он работает. А если аптекарь опять примется расхваливать свой окаянный териак, скажи ему, чтобы засунул эту дрянь куда подальше. Ясно?

– Да, доктор, – проворчал Доннола.

– И принеси мазь в дом капитана.

– Да, доктор, – буркнул Доннола.

– Да что с тобой такое? Что не так? – нетерпеливо набросился на него Исаак. – Возлюбленной Ланцафама очень плохо, Доннола. Она серьезно больна. Понимаешь? Ее жизнь в моих руках, а я не знаю, что делать. Все врачи, с которыми я говорил, знай глупости болтают. Им известно не больше моего. Никто не знает, как лечить эту французскую болезнь, или как она там называется. Знаешь, от кого я услышал о гваякуме? Я пошел в порт и поговорил там с моряками. Понимаешь? Жизнь этой женщины зависит от того, правдивы ли слухи моряков, которые прибыли из Нового Света.

Он в ярости уставился на Доннолу. Сколько бы доктор ни говорил себе, мол, он делает все возможное, чтобы спасти проститутку, которую так любил Ланцафам, но в глубине его души росло чувство, что он не справится. Исаак пребывал в таком смятении, что не мог отделить мысли о Марианне от мыслей о Хаве. Ему казалось, что исцеление этой проститутки освободит его от чувства вины за то, что его жена умерла при родах. Спасая Марианну, он будто спасал Хаву.

– Ну? Чего тебе? Что ты от меня хочешь?! – грубо рявкнул он.

Доннола опустил глаза.

– Ничего, доктор.

– Хорошо, – отрезал Исаак, сворачивая на Руга-деи-Специали.

Дверь в квартиру капитана Ланцафама ему открыла немая служанка. Лицо у нее было мрачным.

Исаак протиснулся мимо нее в комнату. По гостиной нервно бегал туда-сюда капитан, пиная все, что попадалось ему на пути. На полу валялась пустая бутылка из-под ликера.

– Вовремя ты, доктор, – буркнул Ланцафам, заметив вошедшего.

– Что ж, теперь я тут, капитан, – спокойно ответил Исаак.

– Иди к ней, чего ты ждешь?! – прорычал капитан.

Исаак прошел в спальню. Марианна тяжело дышала. Ее лицо осунулось, точно с прошлого визита доктора прошел целый месяц, а не одна только ночь. Подойдя к лежанке, Исаак опустил больной ладонь на лоб. У нее был сильный жар.

Он налил немного ладана и чертова когтя в ложку и влил несчастной в рот, но женщина почти не могла глотать. Она распахнула глаза, пытаясь разглядеть, кто это.

– На всю ночь или на час? – спросила она.

– Я Исаак, Марианна. Доктор…

– Ты солдат?