– Нет, спасибо, Доннола, – отказался Исаак.

Он боялся, что в таком городе, как Венеция, каждый поймет, что он не настоящий врач. Джудитта тронула отца за рукав.

– Но почему нет… доктор? – Черные как смоль глаза дочери молили его согласиться на предложение Доннолы.

– Вы можете расспросить своих коллег. А вдруг кому-то понадобятся инструменты? – настаивал Доннола.

– Да, если подумать… – протянул Исаак. – Мне бы инструменты пригодились… – Он подмигнул Джудитте. – Если бы только цена меня устроила.

Доннола ослепительно улыбнулся, но его лицо тут же приобрело серьезное выражение.

– Я бы снизил цену… – начал он. – Но большую часть золота мне придется отдать семье Канди, мне самому не так уж много и останется… – Он замолчал.

Исаак, не говоря ни слова, смотрел на него. Доннола пытался выторговать у него побольше монет, но Исаак мог победить его на этом поле.

– С другой стороны… – наконец нарушил молчание Доннола, – у этого фельдшера была не такая уж и большая семья…

Он рассмеялся, догадавшись, что ему попался крепкий орешек. Осознав это, Доннола решил сменить тактику.

– Просто назовите мне цену, доктор, – предложил он. – А потом мы обсудим, сколько вы будете платить мне за каждого приведенного мной пациента.

Исаак удовлетворенно улыбнулся. Доннола был отличным мошенником. Он знал свое дело и сумел прижать собеседника к стенке. Теперь Исаак был вынужден принять его предложение о сотрудничестве. Но этот странный маленький человечек наверняка будет хорошим партнером.

– Договорились, Доннола, – кивнул он. – По рукам.

Сказав это, Исаак ощутил острое желание повернуться и еще раз взглянуть на этот дарящий надежду город, словно внутренний голос молил его не пропустить ни мгновения этого чудесного дня.

Когда Венеция окончательно вынырнула из тумана, у Исаака дух перехватило от блеска мраморных фасадов палаццо – венецианских особняков. Он и представить себе не мог, что бывает такая красота. В то же время Исаак с изумлением увидел, как под водой, точно зеленые флаги, колышутся водоросли. Он никогда не думал, что бывают столь изящные колонны и капители, столь искусно сделанные арки, столь восхитительные статуи мифических героев, диковинные орнаменты и резные головы животных, высеченные в мраморе балконов. Повсюду к небу тянулись тонкие печные трубы, словно лапки огромного краба, перевернувшегося на спину. Исаак чувствовал, как нарастает в нем волнение. В конце концов, он только что воплотил заветную мечту своего отца. Мужчина любовался дутыми стеклами в свинцовых рамах и плотными яркими шторами, висевшими на черных деревянных карнизах. На карнизах виднелся резной золоченый узор – цветы и листья. И хотя Исаак и раньше слышал о таком, его потрясли особые лодки, которые можно было увидеть только в Венеции. Гондолы, длинные, узкие, способные маневрировать в тесных каналах, изогнутые на носу и корме, впереди – одно-единственное весло, а сзади – что-то вроде металлического набалдашника со стилизованным изображением Гранд-канала и всех частей города. Загляделся Исаак и на огромный мост Риальто – сейчас его развели, чтобы пропустить галеру с двумя мачтами. И наконец его взгляд устремился к месту, где Гранд-канал расширялся, чуть ли не превращаясь в маленькое озерцо. Слева, у Дворца дожей, простиралась площадь Сан-Марко, запруженная восторженной толпой. Едва лодка с солдатами подплыла поближе, как толпа разразилась ликующими возгласами.

Джудитта заметила, насколько взволнован ее отец. Она разделяла его чувства, ослепленная величием города и его легендарными архитектурными диковинками. Девушка была благодарна отцу за то, что он взял ее с собой. Сильная, дотоле неведомая ей страсть объяла ее естество, и Джудитта вновь подумала о Меркурио, о его прекрасном лице. «Может, – думала Джудитта, – теперь я не стану так смущаться». Впрочем, все дело было в том, что Меркурио не было рядом, вот и все. Покраснев, девушка повернулась к отцу, завороженно глядящему на толпу на площади.

– Спасибо, – растроганно произнесла она.

Но Исаак не услышал ее. В его ушах гремела барабанная дробь Венеции.

Направив носы на покрытый водорослями гранит, лодки зрелищно развернулись и, скользнув по воде, точно по маслу, ткнулись в пристань со смачным хрустом, едва приглушенным набитыми тряпьем мешками. В тот же миг перевозчики засуетились со снастями и сходнями, на досках простелили красную ткань.

За все это время капитан так и не спешился. Он гордо смотрел на ликующую толпу и своих солдат. Ланцафама охватило радостное волнение. Воин выхватил меч и молча воздел его к небесам – даже скажи он что-нибудь, его бы не услышали. Да и не нужны были сейчас слова. Все солдаты, в том числе и раненые, тоже подняли оружие.

Повернувшись, капитан улыбнулся Исааку, и тот заметил, как блестят его глаза.

– Ты на месте, – шепнул капитан.

И, прежде чем Исаак успел что-либо ответить, Ланцафам пришпорил свою лошадь и та не колеблясь перепрыгнула на сходни. Так и не опустив меч, капитан Андре Ланцафам вывел свою лошадь на влажные камни площади.

Толпа торжествовала.

За конными на сушу сошли простые солдаты, к ним присоединились и Исаак с Джудиттой, и только потом на площадь спустили повозки с ранеными.

Тысячи и тысячи разноцветных свеч подобно нимбу сияли у главы святого Иакова, одной из сотни реликвий, которыми гордилась Светлейшая Республика. Голова святого, на затылке и под челюстью укрепленная серебром, покоилась на алтаре на вершине золотой колонны двадцати футов и четырех пядей в высоту. Другие священные реликвии – руки, ступни, мощи, гвозди и щепки от креста Иисуса, руку святой Луции Сиракузской, глаз святого Георгия Победоносца, ухо святого Космы – все это несли благочестивые братья из монастырей Сан-Сальвадор и Сан-Джорджо Маджоре, удостоившиеся высокой чести сыграть столь значимую роль в празднестве.

Народ бесновался, как безумный, пытаясь коснуться реликвий, а стражники, поставленные охранять их, грубо расталкивали горожан, не подпуская близко.

Прямо за монахами шли епископы в полном облачении и викарий из собора святого Марка – он нес евангелие, написанное святым собственноручно.

В конце колышущейся процессии, выдерживавшей натиск всех тех, кто пытался пробиться к реликвиям и коснуться их, шли восемнадцатилетний дож Леонардо Лоредано и патриарх Венеции Антонио Контарини – они тоже хотели поздравить героев с возвращением на Родину.

Исаак и Джудитта успели сделать всего пару шагов, когда сквозь толпу по приказу какого-то чиновника в парадной форме к ним протиснулись четверо стражников из личной охраны дожа.

– Следуйте за мной. Вам нельзя оставаться здесь, – приказал один из стражников.

Капитан Ланцафам как раз оглянулся, чтобы подзадорить своих солдат, и увидел эту сцену. Он посмотрел Исааку в глаза, не поведя и бровью. В этот миг значение имел лишь этот долгий безмолвный взгляд, объединивший двух гордых мужчин. Капитан знал, что Исаака и его дочь лишь отведут в сторону от процессии, но не арестуют. Двум желтым еврейским шапкам было здесь не место. Врача, спасшего столько жизней, не упомянут в официальных документах.

Но глядя на своих солдат, на их жутковатые окровавленные культи, в тот день служившие народу Венеции чем-то вроде священной реликвии, Ланцафам думал о том, что всем документам вопреки отважный доктор в эти дни и ночи врачевал его солдат.

– А мне на эти глупости наплевать, – заявил Доннола, следуя за Исааком и Джудиттой, запьяневшими от всеобщего ликования. – Пойдемте. – Он взял их под руки и отвел в уголок поспокойнее. – Могу поспорить, что вам нужно местечко, где бы преклонить голову и поесть.

– А я могу поспорить, что у тебя уже есть такое местечко на примете, – улыбнулся Исаак.

– Лучшее в городе, клянусь. – Ухмыляясь, Доннола прижал правую руку к груди. – Чистая постель, мало клопов, дешевая и вкусная еда. И правда, лучшая таверна в городе. И… – тут он немного смутился. – И там никто не посмотрит на ваши желтые шапки.

– Я думал, этот город свободен от предубеждений прочего христианского мира, – поднял брови Исаак.

– Так и есть, господин доктор, клянусь. – Доннола вновь прижал руку к груди. – Только понимаете… Напрямик вам скажу. Вы ведь все равно евреи.

Глава 15

– Почему мы тащимся за этим дураком? – тихо спросил Меркурио у Бенедетты, следуя за Цольфо и монахом.

После прыжка в канал он совершенно замерз и оставлял на грязной улице мокрый след.

Девушка пожала плечами.

– Куда мы идем? – уже громче осведомился Меркурио, обращаясь к монаху.

– Туда, где ты сможешь пообсохнуть и переодеться, – не оглядываясь, ответил церковник.

Некоторое время они шли молча, а затем монах вдруг резко остановился и уставился на Меркурио. Глазки у него были маленькими и проницательными.

– Ты ведь не станешь и мне говорить, мол, ты священник, верно, парень?

Меркурио оцепенел. Он чувствовал, что его поймали на горячем, и ему очень, очень не нравился сверлящий взгляд монаха.

– Нет… – пробормотал юноша. – Я… Э-э-э… Нет. Просто по дороге сюда на нас напали разбойники… Они отняли мои вещи… И я… я нашел вот это, – он указал на сутану. На мостовой под его ногами уже успела образоваться небольшая лужица. – Именно так все и было. – Меркурио в поисках поддержки посмотрел на Бенедетту.

Но та не сказала ни слова.

– Пойдемте, – буркнул монах.

Втянув голову в плечи, Меркурио злобно покосился на Бенедетту.

– Мне не нравится этот монах, – тихо сказал он.

– А мне вообще никто не нравится, – отрезала Бенедетта.

Меркурио показалось, что ее голос звучит как-то странно.

– Даже я? – поддразнил он.

Бенедетта промолчала.

– Спасибо, что остался с нами, – через пару шагов сказала девушка.

Меркурио сделал вид, что не услышал ее слов. Тем, что купец не убил его в римском переулке, юноша был обязан Бенедетте. И поэтому, с одной стороны, он чувствовал, что должен доказать ей свою благодарность, но, с другой стороны, по той же причине Меркурио ненавидел ее всей душой, потому что ему не нравилось быть обязанным кому-то. Эта ситуация напоминала парню об истории с пьянчугой, который спас его от смерти в подземных каналах. И в особенности Меркурио ненавидел девушку за то, что она разлучила его с Джудиттой. Что бы это ни значило. Может быть, Бенедетта могла бы объяснить ему, что происходит, она ведь женщина и разбирается в таких вещах. Но у Меркурио не было опыта задушевных разговоров с женщинами. И к тому же Бенедетта, скорее всего, не захочет говорить о Джудитте, подумалось ему. Вообще, Меркурио все это казалось весьма щекотливой темой. И поднимать ее в разговоре не стоило.