– Я вам верю, – кивнул Исаак.

– Она под моей защитой, – провозгласил Андре. – А теперь покажи, что умеешь. На телегах мои солдаты. И они хотят повидаться со своими семьями. – Он приставил ко рту ладони: – Доннола!

К нему подбежал низкорослый человечек с непропорционально маленькой головой и крошечными глазенками. Он и правда был похож на ласку – а именно это и означало на итальянском имя Доннола. Кожа у глаз морщинилась, точно кожура высушенного яблока, на щеках же была гладкой и слегка лоснилась. На верхней губе и подбородке едва-едва прорезалась рыжеватая юношеская поросль.

– Это доктор Негропонте. Дай ему инструменты Канди, – приказал капитан. – И позаботься о том, чтобы он плюнул на них перед больными, чтобы снять проклятье лихорадки, убившее фельдшера. Если откажется, то пни его под зад, тут я на тебя полагаюсь. Но как только он это сделает, ты будешь выполнять все его приказы. И без возражений. – Ланцафам повернулся к Исааку. – Мы разобьем здесь лагерь. Я хочу, чтобы ты приступил немедленно. Иди за Доннолой.

Исаак подошел к дочери.

– Спасибо, – шепнул он.

– Отец… – начала Джудитта.

Но он просто обнял ее.

– Следи за тем, чтобы не приподнимать юбку. И никогда больше не показывай ноги, когда сходишь с корабля или забираешься на повозку, – тихонько сказал он напоследок.

– Надеюсь, ты умеешь обращаться с пилой, – буркнул капитан.

Исаак пошел за Доннолой к первой тележке. Там сильно воняло гнилой плотью. «“Обращаться с пилой”, сказал капитан. Гангрена», – предположил Исаак.

– И я уже есть хочу! – рявкнул капитан.

Исаак услышал, как он говорит какому-то солдату:

– Девчонка наверняка тоже проголодалась. Принеси ужин и ей. И никакой свинины. Давай, поживей, разводи костер!

Глядя на людей, лежавших на повозке под рваными попонами, Исаак говорил себе, что все будет хорошо. Главное – до конца сыграть свою роль.

Он сел рядом с первым раненым солдатом. Это был молодой парень, ему еще не исполнилось и двадцати. Глаза мальчишки были широко распахнуты от ужаса. Исаак ощупал раздробленное ударом лошадиного копыта колено и осмотрел уже окрасившиеся желтым осколки кости и рваные края раны.

Он знал, что делать. Его отец был хорошим учителем. «Спасибо, мерзавец», – подумал он.

– Плюнь на инструменты, чтобы отогнать беду. – Доннола открыл огромную сумку из потрепанной кожи, полную хирургических инструментов.

Исаак, не раздумывая, плюнул.

– Теперь проклятье лихорадки, сразившей Канди, снято, – громко, чтобы все раненые в повозке слышали, сказал Исаак.

Доннола несколько опешил.

– Обычно врачи отказываются верить в правильность этого обычая, – недоверчиво пробормотал он. – Они считают, что это неприемлемо, поскольку порочит их науку.

– Так что, я теперь не лекарь? – осведомился Исаак.

Он смотрел на своего собеседника, не отводя взгляда. Жизнь мошенника научила его, что нужно всегда быть уверенным в себе.

Доннола молчал.

– Дай ему выпить чего покрепче, лучше водки, чем вина, свяжи его, чтобы не мог дернуться, и принеси мне одну прямую и одну изогнутую пилу, – приказал Исаак. – Конечно, после того как ты решишь, что я настоящий врач.

Встряхнувшись, Доннола достал из сумки с инструментами две пилы.

– Прямая и изогнутая. К вашим услугам, господин доктор.

Исаак взялся за дело. «Веди руки мои, Хава, если это то, чего ты хочешь», – молча взмолился он.

И в тот момент, когда капитан Ланцафам протянул Джудитте хлеб и солонину из говядины, над лагерем разнесся вопль молодого солдата. На мгновение все песни затихли, но тут же зазвучали с новой силой.

Отпиливая ногу парню, Исаак чувствовал, как по лицу текут слезы, как комок стоит в горле. «Помоги мне, возлюбленная моя», – мысленно говорил он жене.

Глава 9

Исаак полдня работал на первой повозке, затем перешел на вторую. Он осматривал раненых, резал плоть, пилил кости, смазывал лекарственной смесью и перевязывал кровоточащие культи, вправлял вывихи, зашивал открытые раны, удалял острия стрел, наносил мази. Часы тянулись мрачно и монотонно, и лишь иногда Исаак поднимал голову, услышав вдалеке печальный колокольный звон, созывавший верующих на молитву. Он работал до вечера не переставая, и лишь когда солнце уже склонилось к горизонту, закончил обходить больных во второй повозке.

Покачиваясь от усталости, Исаак выбрался наружу. Доннола, все это время подававший ему инструменты, последовал за ним. Стоя в забрызганной кровью одежде на свежем прохладном ветерке, Исаак потянулся, глядя на бледное вечернее солнце, скрытое легкой дымкой облаков. В пояснице у него ломило.

Доннола принес две миски горячего бульона, две сосиски и два ломтя черствого хлеба.

Исаак взял бульон и хлеб, а от сосисок отказался.

– Точно, ваша религия же запрещает вам есть свинину. – Доннола с аппетитом надкусил сосиску. – Эх, вы даже не знаете, чего лишаетесь.

Исаак рассеянно кивнул, размачивая хлеб в бульоне. Он привык к таким комментариям. Оба молча поели.

Исаак несколько раз глубоко вздохнул.

– Такое обычно не замечаешь… но воздух пахнет чудесно. – Он еще раз наполнил легкие, словно пытаясь запастись этим великолепным чистым воздухом, прежде чем вновь отправиться в смрад повозки. – Так, мне нужно сходить по нужде.

Доннола ничего не ответил на это. Заметив, что доктор не отводит взгляда, он пожал плечами.

– Ну так вперед!

– У вас тут нет отхожего места? – опешил Исаак.

Доннола развел руками.

– Весь мир – наше отхожее место, – рассмеялся он.

Исаак не двигался с места и все еще выжидательно смотрел на него.

– Вы что, стесняетесь, доктор?

Собравшись с духом, Исаак оглянулся. На приличном расстоянии от лагеря он приметил куст и направился в ту сторону.

Доннолу рассмешило его смущение.

– Срать нужно каждому, господин доктор, даже лучшим из нас. Тут стыдиться нечего! – громко крикнул он Исааку вслед.

Не удостоив его ответом, Негропонте пошел дальше.

Дойдя до куста, Исаак внимательно его осмотрел, проверил, нет ли кого-нибудь поблизости, не видно ли это место из лагеря. Удостоверившись в том, что он скрыт от всех взглядов, Исаак расстегнул зеленый сюртук, спустил штаны и широкие шерстяные подштанники и присел на корточки. Его лицо исказила гримаса боли. Исаак сжал зубы, зажмурился и напрягся. Тихо застонав, он наконец с облегчением вздохнул. Не вставая, он провел по земле под своим задом ладонью и поднял маленький мешочек из овечьей кишки. Мужчина отер мешочек о траву и осторожно развязал нитку, закрывавшую его. Внутри лежало пять драгоценных камней, блеснувших в лучах заходящего солнца, когда Исаак вытряхнул их на ладонь. Два больших изумруда, два столь же крупных рубина и один маленький бриллиант – впрочем, этот камень был намного дороже остальных четырех. В тот же момент в лесу неподалеку от куста послышался какой-то шорох. Вздрогнув от неожиданности, он сжал драгоценные камни в кулаке и испуганно оглянулся.

– Кто здесь?

Негропонте внимательно прислушался, но ничего не было слышно. «Наверное, какой-то зверь», – решил он и расслабился. Облегчившись, он подтерся крупными листьями, спрятал драгоценные камни в мешочек и завязал нить. После некоторых усилий ему удалось вернуть ценный мешочек туда, где никто его не найдет.

– Вам уже лучше? – спросил Доннола, увидев доктора.

Ничего ему не ответив, Исаак поднялся на третью повозку, плюнул на инструменты и, нарочитым жестом поведя рукой, объявил, мол, проклятье, убившее фельдшера, снято. Затем он занялся ранеными.

Ночью в повозку пришел капитан. Осветив лампадой изможденное лицо Исаака, он покачал головой.

– Иди спать, – приказал Ланцафам. – Я не могу помешать войне убивать моих ребят, но уж точно могу позаботиться о том, чтобы их не прирезал сонный фельдшер.

С отсутствующим видом Исаак сменил солдату повязку и вышел наружу. Капитан ждал его неподалеку.

– Твоя дочь там, – указал он на фургон с провиантом. – Для вас найдется одеяло и небольшая переносная печка.

Исаак медленно побрел за ним, будто лунатик.

– Мои люди говорят, ты мясник, – добавил капитан, проводив доктора к повозке.

Исаак огорченно опустил голову. Он отрезал пять ног выше колена, одну почти до таза (этот солдат не пережил потери крови), две руки до локтя, одну кисть и с десяток пальцев. Израсходовал все три катушки ниток, чтобы зашить раны, и приказал Донноле распустить рубашку, чтобы было чем шить. В целом погибло три солдата, состояние еще двух было критическим.

– Они говорят, ты мясник, – повторил Ланцафам, глядя во тьму ночи. – Но когда через пару дней они смогут обнять родных, то поймут, что ты спас им жизнь. Иди спать. Ты это заслужил.

Исаак с благодарностью посмотрел на капитана и молча кивнул, а затем, едва волоча ноги, забрался по трем ступенькам в фургон с провиантом.

Джудитта лежала в свете маленькой лампады. Она вскинулась ото сна и, увидев его, с воплем вскочила и спряталась между двух сундуков.

– Это же я, твой отец, – воскликнул Исаак.

– Ты выглядел как солдат! – сонно пробормотала Джудитта, возвращаясь к лежанке.

Теперь, когда испуг прошел, она с удивлением разглядывала отца, залитого кровью с головы до ног, точно герой войны.

– Я отложила для тебя немного мяса, хотя оно и не кошерное. Ложись спать, ты, должно быть, совсем вымотался.

Исаак повалился на лежанку прямо в пропитанной кровью одежде. Под одеялом было уютно, от печки исходило тепло. Джудитта дала ему кусок солонины, но отец уснул, не успев донести ее до рта. Забрав у него мясо, девушка укутала его одеялом и обняла.

Исаак проснулся на рассвете.

– Мне пора, – сказал он дочери, встал и вышел из фургона.

Доннола уже ждал его, завернувшись в попону. Мужчина пристроился на ступенях, опустив голову на сумку с инструментами. Едва завидев Исаака, он вскочил.