Бенедетта догнала стражника, ждавшего ее у входа в подземелье. Когда они спустились в сырой подвал, девушка почувствовала, как стынет пот на ее коже. Ее зазнобило. Они со стражником прошли мимо общих камер. Оттуда доносились крики и молитвы, мерзко воняло человеческими выделениями.

Добравшись до коридора с одиночными камерами, они очутились у мощной двери из темного орехового дерева, укрепленной толстыми железными пластинами. Стражник жестом подозвал солдата с большой связкой ключей, и тот открыл им дверь.

– Оставьте меня с ней наедине, – сказала Бенедетта.

– Как прикажете, ваша милость. – Стражник протянул ей лампаду. – Но будьте осторожны, пол тут скользкий от сырости. К тому же арестанты постоянно обмачиваются от страха.

Второй стражник сунул голову в темную камеру, гадливо поморщился и рассмеялся, пропуская Бенедетту вперед. Девушка взяла лампаду. Темнота впереди казалась непроглядной, в воздухе висел едкий запах, но не мочи, чего-то другого. «Наверное, так пахнет страх», – подумала Бенедетта и заметила, что и сама боится переступать этот порог.

– Она… связана? – спросила Бенедетта у стражи.

– Она не причинит вам вреда, ваша милость, не волнуйтесь.

Бенедетта глубоко вздохнула и вошла в камеру.

Оба стражника тихонько засмеялись за ее спиной.

Слабый свет лампады не разгонял тьму дальше чем на шаг впереди. Девушка видела, что пол выложен крупными, грубо обтесанными каменными плитами, ставшими гладкими в жерновах времени. Стены, сделанные из красного кирпича, куполом поднимались к потолку. Вдоль стен тянулись деревянные балки: первый ряд в двух пядях над полом, второй – на уровне плеч Бенедетты. К балкам крепились железные кандалы, свисали вниз цепи.

Бенедетта медленно шла вперед. Чем дальше она углублялась в камеру, тем сильнее становился запах грязи и человеческих испражнений. Девушка опустила лампаду, и вдруг из темноты вынырнуло лицо Джудитты. Бенедетта испуганно отпрянула, но затем, набрав полную грудь воздуха, шагнула вперед. Джудитта прищурилась и отвернулась – ее слепил свет лампады.

Бенедетта подошла еще ближе и посмотрела Джудитте в глаза. Она молча ждала, чтобы арестантка узнала ее, а сама рассматривала тело пленницы.

Джудитта сидела на полу, на ней было рваное тоненькое платьице, покрытое слоем грязи. Испуганно отшатнувшись от лампады, она случайно обнажила ногу, и Бенедетта увидела ссадину на ее колене и толстые ржавые оковы на лодыжках. Широкое кольцо, закрепленное на короткой цепи, обхватывало бедра, почти не позволяя Джудитте двигаться, поэтому девушке и приходилось сидеть на полу. Даже ее запястья были закованы, и Бенедетта увидела на руках глубокие царапины. Лицо Джудитты было грязным, а взгляд – затравленным, как у запертого в клетку зверя. Должно быть, девушка провела в этой темной камере уже три дня, в сырости и холоде. И все же Джудитта не утратила былую красоту, и осознание этого переполняло Бенедетту злостью. Она ненавидела Джудитту от всей души, еще сильнее, чем прежде. Даже темница не сумела сломить эту девчонку. Она все еще оставалась достойной соперницей Бенедетте.

– Чао, ведьма, – насмешливо протянула Бенедетта.

Джудитта не отвела взгляд. Ее глаза покраснели, щеки ввалились, губы распухли, грязные волосы липли к голове.

– Тебе больше… не испугать меня, – хрипло сказала она.

Бенедетта поднесла лампаду к ее лицу.

– А мне и не нужно тебя пугать, – возразила она, обводя лампадой вокруг, словно чтобы показать Джудитте ее камеру. – Да, мне и правда не нужно тебя пугать. За меня это сделают другие. – Бенедетта натянуто рассмеялась и вытянула руку, словно собиралась погладить Джудитту по щеке.

Та поспешно отвернулась.

– Как приятно видеть тебя такой, – шепнула ей Бенедетта.

– Чего тебе надо?

– Ну что мне еще может быть нужно? – улыбнулась красавица. Она помолчала, держа лампаду у Джудитты перед глазами. – Ах, право же, только одно… Я хочу посмотреть, как ты сдохнешь! – в ярости выдохнула она.

Джудитта почувствовала, как страх острыми когтями впивается ей в желудок.

– Но почему? – тихо спросила она.

Бенедетта молча посмотрела на нее, а потом наклонилась и плюнула ей в лицо. Затем красавица встала и пошла к двери. Уже протянув пальцы к ручке, она оглянулась.

– Сейчас я пойду к Меркурио. – Бенедетта старалась произнести эти слова будто невзначай, как если бы она просто зашла к подруге поболтать. – Я его утешу. Знаешь, ему нравится, когда я его утешаю. – Девушка вернулась и встала перед Джудиттой. – Но ты же понимаешь, что я не могу передать ему от тебя привет. – Она наклонилась и еще раз осветила лицо соперницы. По щекам девушки катились слезы.

Вздохнув от облегчения, точно она только что узнала лучшую новость во всей своей жизни, Бенедетта развернулась и решительным шагов вышла из камеры. Снаружи тюрьмы на нее вновь обрушился зной. Под землей Бенедетта совсем забыла о палящем солнце. Лучи играли в водах лагуны, превращали каналы в тысячи зеркал. Теплый воздух приятно щекотал легкие. С наслаждением вдохнув, девушка с новыми силами устремилась к причалу у дворца дожа.

Бенедетта махнула рукой, подзывая гондольера, и села в лодку. Уже плывя по Гранд-каналу, девушка оглянулась и посмотрела на аркады. Ей все чудилось, что кто-то следит за ней. Но никого не было видно, поэтому Бенедетта вновь устремила свой взор к водам канала, любуясь снующими туда-сюда гондолами.

Слева послышалась барабанная дробь. Бенедетта повернулась к Пунта-да-Мар, узкой полоске земли, отделявшей Гранд-канал от канала делла Джудека, и увидела сборище зевак, следовавших за герольдом.

– В воскресенье, день Господен, по высочайшему приказу патриарха нашего Антонио Контарини, на площади Сан-Марко возле Дворца дожей перед всем честным народом нашей Светлейшей Республики Венеция представитель святой инквизиции зачитает обвинения, выдвинутые против Джудитты ди Негропонте, еврейки и ведьмы…

– Всего лишь два дня… – прошептала Бенедетта.

– Простите, что вы сказали, ваша милость? – переспросил гондольер.

Бенедетта повернулась и одарила его ангельской улыбкой.

– Отвези меня в Местре, добрый человек.

Девушка указывала ему путь, пока они не подплыли к причалу неподалеку от дома Анны. Там Бенедетта вышла из лодки, приказав гондольеру ждать ее здесь. «Я ненадолго», – заверила она.

По дороге к дому Анны девушку вновь охватило чувство, будто кто-то за ней наблюдает. Но вокруг никого не было, и Бенедетта не заметила ничего подозрительного, кроме разве что зарослей камышей в десяти шагах от гондолы – эти камыши шевелились, хотя и деревья, и кусты вокруг ни разу не шелохнулись. Стояла безветренная погода.

«Прекрати накручивать себя, – мысленно упрекнула себя Бенедетта. – Ты победила. Тебе больше не о чем волноваться». Она присмотрелась к камышам повнимательнее. Они больше не шевелились. Наверное, это просто подул легкий ветерок.

Она подошла к дому и постучала.

Ей открыла какая-то девочка.

– Больная? – спросила девчушка и, не дожидаясь ответа, махнула рукой в сторону хлева за домом. – Тебе туда, больница там.

– Сама ты больная. Смотри не накаркай! – возмутилась Бенедетта. Невзирая на зной, на мгновение кровь застыла у нее в жилах.

– Кто там? – послышался голос из дома, и вскоре в дверном проеме показалась Анна дель Меркато. – А, это ты, – недовольно протянула она, а потом повернулась к девчушке. – Лидия, иди к маме. Она просит тебя помочь ей развесить выстиранные повязки.

Девочка еще раз с любопытством посмотрела на Бенедетту, развернулась и побежала прочь.

На лице Анны не было привычной доброжелательности.

– Я тебе не нравлюсь, верно? – с вызовом осведомилась Бенедетта.

– Если ты и так это знаешь, то зачем спрашиваешь?

– Что я тебе такого сделала?

– Мне? Ничего, – ответила Анна.

– Тогда оставь меня в покое, – с угрозой прошипела Бенедетта. – Не лезь не в свое дело.

– Все, что касается Меркурио, касается и меня тоже, – спокойно ответила Анна.

– Ах да, ты же его мамочка, – насмешливо фыркнула Бенедетта.

Анна не удостоила ее ответом.

– Ну, знаешь, так уж сложилось, что Меркурио я нравлюсь.

– Да ты даже гадюке не понравишься, – в сердцах ответила дель Меркато. – Я знаю, что говорю.

– Бенедетта, какой сюрприз! – воскликнул Меркурио, выходя из больницы. Он заметил напряжение во взгляде Анны. – Что случилось?

– Ничего, – ответила дель Меркато.

– Так жарко… Пойдем со мной к поилке, я умоюсь, – попросил Бенедетту Меркурио.

Меркурио пошел вперед, а Бенедетта напоследок повернулась к Анне.

– Да пошла ты в жопу, мамочка, – прошипела она и последовала за Меркурио к поилке.

Парень уже разделся до пояса и обливался водой.

– Слышала о процессе?

Бенедетта видела тревогу в его глазах.

– Каком процессе?

– Над дочкой доктора.

– А… Ты о Джудитте?

Произнеся это имя, Бенедетта вдруг почувствовала, как у нее закружилась голова. Ей так и не удалось выбросить эту проклятую евреечку у себя из головы. Но Джудитта до сих пор была так красива! И это после трех дней в темнице! Бенедетта заставила себя улыбнуться, чтобы не выказать всю ненависть и тревогу, снедавшие ее сердце.

Меркурио немного удивился, когда Бенедетта притворилась, будто не знает, о чем он говорит. В конце концов, о деле Джудитты слышала вся Венеция.

– Да, о Джудитте, – сказал он.

– Бедняжка, – вздохнула Бенедетта. – Такое горе для нее.

Она посмотрела на Меркурио, на капельки воды на его коже. От страсти все остальные мысли отступили на второй план, сейчас Бенедетта могла думать только о том, как вожделеет его.

– Я тоже купила одно из ее платьев… Ну, знаешь, говорят, эти платья зачарованы.

– И как, зачарованы? – спросил Меркурио, не сводя с нее глаз.

– Неужели ты веришь в такие глупости? – рассмеялась Бенедетта.