Скаваморто протянул ему руку. Тонкие, точно паучьи лапки, пальцы подергивались.

Меркурио достал из-под сутаны три монеты.

– В конце и ты умрешь, мальчик, – уже привычным, грубым тоном сказал могильщик.

– Спасибо тебе, – улыбнулся Меркурио.

Скаваморто пошел в барак. Парень услышал, как распахнулась дверь, и в этот самый миг внутри раздался неаппетитный хрип, что-то среднее между кашлем и отрыжкой.

– НЕТ! – завопил Цольфо.

– Смерть забрала его раньше, чем я думал, – кивнул Скаваморто. – Все, уходи, мальчик. Прямо сейчас. – С этими словами он закрыл дверь дома.

Вокруг царила темнота. Меркурио зябко поежился. Подойдя к коновязи, он взял под уздцы двух низких коренастых лошадок, уже впряженных в повозку. Обычно на этих лошадях Скаваморто сам ездил по улицам Рима.

Подведя лошадей к бараку, в котором жили Дети Мертвых, парень вошел внутрь.

– Вы не похороните Эрколя голым, – громко произнес Меркурио, выделяя каждое слово. – Он был одним из нас.

Дети Мертвых задумчиво кивнули.

В комнате повисла тишина, и только Цольфо плакал навзрыд.

Меркурио подошел к Бенедетте и ее маленькому другу.

– Вы пойдете со мной.

Глава 8

Когда монах-фанатик и толпа ободранных крестьян прошли мимо, Исаак жестом приказал Джудитте не высовываться.

– Не станут же они преследовать нас до края мира, – проворчал он.

И правда, уже через полчаса толпа повалила обратно, только монаха с ними уже не было. Лишившись своего лидера, крестьяне уныло брели назад, явно жалея о том, что впустую потратили несколько часов, предназначавшихся для работы.

– Вот увидишь, в Венеции к евреям относятся хорошо.

Они вновь двинулись вперед, но на этот раз приходилось красться по лесу, точно пугливым зверькам. Отец и дочь молча шли до самого вечера, временами устраивая короткие привалы, чтобы поесть хлеба. Когда над землей сгустились сумерки, Исаак сказал дочери, что нельзя спать в таверне, когда за тобой гонится свора голодных псов. Срезав пару веток, мужчина соорудил что-то наподобие крытой лежанки. Там они с дочерью и устроились.

– Прижмись ко мне, так мы оба не замерзнем. – С этими словами Исаак уснул.

С наступлением утра они встали, размяли затекшие ноги, перешли дорогу и отправились назад. С этой стороны тракта лес был гуще.

– Я такая дура, – пробормотала Джудитта, останавливаясь. – Если бы я не сказала той бедной женщине, что ты врач, мы могли бы идти по дороге, а не прятаться в лесу.

Исаак повернулся.

– Я такая дура, – повторила девушка.

Джудитта так злилась на себя, что закусила нижнюю губу, пытаясь сдержать слезы.

Исаак встал перед дочерью, развернул ее к себе и поднял за подбородок ее лицо.

– Да, это правда. Ты совершила глупость, – сурово произнес он. – Люди, которые живут, как я… Ну, такие люди, как я… мы хотим сами заправлять своей судьбой. И сами решать, как и когда нам лгать. Понимаешь?

– Да, отец. – Джудитта пристыженно опустила голову. – Мне жаль.

Она хотела броситься ему на грудь, но Исаак удержал ее, заглядывая девушке в глаза.

– Ты допустила ошибку. И ты плохая попутчица. Зато… – Он вдруг рассмеялся, да так звонко и беззаботно, что Джудитта ошеломленно уставилась на него. – Зато ты сделала кое-что потрясающее. И только теперь, пройдя много миль, я понял это.

– Что? – опешила девушка.

Взгляд Исаака затуманился, точно мужчину поглотили воспоминания о далеком прошлом.

– Ты так красива, доченька. Так же, как и твоя мама. – Он осторожно погладил ее пальцем по щеке. – Ты понимаешь, что ты сделала?

– Что? – повторила Джудитта.

– Ты открыла мне будущее.

– О чем ты говоришь, пап? – удивленно переспросила она.

Но, прежде чем Исаак успел что-либо ответить, вдалеке раздался конский топот. И нестройный хор голосов. Земля задрожала, и отец с дочерью спрятались в подлеске.

Приложив палец к губам, Исаак пробормотал:

– Тихо!

Вскоре из-за поворота показалась процессия: пешие, всадники, обоз. Многие были в доспехах, на поясах висели ножны. Были в этом потоке и раненые с пропитанными кровью повязками. Кто-то хромал, опираясь на меч, точно на клюку. Тяжело раненных погрузили на телеги. На подводах и седлах висели арбалеты, луки и колчаны со стрелами. Похоже, маленькое войско возвращалось домой с победой, потому что солдаты пели. Всадники, невзирая на раны, сидели на конях, гордо расправив плечи и выпятив грудь. Солдаты во главе войска радостно размахивали флагами Светлейшей Республики.

– Они из Венеции, – прошептал дочери Исаак.

По дороге ехало с десяток повозок и шло не более сотни солдат. Исаак решил, что не стоит присоединяться к этой процессии, учитывая, что он путешествует с молодой хорошенькой девчонкой. Радость от победы порою была хуже горечи поражения.

Итак, отец и дочь спрятались в подлеске, ожидая, пока солдаты пройдут мимо.

– Последуем за ними на некотором расстоянии, – решил Исаак, жестом приказывая дочери встать. – Такой отряд солдат – точно метла в комнате, полной тараканов. Распугает всех.

Выйдя из лесу, они побрели по грязному полю. Впереди виднелся гранитный придорожный столб. Еще тридцать девять миль до Венеции.

– У нас впереди долгий путь, – сказал Исаак, заметив разочарованный взгляд Джудитты. – Но Хашем[7], Всемогущий, да восславится имя его, поведет нас.

Впереди все еще слышалось пение солдат.

– Пойдем.

Исаак уже сделал шаг по дороге, когда словно бы из ниоткуда возникли два всадника, скакавших в арьергарде. Они неслись галопом, обнажив мечи, и остановили лошадей, только когда чуть не сбили Исаака с ног – тот двигался медленно, неспешно и едва ли сумел бы уступить им дорогу.

– Кто вы? – осведомился один из всадников.

– Меня зовут…

– Почему вы нас преследуете? – грубо перебил его второй солдат.

– Мы направляемся в Венецию и решили, что нам будет безопаснее путешествовать за войсками Светлейшей Республики, почтенный воин, – напыщенно, почти торжественно ответствовал им Исаак.

Услышав его речь, всадники засмеялись.

– Вы точно родом не из Венеции, хотя и неплохо владеете нашим наречием. Ваша кожа темнее нашей, как и глаза, и волосы. Недолго думая, я предположил бы, что вы евреи. В особенности ты, козлобородый. Но вы не евреи, верно? Я ведь не вижу на вас желтых головных уборов.

Солдат опустил лезвие к поясу Исаака, ткнув острием меча в шапочку. Второй всадник тем временем объехал вокруг Джудитты.

– Не трогайте мою дочь! – Исаак сделал шаг в сторону лошади, и та нервно переступила с ноги на ногу. – Пожалуйста, досточтимые господа всадники, – подумав, добавил он.

Смеясь, солдат взвесил меч на ладони и легонько хлопнул Джудитту по мягкой юбке, сшитой старухами острова Негропонте. Точно пастух, погоняющий отбившуюся от стада овцу.

Девушка отпрыгнула в сторону – на середину дороги, как солдат и рассчитывал.

– Пойдемте, – приказал Исааку второй всадник.

Но в его голосе больше не было недоброжелательности.

Всадники доставили Исаака и Джудитту к обозу и передали их своему капитану, Андре Ланцафаму. То был статный мужчина лет сорока, наделенный пронзительным взглядом. Щеки его покрывала недельная щетина, волосы растрепались после боя.

Спешившись, капитан внимательно осмотрел Исаака. Негропонте сразу понял, что Андре – человек нетерпеливый и с ним лучше говорить открыто, без экивоков.

– Вы евреи? – спросил Ланцафам.

– Да, господин.

– Почему не носите желтые еврейские шапки?

– Потому что нас преследовали и хотели убить. Мы прятались.

Молча смерив его взглядом, капитан едва заметно кивнул.

– Кто ты?

– Меня зовут Исаак ди Негропонте. – Он повернулся к Джудитте.

Девушка испуганно смотрела на отца.

Исаак украдкой улыбнулся ей. Он был благодарен дочери за то, что она назвала его врачом. Она была так похожа на Хаву, женщину, родившую ее на свет, женщину, которую Исаак нежно любил. Хаву, женщину, которую он не смог спасти, и с тех пор мучился этим. Прежде чем подойти к больной дочери трактирщицы, Исаак оглянулся и в полутьме коридора увидел Джудитту. И почудилось ему, будто эта девочка, столь похожая на его Хаву, передала ему благословение жены. Джудитта говорила от имени Хавы. И Хава сказала, что он не виновен в ее смерти. Хава предложила ему новое будущее. Новую судьбу. Улыбнувшись при этой мысли, Исаак вновь посмотрел на капитана.

– Меня зовут Исаак ди Негропонте, я доктор, знаток телесных жидкостей и лекарь, – гордо провозгласил он.

– Ты режешь?! – набросился на него капитан.

– Режу? – опешил Исаак.

– Конечности режешь? Раны зашиваешь? Ты хирург? – настаивал Ланцафам.

После нападения турок отец Исаака был вынужден заниматься самыми грязными врачебными делами, которые лекари обычно перепоручали цирюльникам и фельдшерам. И он повсюду брал Исаака с собой. Исаака, сына, который не боялся вида крови, потому что у него не было совести.

– Да, я хирург.

Исааку показалось, что эти слова вызвали в капитане больше уважения, чем знания телесных жидкостей, хотя любой врач или представитель рыцарского сословия отнесся бы к этому иначе.

– У тебя инструменты с собой, доктор? – спросил капитан. Судя по его виду, он был уверен, что Исаак выполнит любой его приказ.

– Нет…

– Тогда возьмешь инструменты Канди, нашего фельдшера. Он умер два дня назад от лихорадки. Надеюсь, они не навлекут на тебя беду.

Исаак мотнул головой в сторону своей дочери.

– С ней все будет в порядке, – заверил его Ланцафам.

– Среди всех этих солдат? – обеспокоенно уточнил Исаак.

– Это мои солдаты. Я их командующий.

Исаак задумчиво посмотрел на него. Никто не умеет читать сердца человеческие лучше мошенника – иначе с таким ремеслом на белом свете не проживешь. По лицу капитана Ланцафама было видно, что он человек не только гордый, но и честный.