Джудитта зажала лицо руками, надавив пальцами на глаза, чтобы сдержать слезы. А затем разрыдалась, наконец осознав, что навсегда отказалась от Меркурио.

Немного успокоившись, девушка оглянулась. Только сейчас она поняла, что стоит перед палаццо, в котором жили Бенедетта и ее жестокий любовник. Джудитта подумала, что ноги неспроста принесли ее сюда. Словно часть ее сознания подсказывала: «Ты можешь и должна что-то сделать».

Сердце гулко стучало в груди. Девушка смотрела на вход в особняк, чувствуя, как нарастает в ней страх. Перед ее внутренним взором вновь возникла та сцена, которую она увидела благодаря точному расчету Бенедетты: патриций взрезает какому-то мужчине щеку и кровь заливает все вокруг. При мысли об этом у Джудитты сперло дыхание.

И все же она пришла сюда. Но почему?

– Я должна поговорить с патрицием, – громко сказала девушка, чтобы собраться с духом.

А вдруг его можно переубедить? Уговорить не причинять Меркурио вреда? Но возможно ли переубедить столь жестокого человека?

Но что ей терять? Ее жизнь и так уже кончена. Нужно попытаться.

Джудитта шагнула вперед, к воротам. Двое вооруженных стражников и привратник посмотрели на нее, презрительно покосившись на ее желтую шляпку. Девушка сделала еще один шаг, но тут увидела на другом конце улицы Святого. Доминиканец появился в сопровождении своих мрачных приспешников. В руках у них были палки. Толпа бесновалась и хохотала. Отпрянув, Джудитта прижалась к стене, глядя, как Святой идет к палаццо.

Темные небеса прорвались проливным дождем, исторгнув все воды, что сдерживали до тех пор. Ливень промочил одежду Джудитты, шерсть, шелк, лен. Ледяная вода дошла до кожи, и Джудитту зазнобило.

Святой побежал ко входу в особняк, на прощание подняв руки со стигматами. Его последователи разбрелись.

Джудитта остановилась, точно вкопанная. Ливень все не прекращался, а девушка стояла на месте и не могла сделать ни шагу, чтобы укрыться от холодных капель.

Святой уже почти дошел до двери палаццо, когда вдруг остановился и низко поклонился. В дверном проеме появился патриций. Бенедетта держала его под руку, и Джудитта заметила, как она стала бледна и какие темные круги пролегли под ее глазами.

Четверо слуг, не мешкая, выбежали из палаццо и встали у входа. В руках они держали какое-то странное приспособление – на черных резных колышках была натянута белая ткань с золотой вышивкой. Патриций и Бенедетта посмотрели на небеса, затем он попрощался со своей любовницей и встал под навес. Диковинная конструкция полностью защищала его от дождя. Контарини пошел вперед, и слуги двинулись рядом с ним, шагая в ногу, чтобы ни капли не пролилось на их господина.

Джудитта шагнула вперед. Если она собиралась поговорить с патрицием, то сейчас ей представилась такая возможность.

Но тут ее заметила Бенедетта.

– Ринальдо! – крикнула она.

Патриций повернулся.

Бенедетта ткнула в сторону Джудитты пальцем.

– Это она!

Контарини повернулся и, встретившись с Джудиттой взглядом, склонил набок огромную обезображенную голову и с любопытством уставился на еврейскую девушку.

Его рот изогнулся в гнусной улыбке, открывая ряд острых, как у хищной рыбы, зубов. Патриций поднял искалеченную руку, которую не до конца мог выпрямить, и указал на Джудитту кривым пальцем.

Девушка стояла в переулке, промокнув до нитки. Желтая еврейская шляпка пропиталась водой и сползала на глаза. Джудитта смотрела на равнодушное лицо Контарини, на его острые зубы и изуродованную руку. Ей стало страшно. Повернувшись, девушка бросилась бежать – под хохот патриция и Бенедетты.

Когда она добежала до Гетто Нуово, промокшая и напуганная до смерти, дождь прекратился. Запыхавшись, Джудитта перешла через мост и еще издалека увидела перед своей лавкой толпу. Она помчалась вперед. Люди расступались, пропуская ее.

Первым, кого увидела Джудитта, добежав до лавки, был Ариэль Бар-Цадок. Мужчина сидел на камне перед магазином, положив на колени желтую шапочку. Его жена зажимала ему лоб носовым платком. Ткань окрасилась алым. Спиной к Джудитте стояла какая-то женщина, в ее платье на плече зияла большая дыра. Когда женщина оглянулась, Джудитта увидела, что это Октавия. Она придерживала платье на груди, чтобы оно не упало. Ее глаза расширились от страха.

Только теперь Джудитта увидела, что пол усыпан обрывками бархата и шелка, витрина разбита, а в мокрых от дождя осколках стекла отражается мрачное серое небо.

– Они напали на нас… – едва слышно прошептала Октавия.

– Святой, – сказала какая-то женщина в толпе.

– У них были палки и камни, а еще они громко… – Голос Октавии сорвался.

– Громко кричали «ведьма», – договорила за нее женщина.

– Стражники прибежали слишком поздно, – сказал Ариэль.

Джудитта окинула взглядом развороченную лавку. Мокрое платье липло к телу, девушку била дрожь. Посмотрев на стражников на мосту, она присела и подняла обрывок шелковой ткани.

– Но почему? – прошептала Октавия.

– Потому что Бог оставил нас, – ответила Джудитта.

– Не говори так.

Сейчас на нее смотрела вся толпа. Порыв ветра поднял над землей обрызганное кровью воронье перо, выпавшее из одного из платьев.

– Потому что я проклята, – сказала Джудитта.

Глава 74

Скарабелло осторожно прикоснулся к своей губе – от плоти остался один нарыв.

Меркурио присел к нему на лежанку в углу хлева. Вокруг кипела работа.

Беловолосый указал на Ланцафама.

– Он с меня глаз не спускает, – заметил он.

Повернувшись, Меркурио наткнулся на мрачный взгляд капитана.

– Полагаю, он не хочет пропустить мою смерть, – улыбнулся Скарабелло.

Рана на его губе кровоточила. От боли альбинос поморщился. Точно такой же нарыв был у него на внутренней поверхности губы, еще один – на предплечье, и четвертый – в паху. Узлы подмышками воспалились, увеличились в размерах и болели. Меркурио видел, что Скарабелло с каждым днем становится все слабее и бледнее.

– А знаешь, что самое неприятное? Боль от ран я еще мог бы вынести, но я заметил, что моя голова может сыграть со мной злую шутку. Иногда я чувствую, что уже не могу ясно мыслить.

Меркурио молча смотрел на больного. Совсем недавно ему хотелось убить Скарабелло. И вот, теперь он сидит у его постели и слушает его, точно друг. Единственный друг.

– Я спросил у доктора, – продолжил Скарабелло. – Он мне объяснил, что многие сходят с ума перед смертью. – Его глаза затуманились. – Да, доктор меня не жалеет. Он подробно описывает течение болезни. Как и смерть, что меня ожидает. Каждую подробность. Он заботится обо мне так же, как и обо всех других, но… – Беловолосый покачал головой. – Но он не может забыть, что я убил его друга. Я восхищаюсь этим врачом. Каждый раз, когда он осматривает меня, ему приходится вновь и вновь одерживать победу в борьбе с самим собой. Я действительно восхищаюсь им. Я бы так не смог.

Меркурио кивнул.

– Но почему ты так поступил? – спросил Скарабелло.

– Как?

– Помог мне.

Меркурио пожал плечами.

– Других дел у меня не было.

Скарабелло тихонько рассмеялся, но тут же закашлялся, прижимая руку к груди.

– Ты и правда сентиментален, мальчик мой.

На это Меркурио ничего не ответил.

– Когда буду умирать, скажу тебе, где храню деньги, – продолжил Скарабелло. – А ты поделишься ими с травником Паоло, договорились?

Меркурио молча смотрел на него.

– Я когда сдохну, власть перейдет к Одноглазому. Но он ее и пару месяцев не удержит. Одноглазый, считай, уже труп. А когда его прирежут, все мои люди переубивают друг друга. – Он протянул Меркурио руку. – Ты понимаешь, почему я не могу попросить об этом никого другого?

Юноша едва заметно кивнул.

– Так значит, мы договорились? – повторил Скарабелло.

– Договорились.

– Остальное возьмешь себе. На эти деньги можешь привести в порядок то жалкое корыто, которое ты купил. В общем, сделай, что наметил.

– Этот корабль мне больше не нужен, – мрачно покачал головой Меркурио.

– Как хочешь. Но деньги все равно заберешь.

– Почему?

– Потому что деньги – соль жизни.

– Нет, я имею в виду, зачем это тебе?

– Понимаешь… – Скарабелло помолчал немного, глядя на парня. – Может быть, я тоже немного сентиментален.

Меркурио кивнул, поднимаясь.

– Я еще кое-что хотел сказать тебе, мальчик мой.

Он остановился, ожидая.

– Если… – Скарабелло помедлил. – Если я вдруг превращусь в идиота, что только слюни годен пускать да лопочет всякую несуразицу… Ты должен положить подушку мне на лицо и надавить посильнее.

Меркурио покосился на Ланцафама.

– Он не столь милосерден, – покачал головой Скарабелло. – Я хочу, чтобы ты дал мне слово.

Меркурио внимательно посмотрел на него. Скарабелло оставался сильным, но в его глазах читалась плохо скрываемая боль.

– Это подождет, – сказал Меркурио.

– Ты стал настоящим мужчиной, – кивнул Скарабелло. – Мне жаль тебя, ведь это значит, что ты страдал и пережил поражение. Но это поражение пойдет тебе на пользу.

– Чушь, – отмахнулся Меркурио.

Скарабелло смерил его взглядом и рассмеялся.

– Ты ошибаешься.

Меркурио повернулся, собираясь уходить.

– Дай мне слово, что…

– Это подождет, – повторил юноша и вышел наружу.

Коровник все больше приобретал сходство с настоящей больницей, работа продвигалась неплохо. Выздоровевшие проститутки и некоторые женщины из Местре помогали на кухне или стирали постельное белье и бинты. Мужчины замешивали штукатурку, укрепляли расшатавшиеся кирпичи, красили стены, мастерили кровати и чинили крышу. Тонио и Берто без устали возили сюда из Венеции лекарства, новых заболевших и тех, кто хотел проведать больных. Меркурио все это раздражало. Вокруг кипела бурная деятельность, а он чувствовал себя вне всего этого. Сейчас он ни к чему не испытывал интереса, не мог строить планы. Не было ничего, ради чего стоило бы шевелиться. Раньше Меркурио надеялся и правда верил, что сможет вырваться из зыбучих песков собственной судьбы, сможет жить как все нормальные люди. Но это оказалось не так. Такие, как он, были прокляты. И чем чаще Меркурио повторял это себе, тем сильнее становились в нем ярость и ненависть и тем слабее боль. Чудовищная боль, от которой можно было умереть.