Нил Роуз - Контора

Повязку сняли, и я начал осторожно отгадывать.

Первый номер я угадал правильно.

– Куки, друг мой! За эти пять секунд я наконец нашел ответ на вопрос, который мучил меня двадцать лет: почему тебя бросают твои девушки.

Нежность второго поцелуя навела меня на мысль, что это была Ханна, но по радостной реакции я догадался, что это был Эш. Теперь я понял, почему женщины так легко подпадают под его обаяние.

– Ты целуешься, как девушка, – сказал я ему. – И это вовсе не комплимент.

Ну и ну! Номер три оказался не Элли. Она была недовольна, Люси (это была она) – тоже, да и я вовсе не прыгал от радости. Значит, четвертый поцелуй (который я приписал Эшу) – безрадостный и вовсе не ищущий прощения, принадлежал Элли.

Мы смотрели в глаза друг другу. Элли смотрела… Затрудняюсь определить, как именно. Был ли это страх? Или потрясение от всего, что произошло? А еще там была любовь. Я надеялся увидеть там сожаление, но его не было. Я почувствовал себя опустошенным. Все кончено. Почему она не могла быть такой, какой рисовалась мне пятнадцать лет в фантазиях? Зачем ей нужно было все погубить?

Боже мой, как все ужасно! Я никогда не думал, что мы будем вместе, но расстаться после того, как мы обрели друг друга – это было нелепо и трагично.

Итак, до меня далеко не сразу дошло, что номер пять была не Люси, как мне показалось, а Ханна. Я взглянул на нее, и она прижала руку ко рту, как бы желая исправить то, что наделали ее губы. Но в ее взгляде читалось что-то такое, чего прежде не было в наших отношениях. Я отвел глаза.

– Я мужик, – хотелось крикнуть мне им всем. – И это не я все усложняю.

Неловкое молчание медленно разгоняло алкогольный туман в комнате. От веселья этого вечера осталось лишь слабое эхо. Эш взглянул на меня с любопытством, но я не мог больше вынести ни минуты и начал намекать, что им пора. Куки оставался ночевать на диване, а Эш поднялся на ноги и потянул за собой Люси.

– Прогулка будет нам полезна, – сказал он. – Я доставлю Люси домой.

– А ты сможешь проводить еще и Элли? – спросил я.

– Что? До двери твоей спальни? – рассмеялся он.

Но Элли уже вскочила и начала застегивать свое пальто. Я видел, что она еле сдерживает слезы.

– Мне завтра рано вставать, так что я возвращаюсь к себе, – спокойно сказала она.

Куки, Ханна и я выстроились у двери, провожая остальных. Эш и Люси уже спускались к лифту, а Куки с Ханной вернулись в гостиную. Мы с Элли оказались вдвоем.

Элли дотронулась до моей щеки – она знала, что мне это нравится.

– Я люблю тебя, Чарли.

Слова, которые я так долго ждал, даже не надеясь их услышать, были сейчас пустым звуком. Я мягко отвел ее руку.

– Спокойной ночи, Элли.

Я совершенно обезумел. Ужасно расстроенный, опечаленный, с разбитым сердцем – но, главное, такой разъяренный, что вдруг понял Доктора Дэвида Бэннера[61] – парня, который во время эмоционального взрыва превращался в Чудо-Великана. Как хорошо было бы сейчас бездумно разгуливать, крича на людей и прошибая ими стены!

Однако интересно, как же это никто вокруг не замечает, что у него распарываются брюки и тело становится зеленым? Даже это меня злило. Как странно, что этот человек может превратиться в монстра, а никто на нашей перенаселенной планете не видит, каким доктор Дэвид Бэннер становится в процессе превращения.

Уверяю вас, даже если бы подобное произошло в самом центре «Баббингтона», никто бы не произнес ни слова – разве что кто-нибудь слегка бы кашлянул по поводу неприемлемости здесь подобной сцены. Правда, в моей характеристике написали бы: «Становится непристойно зеленым, удваивается в размере и орет что-то бессвязное от ярости, когда находится в состоянии стресса. Не рекомендуется повышать в должности».

Зараза Элли! Это она все испохабила.

Когда я пребываю в возбужденном состоянии, то начинаю расхаживать взад и вперед. Ханне не требовалось проявлять чудеса наблюдательности, чтобы догадаться, что что-то не так. Она избегала меня после вчерашнего вечера, неслышно семеня по квартире и влетая и вылетая из кухни с провизией. Однако наконец она набралась храбрости и подошла ко мне. К тому времени Куки уже ускакал, дав ей свой номер телефона. «Попроси номер у того, кто с ним целовался, – посоветовал я, когда он вручил ей клочок бумаги. – Сожги его».

Если бы у меня был выбор, какую казнь лучше всего выбрать для Элли за преступления против Чарлза Фортьюна? Это трудная задача.

Думаю, Ханна была выбита из колеи, когда я решительно сказал ей, что это не имеет отношения ни к ней, ни ко вчерашнему вечеру.

– О, это хорошо, – заметила она. – Потому что это ведь ничего не значило. Просто напились и дурачились.

Пожалуй, топор. Больше шансов, что не сразу получится, и приговоренный испытает мучительную боль. Я несколько отвлекся от Ханны.

– Дурачились – это верно, – рассеянно произнес я. – Но это был прелестный поцелуй.

Ханна зарделась.

– Ты так думаешь? А что именно тебе в нем понравилось?

Бормоча себе под нос, я снова начал расхаживать по комнате.

Ханна следовала за мной по пятам, приставая ко мне, чтобы я все рассказал, но я лишь отмахивался от нее. Она продолжала приставать, и я сказал, чтобы она отцепилась. Она раздраженно потребовала, чтобы я немедленно сказал ей, в чем дело. Я снова ответил: «Будь любезна, отвяжись». Она заявила, что не заткнется, пока я ей не скажу. И тут я нанес удар ниже пояса: сказал, что позвоню ее матери и скажу, что меня беспокоит ее дочь – она действительно может остаться одна навсегда. Может быть, пришло время познакомить ее с той еврейской подругой ее мамы, о которой та постоянно говорила – эта подруга подрабатывает на стороне в качестве свахи.

К чести Ханны надо сказать, что несмотря на то, что это была страшная угроза, ее было не так-то легко остановить.

– Только попробуй, и тогда тебе не о чем будет беспокоиться, потому что ты будешь занят кастрюлей, которую я запущу тебе в голову.

Войдя в гостиную, я рухнул на диван.

– Мы с Элли расстались.

Лицо у Ханны стало озабоченным.

– Что случилось?

Мне нужно было что-то сказать, но пока я не мог поведать Ханне всю историю. Я не был готов к тому, чтобы на меня свалились еще и ее гнев и огорчение.

– Она меня обманула, – сказал я. И это было правдой в широком смысле слова.

Ханна поднесла руку ко рту – она была так потрясена, что даже улыбнулась. Впрочем, улыбка тут же исчезла.

– С кем? Мы его знаем?

– Я не хочу об этом говорить.

– Нет, нет, конечно, не надо. Это не Мартин Монтгомери? Я всегда думала, что он как-то странно на нее посматривает. И он такой интересный мужчина.

Я ощутил, как надвигается приступ паранойи, но вовремя вспомнил, что Элли, при всех своих многочисленных недостатках, действительно влюблена в меня.

– Нет, это не Мартин. Я не желаю об этом говорить. О'кей?

– О, конечно, прости. Эндрю Хилл?

– Ханна, заткнись.

– Ты только скажи мне – это не Уолтер Флинт? Я знаю, что в юридической профессии он – Эйнштейн, и что Элли находит интеллект сексуальным (правда, тогда непонятно, почему она крутит роман с тобой). Но как вспомнишь о странной форме его головы: она какая-то квадратная…

– Я сейчас досчитаю до пяти, и, если ты скажешь еще хоть слово, я сам позвоню этой свахе, чтобы избавиться от тебя на ближайшие сорок лет.

Присев на подлокотник дивана, она неуклюже обняла меня за плечи. Это напомнило мне, как в четырнадцать лет я, театрально зевнув и потянувшись, прибегал к такому маневру: моя рука как бы случайно оказывалась на плечах у девчонки. Но однажды Кэролайн Бисон, ядовитая не по годам, сказал: «Чарли, ты, кажется, что-то уронил». И тогда я поклялся никогда больше не слушать советы моего дедушки о том, как вести себя с женщинами. «Это их притягивает», – говорил он, подмигнув мне.

Ханна вернула меня к прискорбной реальности.

– Прости, Чарли. Я могу чем-нибудь помочь?

Я вздохнул.

– Нет, мне просто нужно какое-то время, чтобы прийти в себя.

– Я уберусь отсюда – поеду к маме или что-нибудь придумаю.

Я впервые взглянул на нее.

– Ты пойдешь на это ради меня? И не побоишься свахи?

– Да. Полагаю, я в любом случае подпорченный товар. Такой позор! Мама сказала, что после всего этого меня будет гораздо труднее сбыть с рук. «А чем занимается ваша жена, мистер Коэн?» – «Это та женщина, которая из-за своей полной некомпетентности чуть не погубила „Баббингтон Боттс". Однако я надеюсь, что она сможет воспитать наших детей, если установить строгий контроль над ней».

Я со смехом схватил ее руку, лежавшую у меня на плечах.

– Не уезжай домой. Мне нужно, чтобы ты тут вертелась – ну, знаешь, на всякий случай.

Ханна радостно улыбнулась и встала.

– Я знаю, – ответила она. – Надо бы взглянуть, что за вкуснятину я могу соорудить нам на ланч.

Я тоже улыбнулся:

– Ага, значит, ты все-таки умеешь готовить!

– Вчера я специально сходила в «Сейнсбериз»[62] – сказала она, отчаливая в сторону кухни. – Все, что мне нужно – это моя верная вилка, и ты увидишь, что никто лучше меня не протыкает пленку, в которую упакованы эти полезные для здоровья блюда для микроволновки.

Настало время, когда мне нужно было перед кем-нибудь выговориться, но я не мог найти никого подходящего. Ханна отпадала, и я не считал возможным грузить своими проблемами Люси и Эша, рассказывая им о поступке Элли. Моя мама просто заплакала бы, повторяя: «Как ты мог сделать со мной такое?», и обвинила бы меня в том, что я расстроил ее детальные планы моего будущего. А мой папа предложил бы скосить его газон, считая, что это будет хорошая психотерапия. Я подумал, что можно снова побеседовать с Куки, но он полагал, что я покончил с этой историей, и не понял бы, из-за чего весь сыр-бор.

В отчаянии я обратился к своему органайзеру, который предоставили мне в офисе и которым я крайне редко пользовался, и нашел номер телефона Искорки.