Нил Роуз - Контора

– Это не то, что ты думаешь, – с вызовом произнесла Элли. – Единственное, о чем была договоренность – это что меня выдвинут в компаньоны, но ничего определенного мне не обещали.

– Мы так тобой гордимся! – просияла мама Элли.

– Мы считаем, что ты у нас тоже молодец, – сказал мой папа, похлопав меня по руке. – Мой сын – компаньон! Нужно будет рассказать в пабе. Они это оценят.

– Кстати о пабе, – подхватил мистер Грей, – я не говорил вам, о чем мне рассказал Билл Светлое Пиво? Как его жена участвовала в конкурсе мокрых маек, когда они недавно отдыхали на Майорке?

По-видимому, шоу Чарли и Элли уже утратило для них интерес.

– Разве ей не шестьдесят три? – осведомилась моя мама, в ужасе поднеся руку ко рту.

– Да, и она победила! Наверно, там разыгрывали приз за самые обвислые сиськи.

Они засмеялись, хотя мама Элли на всякий случай удостоверилась, все ли у нее в порядке, потрогав свои.

Что до Элли, то она не присоединилась к общему веселью.

– Ну же, солнышко, – обратился к ней ее отец, пытаясь подбодрить. – На море случается и не такое.

Да, это были слова человека, который никогда не тонул в «Баббингтон Боттс».

Утром в понедельник работа в информационном центре закипела, все трудились, как пчелы.

Когда мы прибыли, Ханна, не заметив, что между Элли и мной пробежала кошка, начала обсуждать с нами, как наладить работу.

– Как я понимаю, работы осталось дней на восемь, – сказала она. – А поскольку у нас всего пять дней, то есть проблемы.

Нам с Элли было трудно сосредоточиться, поскольку мы были заняты тем, что бросали друг на друга уничтожающие взгляды. Поскольку наши мамы слишком долго обсуждали, как они организуют совместную вечеринку, когда мы с Элли станем компаньонами, мы в конце концов сбежали. Однако мы все еще не обсудили между собой новость о нашем соперничестве. Когда мы ехали в машине обратно из Уикома, я вздыхал и чертыхался от досады, Элли сжимала кулаки (все-таки она гораздо агрессивнее меня, решил я), и у нас была бесконечная и совсем ребяческая перепалка.

– Тебе следовало сказать мне, – настаивал я.

– Мне? А как насчет тебя? Почему ты не поделился своей потрясающей новостью именно со мной?

– Я в самом деле хотел тебе сказать – а вот ты и не собиралась. – По размышлении, это был не самый убедительный из аргументов.

– Это так на тебя похоже, – заметила Элли. – Очень скрытный, очень большой спорщик и очень тщеславный. Неудивительно, что тебя выдвинули в компаньоны.

Я так сильно вцепился в руль, что ногти у меня чуть не впились в ладонь.

– Ну что же, если в компаньоны будут отбирать по этим критериям, то мне нет смысла участвовать. Ты могла бы дать урок беспощадности семейке Крей.[36]

Как ни странно, Элли была польщена.

– Ты действительно так думаешь?

– Если ты считаешь это комплиментом, значит, я попал в яблочко.

– Элинор-гангстер, – произнесла она с нью-йоркским акцентом, и, удивительное дело, обстановка разрядилась. – Ну, чего уставился на меня?

– Что?

– Я говорю, чего вылупился?

– И не думал.

– Поосторожнее на поворотах, умник! А не то я напущу на тебя мальчиков. И тогда посмотрим, каким ты будешь компаньоном в пиджаке из цемента!

Я все еще был не в настроении.

– Плевать, – раздраженно ответил я и, заставив себя не сжимать так сильно руль, сосредоточился на темной дороге перед собой.

Когда прибыла остальная часть команды, мы попросили всех собраться вместе, чтобы определить насколько мы продвинулись с документами. Однако главным пунктом повестки дня было обсуждение вечера пятницы.

– Думаю, я все еще пьян, – простонал бледнолицый младший сотрудник. – Когда я проснулся в субботу утром, то увидел, что все на мне надето задом наперед. Бог его знает, как это произошло.

У всех присутствующих хватило такта не рассказывать ему о танце, который он так лихо исполнил перед нами, когда мы вышли из клуба.

– Я становлюсь староват для всего этого, – пожаловался другой, который был на три года моложе меня. – Хорошая чашечка «Хорликс»,[37] ложиться спать в десять часов, рано вставать и приходить на работу с ясными глазами и пушистым хвостом – вот мой новый режим.

Я улыбнулся. Сколько раз за эти годы я давал подобные клятвы, но всегда выдерживал не больше шести дней: в следующую же пятницу Ханне удавалось уговорить меня куда-нибудь сходить вечером. Она говорила, что без меня совсем не то, а также что я ее лучший друг и, следовательно, долг велит мне лично удостовериться, что с ней все в порядке.

– Мне, знаешь ли, вообще не следует никуда ходить в пятницу вечером, – сказала она мне в последний раз, когда я поклялся никогда не пить и капли алкоголя – это было примерно три месяца тому назад. – Бог может меня наказать. – Как будто это когда-нибудь ее останавливало!

– Ну тут уж я ничего не могу поделать, не так ли? Я хороший юрист, но высшее правосудие – это не моя специализация. Полагаю, тебе нужен раввин.

– Но как же быть с моей мамой? Если она когда-нибудь меня поймает…

– Ханна, судя по тому, что мне известно о твоей маме, паб – это самое безопасное место для тебя. Разве ты не рассказывала мне однажды, что она всегда запирает дверцы автомобиля, когда твой папа проезжает мимо паба?

Ханна сделала новый заход:

– Моя мама рассчитывает на тебя: она уверена, что ты не допустишь, чтобы я развратилась.

Как ни удивительно, но это правда. Все матери, с которыми мне приходилось сталкиваться за эти годы, считали, что я идеальная дуэнья для их дочерей. Даже когда я был тинейджером и изо всех сил старался выглядеть испорченным мальчишкой, я выглядел столь респектабельно, что это успокаивало всех мам Бекингемшира. Правда, это не означало, что я не безобразничал – просто никто из них в этом не подозревал.

Сейчас, когда мне тридцать с небольшим, я идеальный жених: с собственной квартирой, шикарной зарплатой и ослепительными перспективами, к тому же все мамы просто обожают меня. По крайней мере в двух случаях я продолжал встречаться с девушкой лишь из-за того, что так хорошо ладил с ее мамой.

– Вы случайно не еврей, Чарли? – спросила меня как-то раз мама Ханны, когда мы с ней сидели за чашечкой чая у нее дома и вели дружескую беседу. Ханна к тому времени как раз выскочила из дома, разъярившись, поскольку ее мама скорбно поделилась со мной опасениями, что вряд ли ей суждено когда-нибудь стать бабушкой.

– Боюсь, что нет.

Ее мама разочарованно вздохнула.

– Ну что же, никто не совершенен.

– Но я могу очень выразительно пожимать плечами, если это поможет делу.

– Увы, этого не достаточно, – ответила она. Я с нежностью взглянул на Ханну, когда Элли призвала к порядку всех в информационном центре. Когда Ханна повернулась к нам спиной, мы с Элли заключили перемирие на один день.

– Мы должны как следует все обсудить, – сказала она.

– Сегодня вечером, – согласился я, хотя и был сыт по горло бесконечными выяснениями отношений, которые так любят женщины. В тот момент, когда Элли сказала мне: «Мы слишком мало беседуем», я собирался уходить. Если бы только женщины засчитывали и все разговоры о компьютерах, автомобилях и спорте!

А потом Ханна решила провести небольшую разминку, чтобы всех подбодрить.

– Есть неподтвержденные сообщения… – начала она.

– … точнее, ненадежные сообщения, – перебила Элли, грозно взглянув на Ричарда.

– Что два стажера из нашей команды уходили вместе, – закончила Ханна.

– Надеюсь, никто не истолкует превратно тот факт, что эти двое – единственные, кто не прибыл сюда вовремя, – с легкой улыбкой заметила Элли.

– И мне бы хотелось извиниться перед всеми вами, если благодаря нам с Элли у вас сложилось впечатление, что уходить вместе со своими коллегами-юристами – это хорошо, – продолжил я. – Я бы это никому не рекомендовал. Если только обсуждение в постели Закона о компаниях 1989 года вас не заводит.

– Что, как ни странно, заводит Чарли, – под общий смех заявила Элли. – Как только я упомяну раздел 93, он теряет всякий контроль над собой.

– Кто может мне сказать, что такое раздел 93? – спросил я.

– Регистрация нагрузки, – ответил один толковый стажер.

– Вот именно. Теперь вы понимаете, почему он так меня возбуждает. – Все заулыбались. – Реальная проблема заключается в том, что вся ваша жизнь становится просто графиком рабочей нагрузки, – сказал я. – Все, что вы делаете, разделяется на отрезки по десять минут.

– Конечно, не все занимает целых десять минут, – пояснила Элли, вызвав новые смешки.

– Или стоит того, чтобы это записывать, – добавил я с усмешкой.

Когда вся группа отсмеялась, вошел отсутствующий стажер мужского пола, бормоча извинения за опоздание. По этой парочке можно было ставить часы: ровно через шестьдесят секунд появилась она, причем приложила все старания, чтобы встать как можно дальше от него. Они усиленно отводили глаза друг у друга, но у них, разумеется, ничего не получалось – тем более что все мы внимательно следили за ними.

Они были очаровательны в своей наивности, полагая, что их роман останется незамеченным! Этим ребятам еще предстояло узнать, что каждый стажер за полагающиеся два года просто обязан влипнуть хотя бы в одну дурацкую связь с коллегой. Я предпочитаю не вспоминать свой краткий флирт с одной сотрудницей из банковского отдела. Извинением мне служит лишь то, к тому времени я провел в фирме всего пару месяцев и почти никого не знал, да к тому же был не в курсе сплетен. Только на рождественской вечеринке в фирме, когда я нашептал ей на ушко пылкое предложение, она с невинной улыбкой повернулась ко мне и познакомила со своим мужем, который был компаньоном в налоговом отделе. Как я узнал позже, я был не первым, да и не последним, кто угодил в эту ловушку.

– Все внимание! – призвал я, хлопая в ладоши и наконец-то призывая команду к порядку. – На прошлой неделе мы несколько отстали – то одно, то другое, сами знаете. – Одно – это скука, другое – монотонность. – У нас осталось всего пять дней, так что за работу!