– Вот пидор! – взволнованно сказал Эш. – Представляю, сколько еще они хотят выжать из нас. Семидесятиминутные часы – это следующее, что нас ожидает. Помяните мое слово.

А ведь он достаточно хорошо знал правила игры. И мне вовсе не хотелось надорваться на работе. Это было бы паршиво.

Однако, когда Грэхем сказал, что он мною доволен и что мы здесь всегда заботимся друг о друге, я подумал: а чего еще можно от него ждать?

– Грэхем никогда не вонзит тебе нож в спину, – предрекла Ханна. – Ты ему как сын, о котором он мог только мечтать.

– Или как сын, которого он никогда не брал с собой на дискотеку, – высказался Эш.

– Ну, его деткам только восемь и шесть, – уточнил я. – Их время наступит, я вам обещаю.

Эш рассмеялся. Он был моим корешем, хулиганистым и плутоватым. Его звали Эшок Чодхри, и это говорило само за себя. Цветные физиономии редко встретишь в фирмах, подобных «Баббингтону» (если не считать машинописных бюро), и лишь у компаньонов, вернувшихся с отдыха на острове Антигуа, а именно так и выглядел Эш. У него были томные манеры, густые волнистые волосы и длинные ноги – он представлялся мне чем-то вроде азиатского прототипа Хью Гранта, как со вздохом сказала о нем юная сотрудница, когда я пытался ее разговорить. Но за импозантной внешностью скрывался острый ум.

Надо сказать, что руководство «Баббингтон Боттс» придерживалось традиций всех прочих городских учреждений, когда дело касалось старых школьных связей или сферы предрассудков, но в отношении других вопросов проводило весьма гибкую политику. Перемены, меняющие ритм деловой части Лондона привели к тому, что даже фирмы столь крупного калибра, как «Баббингтон Боттс», хотя и с неохотой, но все же стали принимать в свои ряды людей, подобных Эшу и Ханне, а также представителей среднего класса с городских окраин, вроде меня – фактически прямо с улицы. На моей памяти в фирме появилось несколько азиатских парней, которые изо всех сил старались выглядеть в большей степени англичанами, чем коренные жители туманного Альбиона, но это им не очень-то удавалось – во всяком случае, не больше, чем некоторым компаньонам из числа евреев. Но кто стал бы, например, признаваться в том, что он гей? Это было все равно что подписать самому себе приказ об увольнении.

Что до меня, то я был выходцем из графства в окрестностях Лондона и рос среди простых людей, с которыми всегда был на равной ноге. Я обладал приятной наружностью и при своем высоком росте производил впечатление атлета, не будучи таковым. У меня были правильные черты лица и выразительные – как мне говорили – серые глаза, а сияющая улыбка не раз позволяла мне выходить сухим из воды.

Вообще-то, если вы достигали положения полноправного юриста, хорошо ладили с клиентами, которых теперь было немало, и график вашей работы устраивал фирму, то никого не интересовало, черная у вас кожа, смуглая или желтая и учились ли вы в Оксбридже.[3]

На наш взгляд, такая ситуация сложилась лишь потому, что фирма привлекала лучших клиентов из Сити, брала выгодные и хорошо оплачиваемые заказы и таким образом имела возможность давать солидные вознаграждения, превышающие любые запросы, тем счастливцам, которые становились компаньонами. А нам оставалось терпеливо заниматься всей той канителью, которая этому сопутствовала.

Люси ссутулилась над столом, пристально уставившись на свой джин с тоником, словно это было единственное, что в данный момент имело для нее значение.

– Все мужчины-компаньоны, по правде говоря, ублюдки, – заявила она, осторожно выпрямляясь на стуле и почему-то поднимая бокал высоко над головой. – Они все достойны быть ублюдками недели, каждой недели. Вы знаете, почему они нанимают женщин? Знаете?

– Да знаем, Люси, – произнес я с неохотой. – Ты нам рассказываешь об этом каждую неделю, черт подери!

– А я все равно скажу, – с жаром продолжала она. – Они принимают женщин, потому что любят представлять себе, как будут гоняться за ними вокруг стола в зале заседаний, а мы будем скакать в одном исподнем, как в шоу Бенни Хилла. Как вам это нравится?

Люси была чем-то вроде эксперта в этом чисто юридическом виде спорта, потому что один компаньон как-то обратился к ней с таким предложением. Она до сих пор не может этого забыть. Тогда Люси произнесла свою знаменитую фразу о том, что если он попытается это сделать, то она будет вынуждена разломать его пенис на куски и одну часть отправить его жене, другую – председателю Общества юристов, а остальное послать в суд вместе с иском о возмещении морального ущерба, что погубит его карьеру быстрее, нежели обесчленивание (она клянется, что употребила именно это слово) положит конец его половой жизни.

Не прошло и месяца после этого, как она получила повышение и из стажера превратилась в штатного сотрудника, первой из нас достигнув заветного плацдарма, с которого открывается прямой путь в компаньоны, с рекомендацией от того самого человека, который к тому же заявил, что у нее больше яиц, чем у всех остальных членов квалификационной комиссии, вместе взятых.

– Тут он превзошел самого себя! – орала она в тот вечер на весь кабак.

Люси была подлинной звездой нашей группы. Она обладала неистощимой энергией, которая зачастую раздражала как в работе – где она была одной из тех, кто проявлял неуместную расторопность в четыре часа утра, – так и в развлечениях, когда она тащила нас в клуб после долгого корпения над бумагами.

Веселая и обаятельная, она отличалась душевностью, добротой и была полна прекрасной решимости добиваться успеха исключительно своими силами, а не только потому, что на самом деле ее звали леди Люси Сомерсдейл. Хотя это несомненно позволяло ей рассчитывать на долгие годы пребывания в «Баббингтоне» и на то, что в конечном счете она по меньшей мере на год раньше нас попадет в компаньоны, но мы ей не завидовали. Кроме того, она была высокой стройной блондинкой и смех ее был необычайно заразителен, что являлось, конечно, еще одним ее плюсом (словно она в этом нуждалась), а изысканный овал лица привлекал взгляд больше, нежели ее красота, и такие скулы, ради которых любая фотомодель согласилась бы на пластическую операцию.

– Обесчленивание, – продекламировала Люси чересчур громко окружающим столикам, – это даже слишком хорошо для большинства из них. – Она подняла свой бокал и дала мне понять, что пора повторить. – О, я, конечно, не имею в виду присутствующих.

– Спасибо. А я-то подумал, что ты ждешь не дождешься того момента, когда сможешь наложить руки на мой член.

– Забавный ты парень, Фортьюн. Ступай принеси выпивку. А кто за то, чтобы потом пойти в клуб?

– О, Люси, ради бога, только не сегодня! Как ты можешь после всего выпитого?..

Она энергично встряхнула бокал прямо у меня перед носом.

– Достал ты меня своим профессиональным занудством, Чарлз Фортьюн. Давай пить, потом танцевать!

Должен сказать, что, находясь среди таких удачливых людей, в глубине души я иногда находил свое положение затруднительным. Порой я чувствовал себя пронырой, втершимся в их общество. У меня была хорошая репутация в университете, в основном благодаря моей памяти – я мог усвоить учебный материал за пару дней до экзаменов – и тому, что я был отличным компаньоном в кабаке. Но всегда оставался страх, что я не удержусь в этой компании. Для меня оставалось тайной, как я продержался в ней так долго.

Университет был тем местом, где я понял что к чему. Я вошел в него, исполненный уверенности – первый ученик, готовый бросить вызов всем и вся. Но вскоре обнаружил, что каждый на моем курсе был тоже первым учеником, а некоторые – лучшими из лучших. Я так и не смог полностью оправиться от удара, нанесенного моему самолюбию. Они были ужасно умными людьми, готовыми, казалось, стать судьями еще до того, как я освоил путь в библиотеку юридической литературы.

– Что-то происходит, – встревоженно промолвила Люси, уже заметно протрезвев, когда я принес очередную порцию выпивки. – Я кое-что слышала. Может, это как раз то, о чем говорил Грэхем.

– Что ты имеешь в виду?

Я знал, что у Люси постоянный контакт с секретаршей – самым надежным источником информации в фирме.

Она окинула всех нас мрачным взглядом.

– Нового человека. Свежие мозги. Коллегу… И думаю, вам это будет по вкусу.

Эш бросил такой же встревоженный взгляд на Ханну и на меня.

– Да, дорогие друзья и коллеги. Ходят слухи, что к нам скоро присоединится еще одна персона с шестилетним стажем работы. Похоже, им уже недостаточно того штата, который у нас есть. – Она сделала широкий жест в нашу сторону.

Казалось, у нас на пути появился какой-то призрак. И он представлял собой реальную угрозу. Фирма «Баббингтон Боттс» никогда не практиковала вливание свежей крови в свои ряды на более высокой ступени служебной лестницы, чем наша, если она не была качественной. Действительно качественной. Настолько, чтобы новичок имел шансы выбиться в компаньоны. Для нас это означало, что теперь на одну лазейку становится меньше. Мы все вчетвером работали в общем отделе, который, хотя и был довольно крупным, имел ограниченную квоту на ежегодное выдвижение новых компаньонов из своих рядов.

– Но имя этого паразита нам неизвестно, – констатировал я.

– Нет. Это нам еще предстоит узнать.

– Между прочим, во многих нормальных юридических фирмах сначала посоветовались бы со своими сотрудниками, – проворчала Ханна. – По крайней мере предупредили бы заранее.

– Это научит нас не работать в нормальной фирме, – мрачно сказал я.

Мы-то уж во всяком случае знали, что у нас оставалось, когда проверяли свои банковские сальдо. Лучший способ скопить деньги – объяснил мне как-то один компаньон на полном серьезе, – это работать так много, чтобы не оставалось времени их тратить. Он считал, что «Баббингтон» оказывает мне услугу, предоставляя такую возможность.

Некоторое время мы сидели, уставясь в свои бокалы, пока Эш не произнес:

– Я думаю, сейчас нет смысла беспокоиться из-за этого.