— Если бы я носил ремень, то никто сейчас не помешал бы мне его достать из моих штанов и отхлестать тебя так, чтобы на твоей попе тебе не сиделось целый месяц.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я нервно сглатываю ком в горле. И теперь к трепеханию моего сердца присоединяются почему-то лихорадочные бабочки внизу живота. А он медленно улыбается одними уголками губ, а затем распоряжается тоном правителя, которого никак нельзя ослушаться:

— За мной!

Не успеваю я отлипнуть от стены, как он хватает меня за руку и ведёт к выходу. Проходя мимо Ханка и Анны, замечаю, как Костя с усмешкой подмигивает другу, а Анна в это время ставит руки на талию и преграждает нам дорогу:

— Мы должны ещё отыскать наших птичек.

Я с ужасом поднимаю голову, чтобы посмотреть на Костю, как он отреагирует на её поведение, но Анну уже оттаскивает Ханк со словами:

— Хватит уже! Птички, млин! — и далее эмоционально сообщает ей что-то ещё на немецком языке.

Костя останавливается и с интересом поднимает бровь, мол, спрашивая, кого-то ещё надо отыскать и проучить. А Ханк поддерживает его:

— Как звали-то его, спросила?

— Я не знаю. Младший — точно Эльдар.

Я ёжусь под острым взглядом мужа.

— Младший, старший. Ты что, ещё и их идентификацию проводила? — Ханк опять опрокидывает рюмку и с горечью задаёт поток новых вопросов. — Где была твоя голова? Где был твой ум?

Откуда-то снова появляется Иван Сергеевич и его товарищи, которым он знаком показывает помочь Ханку и Анне, а нас выпроваживает на улицу. Сам садится в машину и, держа дверку открытой, сообщает, что ждёт в своём доме, куда можно ехать прямо сейчас.

— Обо всех гостях позаботятся, не волнуйся, Константин. Тебе надо побыть с женой. Мне кажется, вам есть, что сказать друг другу.

Я с облегчением вздыхаю, но тут же ловлю осуждающий взгляд мужа. Иван Сергеевич уезжает, а мне Костя показывает рукой в сторону своей машины. Молча открывает дверь и помогает взобраться на сидение. Мы выезжаем на лесную дорогу и останавливаемся. Он наклоняется ко мне, и моё сознание тут же забивается куда-то вглубь, но он всего лишь пристёгивает меня ремнём безопасности, при этом, что очень бросается в глаза, стараясь меня не коснуться.

Фары нашей машины в темноте пытаются осветить для нас путь, а я, глядя на него, понять, что меня ждёт сегодня. Снова поёживаюсь то ли от холода, то ли, в надежде, от предвкушения неизведанного, потому что краем глаза улавливаю, как он не упускает возможности окинуть взглядом мои колени и дрожащие руки.

В дороге, не проронив ни одного слова, мы, видимо, усиленно думаем каждый о своём и делаем соответствующие выводы, потому что напряжение в машине становится таким, что кажется, внезапно появись вновь на небе молния, в салоне вспыхнет пожар.

Заехав в ворота, Костя паркуется на место Ивана Сергеевича, который ждёт нас возле крыльца. Костя выходит, а я остаюсь сидеть в машине, боясь вновь увидеть многочисленные осуждающие взгляды.

В салоне становится очень душно. Я приоткрываю дверку, и до меня доносятся слова их разговора. Я узнаю, что Степанида уже уехала, а Иван Сергеевич ещё проконтролирует какие-то нужные точки и присоединится к жене в сторожке, куда завтра приедет кто-то из начальства.

Косте поручают следить за домом. И я снова начинаю восстанавливать дыхание, потому что теперь уже точно понимаю, что, по крайней мере, ночь мы проведём, как минимум, в одном доме.

Моим сладким мечтам не дают полноценно вырасти, потому что Костя грубо вытаскивает меня из машины и приказывает идти в дом. Уже у входной двери слышу весёлый голос Ивана Сергеевича с пожеланием мне спокойной ночи. Я гордо вздёргиваю нос и, не отвечая ему, захожу на веранду.

Размышляю пару минут и решаю, что я заслужила освежиться. Выйдя из душа спустя двадцать минут, вижу в окно веранды, как Костя машет рукой отъезжающей машине, а затем закрывает ворота. Я бегом поднимаюсь по лестнице в свою комнату. Закрыв дверь, я стою и не знаю, что мне дальше делать.

За окном снова хлещет ливень, а водосточная труба отбивает свой, непонятный никому, ритм. Слышу, как внизу начинает шуметь вода в душе. Я спокойно снимаю полотенце. Надеваю бельё от Ольки, которое непременно состоит из топика и коротких шортиков, и неторопливо расчёсываю волосы.

От очередной вспышки молнии и раската грома ночник в комнате на секунду гаснет, а после этого начинает светить совсем тускло. И очертания комнаты становятся едва видны. Я стою у окна, вглядываясь в полную темноту, и пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь.

Все мои чувства как будто испарились, а моё тело подверглось анестезии. Я слышу неторопливые, но громкие шаги моего мужа. Ещё пару секунд и он найдёт комнату, в которой я невольно загостилась.

Дверь открылась, а я даже не вздрогнула. Он медленно подошёл и стал позади на небольшом расстоянии от меня. Я развернулась и внимательно посмотрела на него.

— Ты мне причинила много боли, — голос его звучал глухо, но в нотках его улавливалось еле заметное желание.

Я стояла, и, подняв голову, смотрела смело ему в лицо, красивее которого я не встречала в своей жизни.

— Так накажи меня, — прошептала, улыбнувшись, я.

Глава 38


— Интриганка, — мне кажется, что в его глазах видно, как неумолимо приближается цунами, и я снова ёжусь от нахлынувшей гигантской волны наших чувств.

Костя резко тянет меня на себя, и я упираюсь руками в его грудь. Нетерпеливо он убирает их, чтобы прижаться ко мне всем телом. На своём виске чувствую его горячее дыхание:

— Сколько ты выпила сегодня?

— Я вообще не пила, — спокойно отвечаю ему, что, похоже, доводит его до белого каления.

— Ты хочешь сказать, что это твоё обычное поведение?

— А что не так, — я пожимаю плечами.

Жду новых вопросов, но он обхватывает ладонями моё лицо и целует меня с таким напором, что мечтать о какой-то нежности совсем не приходится.

Сначала мне кажется его поведение грубым и даже агрессивным, но это только на мгновение. Меня вдруг охватывает доселе неведомое желание, и этот дерзкий поцелуй становится для меня самым правильным и своевременным.

Проходит ещё какое-то время, и я с удивлением обнаруживаю, что мои руки находятся у него под рубашкой и активно растирают его плотные мышцы. Оглядывая меня затуманенным взглядом, он тянет мой топик вверх, вынуждая поднять мои руки.

— Это лишнее, — сообщает он, и моя майка улетает в сторону окна.

Но мои руки опустить не даёт: придерживая их своей одной рукой, второй нагло и целенаправленно начинает исследовать тело, постепенно спускаясь от моей шеи вниз. Я начинаю терять равновесие, а он разворачивает меня спиной к себе и довольно ощутимо кусает меня за мочку уха.

— Ты зачем хотела уехать автостопом? Разве я тебе не сказал ждать меня?

От неожиданности я вскрикиваю и собираюсь взбрыкнуть за причиненную боль. Но он, не давая никакого мне шанса выпутаться из его рук, подводит меня к кровати и ласкает спину, плотно прижимая мои ноги ниже колен к её торцу. Я теряю точку опоры, но он продолжает меня удерживать одной рукой над кроватью, как над пропастью, а второй отводит волосы в сторону и целует шею так, что новые прикосновения кажутся мне обжигающими.

Я балансирую в воздухе, что заставляет острее чувствовать каждое его движение на моём теле. Его губы вычерчивают незамысловатые фигуры на плечах, шее и снова подбираются к моему уху. Неизвестно сколько длится этот интересный и новый для меня вид поцелуя, как я снова слышу его приглушённый голос:

— Я воспользуюсь твоим предложением наказать тебя. На колени, — и толкает меня в импровизированную пропасть, заставляя принять только одну возможную позу из моего находящегося положения.

Несмотря на мягкость этой пропасти, я очень резко погружаюсь в бездну неведомых мне до этого ощущений. Он повелительно и где-то грубо распоряжается моей беспомощностью, вспоминая мне все мои провинности. А я сначала пытаюсь устроить бунт, но потом, передумав, смело встречаю его бесцеремонность и дерзость.

Ох, где же ты теперь мой адвокат и моя заступница Анна, которая обязалась всю вину взять на себя? А меня ведь спрашивают по полной, как и обещали, — откуда взялись эти ухажёры, зачем я снова во время драки встряла между мужчинами. И как я добиралась до шоссе, и почему мои руки так исцарапаны… И, главный вопрос: за что я так обидела пожилого Ивана Сергеевича.

Но, даже находясь в полном затмении, хмыкаю в ответ:

— Это он пожилой? Да он нас всех …

Но Костя не даёт договорить мне, затыкая довольно жёстко рот. И через миг я уже понимаю, что слышу свой стон со стороны, и собираюсь умолять его о пощаде, потому что от острых и пронзительных впечатлений не ощущаю больше опоры в руках и своём теле.

Он, словно почувствовав моё состояние, резко разворачивает меня и укладывает на спину. На мгновение дикий блеск в его взгляде меня даже пугает, но тут же он уже внимательно вглядывается в мои глаза и, не находя в них сопротивления, нависает надо мной.

— Я люблю тебя, Костя! — не выдерживаю я.

Я трогаю его и чувствую, как лёгкая дрожь пробегает по его телу:

— Козочка, моя, — чувствую на губах его тёплое дыхание и поцелуи, которые стали в одночасье нежными.

Он подминает меня под себя с безапелляционным правом, которое выражает его тело и движение. Ещё не отключившись полностью, пытаюсь вспомнить, о каких мероприятиях в областном городе говорил на днях Иван Сергеевич, чтобы непременно их посетить. Желательно вместе с Анной. Потому что наказание у Кости получилось уж очень хорошим, и я совсем не прочь снова вызвать его гнев.