День проходил за днем, а боль все не унималась.

Графиня Аламбер была очень обеспокоена состоянием своей внучки. Старая женщина понимала, что невозможно заставить человека забыть о потере любимого. Но и сидеть сложа руки она не собиралась, нужно было что-то делать.

— Время лечит все, — любила говорить старая женщина.Но эта мудрость не подходила для Констанции. Молодость позволяет быстро забывать о несчастьях, но и делает сильнее переживания, заставляет страдать с большей болью в сердце.

И Констанция просто с упоением отдавалась этой боли. Ей словно доставляло удовольствие мучить себя воспоминаниями.

И вот однажды, когда уже зиму сменила весна и графиня Аламбер окончательно уверилась в том, что не сможет сама справиться с бедой своей внучки, она, наконец, решилась отправиться в Париж ко двору.К тому же, некоторые дела требовали ее безотлагательного визита в столицу.

Констанция на удивление не стала возражать против отъезда из Мато. Нет, она не надеялась найти в Париже забвение, ей хотелось увидеть мир во всей его красе. На этот раз сборы были основательными и долгими. Графиня Аламбер боялась оставить в Мато хоть одну нужную вещь, ей казалось, что в пути и в столице все может пригодиться. Если бы она могла, то упаковала бы в дорожные саквояжи и сам дворец со всеми вещами, находившимися в нем.Дворецкий только качал головой, глядя на багаж, готовый к отправлению.

И вот наступил день прощания.

Констанция гуляла по парку. Голые деревья, темная вода — весна больше походила на осень, а осень напоминала девушке о ее беде. Зеркально ровный пруд и беседка на его берегу. В последнее время Констанция часто любила бывать тут. Она любила устроиться на скамейке, укутавшись в теплую шаль, и читать книги. Ей нравилось мысленно переноситься далеко от Мато, где шла такая не похожая на ее жизнь. Живя в доме Реньяров, Констанция почти не читала, да и книг в этом доме кроме Библии не было. А тут перед девушкой вдруготкрылся новый, чудесный мир, полный приключений и выдумки. И тогда Констанции маленький пруд казался океаном, а дворец ее бабушки наполнялся вельможами со звучными именами. Ведь Констанции никогда не приходилось видеть ни Версаль, ни столичные дворцы знати. Дворец в Мато был прекрасен, но его обстановка, лепные украшения, росписипришли к девушке из другого времени и мало соотносились с последней модой.

» Неужели, такое может быть? — задумывалась Констанция, листая страницы книги. — Неужели люди живут такой жизнью?«

Констанция стояла под высоким сводом белой беседки на берегу пруда и понимала, что ее ждет новая жизнь, похожая больше на фантазию, чем на правду. Но девушка еще не понимала, что привыкнув бороться за свою независимость, она, возможно, окажется беспомощной, столкнувшись не с открытыми угрозами, а с интригами и дворцовыми происками.

Ей казалось, что умение скакать верхом и умение владеть пистолетом решают все.

Но дамы при королевском дворе не ходят, заткнув пистолеты за пояс и не могут выстрелить в своего обидчика.Там оскорбление всегда облечено в изящную словесную обертку и больше походит на дружескую шутку. Но ненависть и любовь не делаются от этого слабее. Констанция еще не знала, а лишь очень смутно догадывалась о той жизни, которая ей предстояла, почерпнув оней только кое-какое представление из книг.

А графиня Аламбер тем временем отдавала указания. Ей казалось, что во время ее отсутствия никто не позаботится о парке, о дворце. Она в окружении слуг расхаживала по парку и указывала садовнику, где и что следует посадить. Самое большое внимание старая графиня уделяла клумбе перед парадным входом. Здесь она чуть ли не собственноручно принялась размечать места для посадки цветов. Садовник добросовестно выслушивал свою госпожу, в душе ужасаясь количеству работы, предстоявшей ему.

Графиня знала толк в цветах и подбирала их так, чтобы лишь только отцветали одни, тут же распускались другие.

Затем пришел черед оранжереи. В Мато она была великолепной, даже зимой здесь вовсю цвели розы и плодоносили цитрусовые.

Вся мебель в имении уже была аккуратно зачехлена, ковры свернуты, а паркет натерт воском и отполирован до блеска. Но графиня Аламбер неизменно находила какой-нибудь недостаток и начинала распекать нерадивых, как ей казалось, слуг. Те в душе проклинали свою старательность, ведь, судя по словам графини, в доме еще ничего не было сделано.

Окончив утомительный обход своих владений и отдав все необходимые указания, графиня отыскала Констанцию в беседке у пруда. И тут же лицо старой женщины преобразилось: из строгого и серьезного оно сделалось ласковым, задумчивым.

Девушка, глянув на графиню Эмилию, тоже улыбнулась.

— Ты не скучаешь? — осведомилась графиня.

— Нет, бабушка, я прощаюсь с Мато.

— Я смотрю, ты уже выглядишь лучше, Констанция. Сказав эти слова, графиня Аламбер не покривила душой. Горе лишь сделало Констанцию еще более прекрасной, предав ее лицу утонченность и еле уловимую грусть. Ведь всегда в лице женщины должна быть какая-нибудь тайна, недоступная другим. А такая тайна у Констанции была.

— Не знаю, — девушка пожала плечами, — я как-то не думала об этом и мне кажется, я осталась прежней.

— Да нет, девочка моя, ты стала совсем другой.

— Неужели вы думаете, бабушка, наряды могли изменить меня?

— Дело не в том. Просто ты узнала жизнь и стала мудрее.

— Мудрее? — усмехнулась Констанция. — Это так грустно звучит, как будто бы я сделалась старой.

— А в старости нет ничего плохого! — воскликнула графиня Аламбер. — В ней есть своя прелесть. Чем старше становишься, тем люди откровеннее с тобой говорят о самих себе. В глазах молоденьких всем хочется показаться лучше, а перед старухой никто особенно не старается и только на склоне лет начинаешь видеть мир и людей такими, какие они есть.

— Вы говорите странные вещи, но, наверное, правы. Только мне кажется, я никогда не стану старой.

— Ты проживешь, Констанция, долгую жизнь и думаю, счастливую. Нельзя же быть такой красавицей и долго страдать, — графиня обняла свою внучку так, будто та мерзла.

— Я уже никогда не буду прежней, — сказала Констанция, глядя на то, как внезапный порыв ветра сморщил поверхность пруда.

— Ты еще многого не понимаешь, Констанция, мне тоже временами казалось, жизнь моя прожита и незачем существовать дальше. Но это то же самое, что идти по берегу моря: видишь мыс и кажется, это конец света и за ним больше ничего нет. А обогнешь его и видишь следующий мыс и вновь бредешь к нему, и снова он кажется краем земли.

— А если обернуться? — спросила девушка.

— Ты будешь видеть только бухту, и разница лишь в том, что ты знаешь, что осталось у тебя за спиной, но не знаешь, что впереди.

— Но ведь есть мыс, за которым ничего нет, — сказала Констанция.

— Да, за ним смерть, — сказала старая женщина, — но мир устроен так, что никогда не знаешь, когда она наступит. Для одних это юные годы, для других настолько отдаленные, что они и сами не надеялись прожить столько. Время уносит красоту и здоровье, но придает мудрость и рассудительность.

— Я хочу быть мудрой, но не хочу быть старой, — вздохнула Констанция.

— В том-то и дело, дорогая, ничто не дается сразу и чтобы приобрести одно, нужно потерять другое, иначе жизнь потеряла бы смысл.

В парке сделалось еще холоднее. Раннее весеннее солнце не могло рассеять утренний туман, дальние поля утопали в дымке. Высокая крыша дворца читалась лишь силуэтом, и горько пахла прелая трава.

— В каждой смерти заключена жизнь, — сказала графиня. — Вот видишь, мир мертв, но когда мы уедем, природа пробудится ото сна.Вновь зазеленеет трава, вернутся птицы, деревья зашумят густой листвой…

— Но это будут те же самые деревья, — сказала Констанция, — та же самая земля, которая помнит минувший год.

— И ты будешь прежней, — сказала графиня Аламбер, — только место мрачных мыслей у тебя займет жажда жизни. Ты, дорогая, будешь помнить обо всем, что с тобой случилось, ты никогда не предашь, если позволишь себе улыбнуться или даже если полюбишь кого-нибудь. Ты свободна, Констанция.

— Это не свобода, — девушка качнула головой, — я понимаю, вы говорите все правильно и может быть, так следует поступать, но еслисердце говорит мне другое, я не стану ему противиться.

— Но ты представь, — продолжала графиня Аламбер, — у каждого человека есть несколько жизней — есть детство, юность, зрелый возраст и, наконец, старость. И в каждой из них у человека есть свои заботы, свои горести, свои печали. Ты прожила уже свою первую жизнь и заканчиваешь вторую — юность, и хочешь взять с собой оттуда все, что тебе дорого, а нужно брать только воспоминания, только мечты. Ты всего лишь, Констанция, не хочешь уходить из своей юности, где тебе все дорого, ты не хочешь сознаться самой себе, что та, прежняя, осталась коленопреклоненной у могилы Филиппа. Ты всегда будешь там молить бога за своего возлюбленного, но есть уже ты теперешняя. Та, наивная Констанция, осталась в прошлом — и отдай свое горе ей. Когда захочешь, возвращайся мыслями в свою юность, вновь люби, страдай, но не заставляй страдать себя нынешнюю, иначе будут несчастны и люди, окружающие тебя.

— Я не хотела принести вам горе, бабушка.

— Что ты, дорогая, ты принесла мне только счастье, и я рада, что хоть кому-то могу помочь советом.

— Я знаю, бабушка, то что вы говорите — правильно, но я еще нестала взрослой, как бы ни уверяла себя в этом.

— Для этого не надо много времени, — улыбнулась старая графиня, — ты уже почти взрослая, тебе только не хватает опыта.

И Констанция вдруг почувствовала, что в самом деле сделалась взрослая. Ведь человек взрослеет не по годам, а по количеству переживаний, выпавших на его долю.

В последние месяцы Констанция очень многое узнала и это не могло пройти для нее бесследно. Она вплотную подошла к такому необъятному понятию, как любовь.