— Я восхищен вами, мадам, — склонил голову виконт Лабрюйер.

— Что вам от меня нужно? — испуганно спросила женщина.

— Ничего, я всего лишь любуюсь вашей красотой и восхищаюсь вашим вкусом. Как искусно сделана вышивка! И кому же вы готовите такой чудесный подарок?

Если бы виконт говорил чуть более развязно, то женщина возмутилась бы, а так она была поражена спокойным тоном и благородными манерами незнакомого дворянина.

— Это подарок мужу, — немного смутившись, пробормотала она.

И вы не боитесь уколоть палец? — и Анри указал наперсток, лежащий на самом краю подоконника.

— Я не знаю, так я лучше чувствую узор… Смущение женщины никак не проходило, она то я дело поглядывала на дверь, ведущую в коридор.

— Вы боитесь, сюда зайдет муж? — улыбнулся виконт.

Нет, его сейчас нет дома, — сказала женщина и спохватилась, ведь ее слова можно было истолковать двояко.

Но виконт пока еще не собирался растолковывать их как приглашение войти через окно.

— Позвольте, я полюбуюсь, — он протянул руку, и женщина, не решаясь отказать, подала ему вышивку.

Анри как бы случайно коснулся ее пальцев и ощутил в них дрожь.

«Да она волнуется, — подумал виконт, — значит, я произвел на нее впечатление».

Правда, победа над женой буржуа не очень-то могла польстить

Самолюбию виконта, привыкшего к победам над куда более знатными дамами.

«Но, в общем-то, — подумал Анри, — какая разница? Ведь и знатные женщины и незнатные одинаково любят своих мужей и одинаково легко предают их, соглашаясь стать любовницами».

Анри держал перед собой неоконченную вышивку и делал вид, что старательно ее рассматривает. Но на самом деле он смотрел поверх ее на стройную фигуру сидящей в кресле женщины.

— Я не хочу, чтобы вы думали обо мне плохо, — сказал он, — меня в самом деле заинтересовала работа, и к тому же ваш дом построен с таким вкусом, а обстановка изысканна, что я не мог себе позволить проехать мимо.

Женщина поднялась и прикрыла дверь, ведущую в коридор.

— Вы очень любезны, месье, и говорите комплименты, которых я не заслуживаю.

— Это вы, мадам, не заслуживаете комплиментов? Неужели ваш муж не повторяет вам несколько раз в день, что вы прекрасны.

— Я люблю своего мужа, — просто сказала женщина.

Виконт улыбнулся. Он всегда слышал такое в ответ на уверения в своей любви. И тут он пристальнее рассмотрел женщину, беседующую с ним. Пока она находилась в сумрачной комнате лицо ее казалось прекрасным, а теперь, когда она стояла, облокотившись локтями на подоконник и подперев голову руками, стало заметно, она не так молода, как казалось вначале, а взгляд ее карих глаз довольно простоват.

«Чего можно ожидать от жены буржуа, — подумал Анри, — неужели тебе мало знатных дам, что ты, присытившись их прелестями, пытаешься вторгнуться в чужое сословие?»

— Благодарю вас, мадам, — Анри вернул вышивку, — как-нибудь в другой раз я еще загляну в ваше окно и надеюсь, вы не обидетесь на меня.

— Что вы, месье, мне так приятно было с вами поговорить, — разочарованная женщина вновь опустилась в кресло и принялась за вышивку.

Но она все еще продолжала поглядывать на окно, ожидая, что виконт скажет ей что-нибудь еще.

Но тот прикоснулся рукой к шляпе, кивнул и тронул поводья. Конь медленно пошел по улице. Анри сидел в седле грустный и угрюмый. Ничто не могло его

Развеселить, он уже сожалел о том, что направил Александра Шенье к мадемуазель Аламбер и начал волноваться, не приняло бы дело скверный оборот. В его планы входило только напугать Констанцию, доставить ей неприятности, но ни в коем случае не крупные. Ведь та не стала делать так, чтобы его отношения с Колеттой были преданы огласке, хотя это находилось в ее власти. А Констанция могла это

Сделать куда как изящно, оставаясь при всем в тени.

«Нет, — думал Анри, — лучше оставаться друзьями, чем быть врагами. И пусть Констанция будет для меня недостижимой мечтой, женщиной, о которой иногда можно подумать. Ведь признайся себе, Анри, лица многих своих любовниц ты забыл, несмотря на то, что уверял их в своей любви. И может, многие из них забыли тебя. Так что усмири свою гордыню, поезжай к Констанции, попроси у нее прощения».

Но слишком зол был виконт на свою подругу, чтобы безотлагательно ехать к ней.

«Завтра, я поеду завтра, — решил виконт, — а сейчас домой. Нужно успокоить мысли, иначе вновь не смогу сдержаться, а мне не хотелось бы, чтобы Констанция видела меня с перекошенным от злобы лицом. Она права, супружество страшно не потерей выбора, а именно ссорами».

И он отправился к себе домой, чтобы хорошенько подумать над своими отношениями с Констанцией.

Александр Шенье, подъехав к дому Констанции Аламбер, не спешил слезть с коня. Он понимал, что не сможет сдержаться и сразу же набросится на мадемуазель Аламбер с упреками. А ему не хотелось выглядеть эдаким мальчишкой, не умеющим поддерживать светские отношения.

Наконец, все тщательно обдумав, он постучал в дверь. Ему открыла Шарлотта. Пухлые губы темнокожей девушки тут же расплылись в улыбке, немного слащавой и снисходительной.

— Я сейчас доложу о вас, шевалье, подождите немного.

Александр Шенье мерил холл шагами, его подкованные сапоги громко стучали по каменным плитам пола.А Шарлотта тем временем ждала решения Констанции.

Та тяжело вздохнула:

— Боже мой, еще один. Как мне опостылели эти мужчины, они не могут решить свои проблемы сами и поэтому в собственных неудачах обвиняют женщин. Ну что же, Шарлотта, пусть немного подождет, потом проведешь его ко мне.

В комнате все еще было сыро, правда, мокрые дрова из камина исчезли, а на их месте жарко пылали зажженные горкой поленья. Влажный паркет набух и сделался матовым.

Констанция, уже переодевшись, вышла в гостиную. Вскоре послышались тяжелые шаги на лестнице и Шарлотта пропустила к своей госпоже Александпа Шенье.

Тот стоял перед Констанцией и не решался начать разговор. Вся его решимость куда-то исчезла, лищь только он встретился взглядом с улыбающимися, лучащимися счастьем глазами Констанции Аламбер.

Александр склонил голову.

— Мадемуазель…

— Шевалье, вас привело ко мне что-то важное?

— Да, мне кое-что стало известно.

— Ах, вот оно что! — улыбнулась Констанция. Я думаю, шевалье, вам пришлось встретиться с виконтом Лабрюйером?

— Да, он рассказал мне правду.

— Он рассказал вам всю правду, шевалье, к тому же умолчав о нескольких немаловажных деталях. Шевалье нахмурил брови.

— Вы слишком коварны, мадемуазель, и мне не хотелось бы слушать ваши оправдания.

— Ого, шевалье, оказывается, вы можете быть и злым!

— Жизнь меня научила этому, мадемуазель.

— Ну что ж, надеюсь, жизнь научит вас и другому.

Наконец-то Александр Шенье сумел совладать со своим волнением.

— Простите за мою резкость, мадемуазель, но я в самом деле очень взволнован. И есть от чего. Я хотел бы написать письмо Колетте.

— По-моему, шевалье, вы отлично справлялись с этим сами.

— Нет, мадемуазель, мне хотелось бы, чтобы его написали вы.

— Что ж, садитесь, я продиктую вам. Но Констанция тут же осеклась, такой злобой сверкнули глаза молодого человека.

— Нет, мадемуазель, я хотел бы, чтобы письмо было написано вашей рукой.

Интересно, — проговорила Констанция, — неужели вам не хочется, чтобы Колетта думала, что это у вас такой чудесный слог?

Хватит шуток, мадемуазель, и колкостей, садитесь и пишите.

Ну что ж, это очень интересно, — Констанция Аламбер все еще пыталась казаться веселой. — Теперь мы с вами, шевалье, поменялись ролями — я пишу, а вы диктуете.

Констанция открыла крышку секретера, с грохотом поставила стул и обмакнула перо в чернила.

— Я слушаю вас, шевалье, только учтите, у меня не так много свободного времени. Александр наморщил лоб.

— Пишите: «Моя Колетта! Я должна попросить у тебя извинения…»

Констанция засмеялась:

— Извините, шевалье, но это не мой стиль, я никогда не прошу простить меня, и девочка сразу же догадается, что письмо написано под диктовку.

— Мадемуазель, не вынуждайте меня применять силу!

— И каким же это образом? — Констанция отложила перо в сторону и вместе со стулом повернулась к шевалье.

— Вы будете писать или нет?

— Я смогу писать только разумные вещи, а вы предлагаете огорчить мою подопечную.

Ярость ослепила Александра Шенье, и он со звоном вытащил шпагу и направил острие в шею мадемуазель Аламбер.

— Я прошу вас, мадемуазель, пишите!

— Да, вы в самом деле влюблены, — отвечала на этот выпад Констанция, прикасаясь мизинцем к остро отточенной шпаге.

— Пишите, мадемуазель, иначе я не ручаюсь за себя.

— Шевалье, но неужели вы способны убить беззащитную женщину?

— Вы сломали жизнь Колетты. Но еще можно все исправить, мадемуазель, и я всего лишь принуждаю вас к благому поступку.

— А если я не стану писать под вашу диктовку? Острие шпаги чуть сильнее прижалось к коже, оставив на ней маленькую вмятинку.

— Ну что же, шевалье, смелее, я не собираюсь писать Колетте, я не собираюсь коверкать ее будущую жизнь, ведь девочка не простит мне этого.

— Мадемуазель, пишите, или же я убью вас! — острие шпаги красноречиво напомнило о себе болью.

— Я не боюсь вас, Александр, — сказала Констанция, — вы всего лишь интересны мне как довольно редкий субьект. Ну почему, шевалье, вы не хотите довольствоваться положением любовника и вам обязательно нужно стать мужем?

— Мы так решили с Колеттой, — не очень-то убежденно сказал Александр и немного отодвинул острие шпаги так, чтобы то не причиняло Констанции боли.

— Вы обманываете себя, дорогой мой, а я желаю вам добра, вам и Колетте. Возможности у любовника куда большие, чем вы можете себе представить, ведь в обязанности мужа входит не только любить жену, но и содержать ее.