Мать недоверчиво закивала.

— Не сочти это за каприз, Филипп, но я в самом деле ничего больше не смогу съесть.

Филипп приложил руку к груди и ощутил под своей ладонью скомканное объявление. Он не нашел в себе силы сказать матери, что солдаты ищут ее брата Марселя Бланше. Он вообще решил не беспокоить мать, пока она не придет в себя, и тихо притворив дверь, спустился к сестре.

Та уже кончала готовить пирог. Жарко пылал огонь в очаге.

— Ну как там мать? — поинтересовалась Лилиан, моя руки.

Филипп покачал головой. — Не знаю, что и сказать тебе, сестра. Она отказалась есть. Единственное, на что согласилась — так это поесть рыбы.

— Рыбы? — изумилас» Лилиан. — А где мы ее возьмем?

— Завтра утром я отправлюсь к водопаду и постараюсь поймать форель.

— Если ты ее поймаешь, я с удовольствием ее приготовлю. Но я думаю, Филипп, это тебе не удастся.

— Лилиан, я помню, как мы с отцом ловили ее, помню, как он делал это, а я стоял на берегу и следил за ним. Я помню, как он выбрасывал к моим ногам рыбу, как она подпрыгивала на берегу, а я не давал ей уйти в воду. Я хватал ее, она трепетала в моих руках, а я складывал ее в корзину. А потом мы приносили форель домой, мать чистила ее и готовила.

— Так ты хочешь завтра с утра направиться к водопаду?

— Да, на рассвете я буду уже там и, быть может, на рассвете и вернусь.

— Будь осторожен, ведь там начинаются владения Реньяров. Этот ручей разделяет наши земли.

— Я это знаю, — поморщился Филипп. И тут он достал из-под плаща бумагу.

— Смотри, — и он расправил объявление на столе. Лилиан склонилась и принялась читать.

— Ты показал его матери?

— Нет, что ты, она ничего не знает и пусть лучше находится в неведении. Зачем ей лишние волнения? С нее и так хватает.

— Где ты взял это? — спросила Лилиан.

— Солдаты повесили объявление на столбе в деревне, а я сорвал его.

— Может, не стоило этого делать, Филипп?

— Да нет, никто не видел, как я срывал лист, — Филипп скомкал лист и швырнул его в очаг.

Жарко занялось пламя, слизывая буквы, бумага скорчилась, превратившись в кучу пепла.

— Когда будет готов твой пирог? — будничным голосом поинтересовался Филипп.

— Сейчас поставлю, — сказала Лилиан, — вот только пусть пламя уймется. Через час уже можно будет ужинать.

— Тогда позовешь меня, я хочу немного передохнуть.

Филипп снял плащ и направился в свою комнату. Он долго стоял у окна, глядя на далекие холмы, куда ему предстояло завтра отправиться на рассвете. Ведь он уже около года не был в тех местах, подсознательно избегая возвращаться туда, где раньше бывал с отцом. Слишком яркими и болезненными были эти воспоминания. Филипп боялся увидеть, что в этих местах что — то изменилось, он боялся поранить душу.

Наконец, за окном окончательно стемнело и холмы стали неразличимыми. Не небе зажглись яркие звезды. Издалека прозвучал голос Лилиан:

— Филипп, ужин готов, спускайся! Филипп, так и не отдохнув, пошел ужинать. На столе в подсвечнике горело две свечи. Их неяркий свет едва рассеивал темноту, освещая лишь золотистый пирог на большом медном блюде.

— Надо отнести кусочек матери — сказал Филипп. Лилиан согласно кивнула.

— Хоть она ничего и не ест, ей все равно будет приятно.Лилиан, быстро отрезав кусок пирога, понесла его наверх.

Филипп слышал приглушенные голоса матери и сестры, слышал, как Лилиан уговаривает ее хотя бы попробовать, слышал ответ матери:

— Вот завтра я обязательно поем, ведь Филипп обещал принести форель.

Заскрипели ступеньки, и возле стола вновь появилась Лилиан. Ее лицо было задумчивым, а в глазах стояли слезы.

— Она тает буквально на глазах, я даже не знаю, что нам делать, — прошептала девушка.

Успокойся, все будет хорошо, я тебе обещаю.

— Она постоянно думает и говорит об отце так, словно он жив Я остановилась перед дверью и слышала, как мать разговаривает с отцом. Представляешь, Филипп, прошло столько лет, а она все еще обращается к нему, ждет ответа, обижается, если он не хочет выполнить какую-то ее просьбу.

Филипп с аппетитом начал есть и, чтобы хоть чем-то подбодрить сестру, принялся нахваливать пирог. А пирог и в самом деле был очень вкусным, и Филипп очень удивился, как это сестра смогла приготовить такое угощение. Пирог был

Сочный и очень ароматный.

Съев один кусок, Филипп посмотрел на сестру. Та улыбнулась.

— Вот теперь, Филипп, я вижу, что ты в самом деле восхищен пирогом, не врешь и не льстишь мне.

Она отрезала еще большой кусок и подвинула его к брату.

Филипп, удивляясь самому себе, съел этот большой кусок пирога, собрав с тарелки вилкой все крошки. Он запил пирог вином и, ничего не говоря сестре, вышел во двор.

Добравшись до конюшни, Филипп проверил, все ли там в порядке, глянул на звездное небо и с радостью подумал, что завтра, скорее всего, будет хорошая солнечная погода.

Он стоял на крыльце, слыша как убирает со стола посуду Лилиан, смотрел на звезды. Он смотрел на звездное небо и думал о том, как одинок человек на земле, как мало у него друзей и как много врагов. Конечно, Филипп подозревал, что

Где-то существует другая жизнь, не такая тяжелая, как у него, и куда более разнообразная. Но он понимал и то, что ему выпала своя судьба, и он должен прожить свою жизнь, а не чужую, он не вправе покинуть свой дом, отправившись куда-нибудь в дальние края искать счастья. Ведь его счастье где-то здесь рядом, близко, надо лишь заметить его, найти.»Но что может быть здесь? — недоумевал Филипп. — Я знаю здесь каждую тропинку, даже знаю наперед, что может сказать мне сестра или мать. Здесь каждый день похож на предыдущий и следующий не приносит ничего нового. Здесь люди рождаются, живут и умирают, так и не увидев счастливых дней, принимая за счастье минутные радости. Ведь не может же быть счастьем хороший урожай или удачная сделка? Счастье совсем в другом. Только вот в чем? — задумался Филипп, глядя

На звездное небо. — Но и не в богатстве» — подумал молодой человек.

И тут его сердце сжалось, как когда-то давно, когда был еще жив отец.

И Филипп вспомнил густой туман, вспомнил лицо маленькой девочки и ее огромные глаза, с надеждой смотревшие на него. Он вспомнил, как на ее груди сверкнул

Тяжелый золотой медальон и даже вспомнил огромную жемчужину, похожую на гигантскую слезу. Он даже явственно услышал запах стерни, размокшей под дождем и запах лошадиного пота, долетавшего до него сзади.И внезапно, как светлячок, вспыхнула падающая звезда.

Сердце Филиппа на мгновение остановилось и бешено забилось в груди.»Счастье в любви» — вспыхнула в памяти когда-то услышанная фраза. — А что такое любовь? — подумал Филипп и перед его внутренним взором встало лицо матери, бледное и одухотворенное. — Но если счастье в любви, — задумался Филипп, — то почему так несчастна моя мать, хоть до сих пор и продолжает любить отца? Наверное, можно быть счастливым и в несчастье».

На темном небе вновь промелькнула золотистая искра, и Филипп Абинье, пожалев, что не успел загадать желание, вернулся в дом.

Еще над дорогой клубился белый туман, а Филипп Абинье уже ехал по узкой тропинке через поля. Он слушал, как щебечут птицы, пробуждаясь ото сна, слушал, как шуршит трава под копытами лошади, и его душа наполнялась радостью. Ему было

Хорошо и спокойно. Мысли были легкими и приятными.

Предчувствие счастья наполняло его душу и пьянило разум.Филипп улыбался, не зная чему, то и дело откидывая со лба длинные пряди непослушных волос и подставляя лицо ярким лучам встающего из-за холмов солнца.

Наконец, золотой шар словно выкатился из ложбины. Филипп радостно вскрикнул. Он видел тысячи раз закаты и восходы солнца, но теперь ему показалось, что он столкнулся с этим зрелищем впервые. Никогда восход не был еще таким торжественным и радостным.

Он пришпорил свою лошадь, та радостно заржала и быстрее побежала по извилистой тропинке.

Туман рассеивался, будто бы горячие лучи слизывали его с поверхности земли. Окрестный пейзаж радовал глаз, зелень была сочной, а сжатые золотистые поля веселили душу, как молодое вино.

Заяц пулей выскочил из-под ног лошади и, петляя, бросился по полю, не зная, где укрыться.

Филипп сунул пальцы в рот и оглушительно свистнул. Заяц еще плотнее прижал уши к земле и запетлял по полю.

— Убегай, убегай! Правда, я не собираюсь на тебя охотиться, тебе повезло.

Наконец, Филипп Абинье услышал шум водопада. Но, несколько мгновений поразмыслив, решил, что лучше всего ловить рыбу выше по ручью. Он натянул поводья, и лошадь стала тяжело подниматься в гору.

Выбрав удачное место, Филипп привязал лошадь, сбросил сапоги, закатал штаны и, лихо сдвинув на затылок шляпу, подошел к ручью. Он несколько минут стоял на сером камне, глядя на бурлящую у его ног, прозрачную как стекло воду. Вода

Пузырилась, извиваясь, качались длинные зеленые стебли растений.

Вначале он ничего не мог различить в пестрой картине сверкающих камешков, бликов и отражений.Наконец его глаза уловили стремительную тень.

— А вот и форель, — сам себе сказал Филипп и осторожно ступил с замшелого камня в обжигающую холодную воду.Он зябко поежился и, откинув со лба непокорную прядь волос, стал пристально вглядываться в бурлящие струи.Он увидел небольшую форель и даже смог рассмотреть яркие пятнышки, идущие вдоль хребта. Рыба казалась неподвижной, хотя Филипп понимал, что для того, чтобы удержаться в бешеном потоке, ей приходится изо всех сил шевелить плавниками и хвостом.

Он пригнулся, боясь спугнуть рыбу. Тень его руки коснулась головы рыбы на мгновение раньше, чем рука. Форель стремительно бросилась в сторону и мгновенно

Исчезла в пенящемся потоке.

— Дьявол! Надо быть осторожнее, ведь форель очень хитра. Может быть, она спряталась под камень? Но оттуда ее ничем не достанешь.