— Давай-давай, взглянем, что там.

Констанция следила за тем, как ловко разбирает повязки, распутывает и снимает их король. Все кого движения были такими, что незнакомый человек, увидев короля за этим занятием, принял бы его за опытного доктора.

Констанция смотрела на Витторио с благодарностью. Наконец, были сняты все повязки.

— Ты выиграла войну, — обронил король Пьемонта Витторио, поглаживая ногу Констанции.

— Странная война, — глядя в глаза Витторио, сказала Констанция, — очень странная война…

— Но ведь ты, Констанция, хотела, чтобы так было.

— Да, я хотела, но сдал ты, Витторио.

— У меня для тебя подарок, — вдруг улыбнулся король.

— Погоди пока, — настороженно Констанция подвинулась к спинке кровати и посмотрела на ступни ног.

На них вообще не было следов язв, они были такие же изящные, как и до болезни.

— Ты не волнуйся, это необычный подарок.

— Ну так где же он? — улыбнулась Констанция.

Король извлек из кармана простенькую деревянную расческу и подал ее Констанции.

— Это такой подарок, какие обычно мальчики дарят девочкам, которых любят.

Констанция с изумлением держала в руках теплую деревянную расческу с надписью над зубцами: «Констанции». Женщина счастливо улыбнулась.

— Да, да, у нас принято делать такие подарки. Король Пьемонта Витторио тоже улыбался.

— Может, у мальчишек это получается немного лучше, чем у меня, но ты уж извини.

Женщина вертела в руках немного грубоватую расческу, нежно поглаживала ее кончиками пальцев. Затем она прикоснулась к вырезанной надписи.

— Констанции, — прочла она и улыбнулась. А кто это сделал? — она подняла глаза и взглянула на короля. Тот немного смущенно улыбнулся.

— Это сделал я в те долгие вечера, сидя у камина и беспокоясь о твоем здоровье.

— Ты сам? — изумленно вскинула брови Констанция.

— Да-да, дорогая, сам, вот этими руками, — и король показал Констанции свои крепкие ладони.

— Да, теперь я это вижу, — она взяла ладони короля, поднесла к своим губам и нежно поцеловала.

— Я сделал то, что всегда мечтал сделать, единственное, ради чего, может быть, я и родился на свет, — король Витторио медленно придвинулся к Констанции, намереваясь поцеловать ее в губы.

Но она вдруг наклонила голову и подалась к спинке кровати.

— Нет-нет, не сейчас, извини, еще очень больно, жжет. Король Витторио закусил губу и отодвинулся. А Констанция растерянно затрясла головой.

— Я говорю правду, поверь мне, поверь, Витторио, не сейчас… Мне еще нехорошо, я еще не пришла окончательно в себя. — Ты все еще боишься меня, — встав с постели, глядя прямо в глаза Констанции, сказал король Витторио, — ты, Констанция, не можешь забыть о своей навязчивой идее, как спастись от меня.

— С тобой, Витторио, я ничего не боюсь, — так же смело, глядя в глаза королю, сказала женщина.

Через две недели Констанция уже выходила на улицу, правда, она еще прятала лицо от ярких солнечных лучей, прикрываясь шелковым зонтом. Но все равно, это было огромное счастье — идти по улице, смотреть на безоблачное небо, кожей лица ощущать дуновение ветра, который несет с собой тысячи запахов, видеть траву, деревья, цветы, лица людей.

«Какое же это счастье быть здоровым человеком!»— думала Констанция.

Король Витторио, разрешив Констанции прогулки, приставил к ней двух своих людей и дал им указание везде и повсюду следовать за графиней де Бодуэн, не отпускать ее ни на шаг от себя, везде, кудабы она ни пошла — будь то парк, двор или собор, они должны следовать за ней.

Констанция относилась к своим опекунам с нескрываемым презрением.

Вот и сейчас она каталась в лодке по каналу, а ее телохранитель следовал верхом по берегу.

Констанция презрительно посмотрела на него и громко воскликнула:

— Вы должны быть везде со мной, но если я переплыву на другой берег, как вы до меня доберетесь?

— Не волнуйтесь, — воскликнул всадник в черном плаще, — на том берегу мой товарищ. И Констанция увидела, как на другом берегу мелькает всадник в таком же черном плаще. Она тяжело вздохнула.

Немолодой гребец, правивший лодкой, скептично усмехнулся:

— Да, мадам, они вас опекают и никуда от них не деться.

В лодке, кроме Констанции и гребца, была еще и служанка. Констанция в последние дни с ней сошлась. Они часто разговаривали, служанка знала о Констанции почти все. Ведь та, истосковавшись за время болезни по

Простому общению, говорила почти без умолку.

Вдруг Констанция увидела на берегу женщину с ребенком на руках, и ее лицо, беззаботное до этого, стало хмурым.

— Что с вами? — осведомилась служанка.

— Я вспомнила о своем сыне, о своем Мишеле. Я его не видела очень давно, даже не представляю, как он сейчас выглядит.

— Неужели? — всплеснула руками служанка так сильно, что лодка качнулась.

— Да-да, в самом деле, не представляю, это ужасно.

— Ничего, госпожа, вы с ним в конце концов встретитесь.

— А как ты думаешь, он меня узнает?

— Разве можно не узнать мать, да еще такую красивую.

— Он меня давно не видел, и я сама виновата в том, что мы расстались. Я сама отправила его из Турина, отправила в ссылку.

— Я думаю, мальчику это не повредило, — заметила служанка, — он жил на свежем воздухе.

— Да-да, только мне очень грустно, когда я о нем думаю, я лишила себя большого счастья… сама, собственными руками.

— Все изменится, госпожа, все образуется, не стоит беспокоиться.

Но как ни пыталась утешить служанка свою госпожу, лицо Констанции оставалось хмурым и напряженным, а из глаз вот-вот готовы были брызнуть слезы.

Два ее телохранителя, или как называла их Констанция — шпиона или соглядатая, двигались по берегу за медленно плывущей лодкой.

И вдруг Констанция увидела, как кто-то несется по берегу на ослепительно белой лошади.

Она приложила ладонь к глазам и негромко сказала:

— По-моему, это барон Легран, я его помню, он всегда был таким галантным и веселым.

— Да-да, это он, барон Легран, — согласно кивнула служанка.

А барон, увидев Констанцию, плывущую в лодке, придержал коня, сорвал с головы шляпу и поклонился.

— Графиня, я вижу, вы теперь служите на флоте.

— О, да, барон, — расхохоталась Констанция, — действительно, я служу на флоте, а вот это мои капитаны, — она указала рукой на двух телохранителей, едущих вдоль берега канала. — Барон, я счастлива, что вы остались живы.

— Да, а что со мной могло статься? Меня ни пули не брали, ни даже вражеские ядра.

— К берегу, — коротко бросила Констанция гребцу и тот подогнал лодку к берегу.

Барон уже спешился и стоял с непокрытой головой. Он подал Констанции руку, помог выбраться на берег.

— Я хочу сообщить вам, графиня…

— Слушаю вас, барон, — прикрывшись зонтиком от соглядатаев, произнесла Констанция.

— Ваш муж находится во Франции.

— Так Арман жив?!

— Да, графиня, жив.

Констанция задумалась и отрешенно, долго смотрела на воду. На ее ресницах подрагивали слезы, а губы шептали: «Арман, Арман…»— Значит, он жив…

— Но я не только за этим приехал, Арман хочет увезти вас, вырвать из рук короля.

— Да, да, я понимаю, барон, я тоже хочу, я чувствую себя загнанной в угол, чувствую себя в терьме, как птица в клетке.

— Но ваша клетка золотая, графиня, — пошутил барон Легран.

— Да, золотая, но тем не менее она клетка, а свобода находится за прутьями решетки. Видите этих двоих? Король приставил их, чтобы они следили за каждым моим шагом, чтобы я не смогла двинуться, не смогла что-то предпринять.

— Понимаю, слава богу, я пока вне подозрений короля.

— Вам легче. Приезжайте, барон, ко мне во дворец через час или полтора, там мы с вами сможем переговорить подробнее.

— А король? — поинтересовался барон Легран.

— А что король, он пока занят делами — подписание мира, войска… Так что, я думаю, все будет прекрасно.

— Хорошо, графиня, я буду, — барон учтиво поклонился, поцеловал руку Констанции и помог забраться в лодку.

Констанция, покачиваясь на волнах, видела, как легко барон Легран вскочил в седло и, повернув лошадь, помчался вдоль берега. И еще она успела заметить, как пристально следили за ней и барономЛеграном соглядатаи.

— Как они мне надоели! — прошептала женщина.

— Что вы говорите, госпожа? — осведомилась служанка.

Я говорю, дорогая, что они мне ужасно надоели.

— Кто? Вы имеете в виду барона?

— Да нет же, дорогая, я имею в виду вот этих двоих в черном.

— А, да, они следят за нами, следуют буквально шаг в шаг, не отставая, но и не опережая.

— К дворцу! — приказала графиня де Бодуэн, и лодочник развернул лодку, резко взмахнул веслами, и лодка поплыла против течения.

Констанция прикрывала лицо от солнца, любовалась переливами бликов, сверканием волн. Ей хотелось расстегнуть свое платье, но она всего лишь приподнялась и, прикрыв глаза, сделала глубокий вздох.

«Боже, как, должно быть, сладка свобода! Когда можешь распоряжаться собой по своему усмотрению, когда можешь плыть или идти туда, куда хочется, не обращая внимания ни на кого». Вернувшись во дворец, графиня де Бодуэн переоделась в новое платье и долго стояла перед зеркалом, рассматривая себя.

— Я сильно изменилась, — прошептала она, прикасаясь кончиками пальцев к холодному стеклу зеркала, — я даже стала непохожа на ту Констанцию, которой была до болезни. Только глаза, пожалуй, остались теми же, да у губ появились две горькие складки, правда, они почти не видны. А что до того, что я очень бледна, так это не беда. Пройдет время, и румянец вернется на мои щеки.

Констанция вынула из секретера свою шкатулку из темного дерева, приподняла крышку и достала свой медальон. Она любовно держала его в руках, поглаживая огромную сверкающую жемчужину, затем посмотрела на герб и нежно поцеловала медальон.