— О чем ты хочешь сказать, что я тебя вынудил?

— Да, и тебе это прекрасно известно.

— Да нет же, все не так!

— Так, — говорила Констанция, глядя в глаза королю Витторио.

А он падал в кресло и, схватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону.

— Ну почему ты такая холодная, как камень?

— А что, разве я обязана кипеть? Разве я обязана бросаться в твои объятия, целовать тебя, говорить, что я люблю, если мое сердце холодно и в нем нет любви?

— Но ведь ты можешь соврать.

— Нет, врать я не могу и не желаю.

— Почему?

— Это против моих правил.

Констанция видела в зеркале отражение короля, его лицо было хмурым, взгляд из-под сдвинутых бровей жестким и решительным.

— Я тебя накажу.

— Воля ваша, вы вообще можете сделать со мной все, что угодно. Вы можете запереть меня в какую-нибудь комнату, можете отослать на конюшню, можете заставить стирать ваше белье, ведь вы мойповелитель. — Но я не хочу быть повелителем, я хочу только одного…

— Нет, этого никогда не будет.

— Ну почему? Неужели твое холодное сердце не дрогнет, неужели ты не видишь, что я буквально сгораю от любви к тебе, что чувства переполняют мое сердце.

— Вижу, но это ни о чем не говорит, мое сердце бьется ровно и спокойно.

— У тебя, Констанция, не сердце, у тебя в груди камень.

— Возможно.

Все чаще и чаще подобные разговоры происходили между королем и его фавориткой, все чаще и чаще король выбегал из комнаты Констанции, раздосадованно бросаясь на кого-нибудь из слуг.

— Где моя лошадь?! Я приказывал, чтобы она стояла у крыльца!

— Сию минуту, ваше величество, приказ будет исполнен.

— Она должна стоять! — кричал король Витторио, избивая слугу, хотя тот ни в чем не был виновен.

А когда лошадь подводили к крыльцу, король уже был занят тем, что распекал кого-нибудь из слуг за незначительную провинность, за то, что плащ был подан не ко времени, что шляпа была черного, а некоричневого цвета, за то, что письма не были вовремя переданы в столицу. Слуги испуганно оправдывались:

— Ваше величество, но ведь вы этого не приказывали!

— Как я не приказывал?! — громогласно кричал король. — Я сто раз говорил тебе об этом и если еще раз ты наберешься наглости и ослушаешься своего короля, то будешь наказан самым жестоким образом! Пойдешь служить в армию, пойдешь служить простым солдатом, и там ты узнаешь, как не выполнять приказания короля!

— Все будет исполнено, ваше величество, — оправдывался слуга, бросаясь выполнять приказание.

— Стой! — кричал ему вслед король. Слуга оборачивался и кланялся.

— Да что ты кланяешься как болван!

— Я слушаю, ваше величество.

— Пошел вон!

Слуга пятился, покидая дворец. Констанция, слыша, как король распекает своих слуг, злорадно улыбалась.

— Ты скоро сойдешь с ума — и дорого тебе обойдется власть надо мной. Я превращу тебя в простую марионетку.

Но говоря и думая это, Констанция чувствовала жалость к королю, ведь она прекрасно понимала, что этот большой и сильный человек болен, и его болезнь называется любовью. Конечно, ей как всякой женщине льстило, что ее так горячо любит король, но она не могла исправить саму себя, не могла исправить свой характер и полюбить в ответ на любовь. Ее сердце оставалось холодным, хотя тело любило короля, любило

Его страстные ласки, его неистовство. А вот душа и разум не могли с этим смириться.

Однажды, во время чаепития, когда король Витторио и Констанция сидели на веранде загородного дворца в Риволи, король отставил чашку и ласково взглянув на Констанцию, спросил:

— Дорогая, ты себя хорошо чувствуешь? Констанция в ответ только пожала плечами, не проронив ни слова.

— Так ты не ответила, — более настойчиво сказал король Витторио и дал знак слуге, чтобы тот удалился.

Когда слуга скрылся, король Витторио взял Констанцию за руку.

— Неужели ты всегда будешь так холодна ко мне? Констанция вновь пожала плечами.

— Не знаю, не знаю, может быть, пройдет время и что-нибудь изменится.

— Но почему ты такая?

— А почему ты такой? — вопросом на вопрос ответила Констанция.

— Я — потому что люблю тебя, люблю, я уже потерял голову, обезумел от любви, неужели тебе это не ясно?

— Возможно, и ясно, но все равно это ничего не меняет, — Констанция золотой ложечкой помешивала уже давным-давно остывший кипяток.

— Может быть, что-нибудь еще? — перевел на другую тему разговор король и, подняв блюдо с разнообразными пирожными, предложил Констанции.

Та посмотрела на угощение, потом в глаза Витторио и взяла пирожное.

— Если ты еще чего-нибудь хочешь, то только попроси, — сказал король Пьемонта Витторио, глядя в глаза Констанции. Та покачала головой.

— А мне нужен сын, — вдруг сказал король. Рука Констанции с поднесенным ко рту пирожным застыла в воздухе.

— Сын?! — как бы не поверив, переспросила женщина.

— Да, да, сын, — быстро заговорил король.

— Но ведь он будет незаконнорожденным, — скептично усмехнулась женщина.

— А мне плевать, я могу сделать его принцем, — король поставил блюдо с пирожным и опустив локти на стол, оперся на кулаки, продолжая неотрывно смотреть в глаза Констанции.

— А если родится дочь? Король улыбнулся.

— Я думаю, будет сын. Констанция усмехнулась.

— Это сможет решить много проблем, — король смотрел на Констанцию, которая невозмутимо принялась есть пирожное.

— Я думаю, больше проблем возникнет, чем исчезнет, — улыбнулась Констанция, смахивая крошки с ярких губ.

— Нет-нет, ты не права.

— Я всегда права, и ты это знаешь, — ответила женщина, — к тому же, ты не подумал о том, что может быть, я не хочу детей.

— Как?! — вскинув голову, воскликнул король Витторио.

— Не хочу — и все.

— Ты не хочешь детей от меня? Констанция пожала плечами.

— Может быть, я просто не хочу детей.

— Но я тебе уже говорил тысячу раз и повторю в тысячу первый, Констанция — я тебя люблю.

— Я действительно слышала это тысячу раз, но к сожалению, пока не могу ответить тем же. А дети, рожденные не в любви, как правило, несчастны.

— Откуда тебе об этом знать? Вот твой сын был рожден в любви, ведь ты любила Армана?

— Почему любила, — как-то холодно заметила Констанция.

— Ты хочешь сказать, что любишь его? — король грохнул по столу кулаком так сильно, что несколько чашек упали на мраморные плиты пола и рассыпались на сотни осколков.

— Я этого не сказала, ты сам об этом подумал.

— Но почему ты не любишь меня, а любишь графа де Бодуэна? И кстати, Констанция, твой сын был рожден в любви, но он ведь несчастен, ты им совсем не занимаешься.

— Мы уже об этом говорили, я сама так решила. Пусть он пока живет без меня, а потом посмотрим.

— Но я хочу, чтобы ты родила сына мне.

— А я не хочу, — Констанция улыбнулась, бросая на стол недоеденное пирожное, — не хочу — и все.

Она поднялась из-за стола и, подойдя к балюстраде, стала смотреть на золотистые цветы, на далекие голубоватые холмы и серые скалы.

Король Витторио нервно прохаживался по террасе, время от времени зло поглядывая на Констанцию. Затем он подошел к ней, положил свои сильные руки ей на плечи и зашептал:

— Мне кажется, ребенок сможет нас примирить, сможет сделать счастливыми.

— Но тогда я буду любить ребенка, — глядя вдаль, произнесла Констанция.

— Но ведь это будет мой ребенок, а значит, ты будешь любить и меня.

— Ничего это не значит, ваше величество.

— Черт! — бросил король, покидая террасу. А Констанция еще долго стояла, глядя на голубеющие холмы, на серые скалы и на синее небо, по которому ветер гнал легкие облака.

» Боже, как бы я хотела покинуть Пьемонт и улететь вместе с этими легкими облаками куда — нибудь далеко, к океану, в Мато, в свой дворец, туда, где я буду предоставлена самой себе, где никто не будет надо мной властвовать, отдавать приказы, требовать любви, туда, где моя душа сможет успокоиться и обрести тишину, где никто обо мне не будет рассказывать гадости и где я смогу жить так, как мне хочется. Ведь все в Пьемонте меня ненавидят, презирают и единственное, что их останавливает, чтобы не растерзать и не убитьменя, так это то, что король меня страстно любит. Но лучше бы он любил кого-нибудь другого, а лучше всего, чтобы он любил королеву. Но ведь и королева хотела, чтобы я отдалась королю, все этого хотели. А сейчас пожинают плоды, не знают, как остановить страсть короля, как все изменить. А возможно ли что-нибудь изменить? — сама себе задала вопрос Констанция. — Если бы я умерла, то все решилось бы само собой. Но я хочу жить, я хочу дышать, наслаждаться свободой, я страстно желаю жить на воле. Но жить так, как мне хочется, а не как меня обязывают какие-то странные, придуманные людьми правила «.

Констанция задавала и задавала себе вопросы, не находя на них ответа. Наконец, она устала от этого занятия и, прикрыв глаза, подставила лицо теплым лучам заходящего солнца.

» Боже, как хорошо можно было бы жить, любить Армана, играть с Мишелем и ни о чем не думать. Но в том, что я оказалась в подобном положении, виноваты все, все, кроме меня самой «. Она обернулась. Король Витторио стоял, прислонившись плечом к дверному косяку, и смотрел на Констанцию. И ей захотелось улыбнуться этому всесильному человеку, который был слабее ее.

Но вместо улыбки ее губы дрогнули и приняли недовольное насмешливое выражение.

— Я уезжаю, — сказал король Витторио. Констанция пожала плечами.

— Дело ваше.

— И ты меня не удерживаешь?

— А к чему? — задала вопрос Констанция. — Мне ничего от тебя не надо.

— Но может быть, ты чего-нибудь желаешь? Может быть, у тебя есть какие-то просьбы? Скажи, я выполню все.

— Я подумаю об этом, а потом скажу. А пока у меня нет просьб и желаний.