— Свайп вправо, — тихий голос Стаса.

Следующим было фото. Нескольких смеющихся чумазых монгольцев в полумраке скалистых стен.

— Это угледобывающая шахта. — Пояснил задумчивый голос Стаса. — Они запрещены государством, но эти шахты есть и в них часто гибнут из-за обвалов. В ней люди, которым иногда почти нечего есть и еще хуже — нечем согревать семью на территории страны, где зимой температура опускается порой до беспредела, но деревья вырубать государство запретило, вроде как их и так мало. Улан-Батор столица и уровень жизни там нормальный, в принципе. Только Монголия не маленькая и в большинстве своем это степи и постоянно кочующие племена. Люди на фото не ленивы и точно не глупы, но устоявшийся порядок накладывает десятки ментальных оков. Саморазвитие невозможно в условиях когда единственная цель выжить и сделать так, чтобы выжила семья в дичайший холод зимними ночами, а топить нечем. Иногда не люди виноваты в том, что происходит, а те, кто доводят до… шахт, обвалов и запрета на вырубку деревьев при минус сорока, а в доме трое маленьких детей. — Ровные отстраненные интонации Кота, выпившего и тихо выдохнувшего. — Когда являешься управленцем, не стоит забываться и иногда надо нагибаться, чтобы по ночам можно было уснуть. Свайп вправо. — Подчинилась, прикасаясь холодными пальцами к экрану. Панорамное фото, снято с очень высокого этажа, внизу люди как муравьи. Пальмы, высотные здания, уровень жизни чувствуется. Усмешка в голосе Кота, — Киншаса, Конго. Свайп. — Пролистала. И три глотка коньяка, обжегшего горло и желудок, но смотрела. Смотрела на фото гроба с ужасно худым, почти обнаженным мертвецом посреди улочки между хибар, когда вокруг кипела обычная жизнь беднейшей прослойки населения в виде полуголых детей, опорожняющегося недалеко от гроба мужика и сидящих рядком вдоль хибар людей.

— Ебнуться просто… — протяжно выдохнула, с трудом сглотнув.

— Свайп.

Снова фото. Съемка с вертолета на рассвете. Внизу лодочки и развалины испанских особняков на белой линии песчаного берега.

— Могадишо. Сомали.

— Стас? — подняла настороженный взгляд на него, обозначая, что не готова.

Он усмехнулся и отрицательно повел головой — нет, там не будет того, что привело к перекрытию шрама тату:

— Свайп.

Съемка гоупро с камеры, закрепленной на шлеме. Там же, на вертолете. Фокус кадра вниз — Кот, стоя на полозьях вертолета, смотрит в бесконечность под собой. Затем поднимает голову и смещается фокус, сосредотачиваясь на ровно таком же смертнике напротив него, в котором очень легко узнается Константин Юрьевич. Стоящий через салон ровно так же, на полозьях, одной рукой держась за поручень, длинными пальцами второй упираясь в спинку сидения. Черная футболка, черные джинсы, небольшая камера, закрепленная на черном тонированном шлеме. Плечи и грудь плотно обхватывают ремни рюкзака с парашютом. Протягивает руку, до того упирающую в сиденье, Коту, крепкое, краткое, но сильное рукопожатие и одновременно оба падают спиной назад…

Мир переворачивается. Вертолет стремительно становится меньше в кадре, а Костя в поле зрения. Тело расслаблено, руки раскинуты. Падает спиной на землю и только через секунду поняла, что земля вверху экрана, что все наоборот. Кот поворачивает голову и в кадре запредельные красоты мира…

Обрыв записи. Я, осознав, что до того не дышала, вскинула голову, жадно посмотрев на Стаса, улыбнувшегося уголком губ и вновь проведшего краткий экскурс:

— Сомали поделено на две зоны. Одна с налетом цивильности, отошедшая под, так сказать, кураторство Британии, а вторая это сущий ад с одной зеленой зоной, строго охраняемой, включающей в себя аэропорт и пару неплохих отелей. Как ты понимаешь, поехали мы не в цивильную часть. Остановились в зеленой зоне, наняли охрану, пару раз прокатились по городу, образцу того, во что превращаются люди, когда ими управляют звери. Пробки рассасывались после того, как охрана в пикапе давала автоматную очередь в воздух. Все прекрасно знают, что будет после предупредительных в воздух, если не убраться с дороги. По городу блокпосты с вооруженными солдатами, они если стреляют, то сразу и на поражение, потому что террористические акты — обычное дело и жертв от десяти до ста пятидесяти в среднем. Голод, нищета, дикость. По городу быстро прокатилась весть о двух белых, это как красная тряпка для быка у них. Нас свернули на середине пути, до администрации так и не доехали. Просто сказали «все уже знают, что белые в городе». Уже подъезжали к зеленой зоне, когда взорвалась заминированная машина, стоящая у забегаловки. Машина сопровождения, вся охрана, почти сразу наглухо. Оставшихся двух добили контрольными выстрелами обезьяны, бегущие к нашему перевернувшемуся автомобилю, где мне в шею вошел осколок лобового. Дальше не помню. Приблизительно через десять часов начал осознавать, что происходит. Какой-то подвал и Рика, упорно пытающийся не отдавать меня праотцам. Мое начальство обеспокоилось долгим молчанием. В меня вшит чип, определяющий местонахождение. Пока обезьяны разобрались, что такое смартфон, как с него звонить и сколько требовать денег, в Сомали уже прибыли отряды черных русских и кровавых Мери, по чипу отследивших где мы и занесших букетик благодарностей зверью. — Глядя на бокал, немного прищурился и пояснил, — которых превратили в зверье. Рыба, гнилая голова и подобное. — Немного помолчал и, посмотрев на меня, ровно заключил, — вот и вся история моей тату. И наша философия, дочка моего друга.

Отложила его телефон на стол, залпом выпив коньяк и придвинув бокал к бутылке. Стас потянулся вперед, едва слышно проронив:

— Он на тебе не женится.

Первый бабский порыв вскинуться погашен. Не то время, не то место и он не тот, кто говорит что-то из низкопробного желания чужое эго задеть. Потому, подавив внутреннюю дрожь, ровно:

— Почему?

— Нельзя. — Как само собой разумеющееся, поднимая бутылку и наблюдая за струей алкоголя с плеском падающую в бокал.

— Это ваши понятия?

— Нет. Логика. — Отставил бутылку и протянул бокал мне, снова расслабленно откидываясь на диване. — Количество денег. Чем больше, тем ближе беспринципные мрази. Абсолютно беспринципные. И пока он не станет единолично все контролировать, ты будешь частой гостьей у его друзей. Лет пять, не меньше. Я тебе сейчас очень жестко скажу, постарайся понять правильно, что именно я пытаюсь донести: не сможешь — не еби ему мозг. От него люди зависят. Очень много людей. Это не слесарь на заводе.

— Та девушка на граффити… — прикусила губу, глядя в серые глаза и подыскивая слово, — не смогла?

— Смогла. Бы. — Усмехнулся он, склоняя голову и с легким прищуром глядя на меня. — Я не смог. Не меньше пятнадцати лет любимого человека мариновать, такое даже для отбитого меня многовато. Очень кратко мануал: у меня двое детей под ее фамилией, — на секунду в глазах тень и он тут же отводит взгляд, но понять что там не трудно. Мужское. Истинно униженное мужское от отца, не имеющего права дать своим детям собственную фамилию без риска для их безопасности. Бессилием, потому что приоритеты расставлены, осталось подчиниться обстоятельствам, а они полосуют ежедневно. Ежесекундно. — Рика сильнее, потому что принципиальнее, а в этом аду это значит только одно — парадокс, но он слабее, а это значит, что найдутся те, что через жену и детей на колени поставят. Потому что он любит и принципиален, значит встанет и сделает все, что от него требуют. Найдутся те, кто от него будет требовать, так что претендуй на эти роли, чтобы не… не сгуби моего друга. Дети под твоей фамилией, а в идеале под левой, и в ваших отношениях он только набегами будет. Краткими. Пиздец, какими краткими… — Улыбка по губам, отстраненная, отрешенная. Ртутный анализирующий блеск в глазах, задумчиво глядящих на спокойную меня. — Ты молода, но далеко не дура. Костя константа для многих. Твой эгоизм сгубит десятки. Он пойдет на это, но себя трахать будет ежесекундно, ибо там тоже жены и дети, а у него заебы, потому он и константа… Лет пять потерпи, Костолома вынудят уйти.

— Спасибо. — Привстав потянулась бокалом к его. Тихий звон стекла в безмолвном тосте и внезапно, краткий, но звучный пинок во входную дверь.

Кот, прищурено посмотрев на свой молчащий телефон, так и лежащий на столе, хлопнул коньячины и поднявшись пошел к входной двери. Я, оглянувшись, наблюдала, как он, посмотрев в глазок, прыснул и открыл дверь. Чтобы его с ходу в следующий момент засосали.

— Привет, кошачья морда, я соскучилась. — Звонкий, переливчатый женский голос. Еще один звучный, бесцеремонный поцелуй. — Фу, хоть бы побрился, а то как бомжара. Ладно с порога минет не начала делать, как планировала, а то если морду не броешь уже… — Деловито отпихнула его с дороги и, глядя в телефон, вошла в дом, — детей уложила, привет тебе передавали. Наверное. Я не спросила, а то опять разноются, но, думаю, что передали бы, если бы знали, что я к папке сегодня трахаться поеду. Ты заползи когда-нибудь, а то они забудут как ты выглядишь. Пошли, у меня часа два есть, завтра мне рано вставать.

Миниатюрная очень, в легком стильном сарафане с открытыми плечами. Правую руку, от плеча до середины предплечья оплетал сложнейший узор стилистикой напоминающий тату Стаса. Только не такие строгие геометрические формы, больше изящества. Сама Катя была ладная, невысокая, с правильными чертами лица и светло-голубыми глазами и сначала мне показалось, что я ее где-то видела. Потом поняла, что она невероятно похожа на Кайли Миноуг.

Катя остановилась посреди коридора, поморщилась и стала убирать телефон в клатч. Подняла взгляд, натолкнулась на меня, немного опешила, и я прямо утвердилась, что очень похожа.

— Котенок, не выключаем голову, — посоветовал Стас, обнимая ее сзади. — Я тебя отмазывать не поеду.

— Нихуя ж себе, не выключаем… — хмуро посмотрев на развеселившуюся меня, она скосила взгляд на часы на запястье обнимающего его Стаса и милостиво произнесла, — ладно, и так времени немного. Давай плати и отсылай, на сегодня я тебя застолбила.