Он потерял самообладание на секунду, на одну сотую его долю, заключившуюся в том, что глядя в пепельницу, ошибся, стряхивая пепел. И сломав сигарету.

Опустил голову, протяжно выдыхая. Не глядя на меня, чеканя слова, произнес:

— Ты отправила девчонку. Одну и в большинстве своем беспомощную девчонку, по следу за хакером, который препятствовал грабежу в несколько ярдов?

— Кость…

— Что произошло с Согриным, Женя? — он улыбнулся. Спокойно и жутко. — Что произошло с человеком, имеющим миллионы за спиной, громкое имя, серьезные связи и неплохое влияние… что с ним, блядь, произошло, когда он захотел встретиться с тобой, на которую собирались повесить грабеж? Что с ним произошло, знающим об ограблении и, очевидно, собирающимся вмешаться в ход событий? — под тем, что было в его глазах, в упор глядящих на меня, когда он медленно и плавно склонял голову на бок, и тем, что разорвало ужасом разум, покачнулась. — Что произойдет с Даной, которая знает реальное имя участника грабежа и ищет его по его адресам? Ты осознаешь, что не исключен вариант, что ты человека на смерть послала? — Пальцы сжали бутылку, он пригубил, не отрывая взгляда от меня. Пригубил и с оглушающим стуком бахнул бутылкой о стол, сквозь зубы процедив, — когда ты просишь человека об услуге, то первое, что ты должна уяснить — ты берешь на себя ответственность за все последствия, которые у него могут возникнуть. Потому что он тебе помогает в твоей проблеме. Ответственность. Не готова — не проси помощи.

Прикрыла глаза. Приваливаясь плечом к стене, выдыхая и выталкивая с выдохом то, что парализовало мысли. Сейчас нельзя… Звон в ушах и грохот сердцебиения мешал думать, мешал понять. Сквозь страх, впившийся иглами в восприятие, сообразить вообще не получалось. Кроме его слов, кроме того, что в них было и что я непростительно упустила, заигравшись непонятно во что, снова, раз за разом допуская ошибку излишней самоуверенности, я чувствовала только то, что уже было несколько раз — я могу быть причиной непростительного. И если дотоле всегда получалось сообразить что делать, то сейчас, от осознания, на что я могу обречь Данку, послав ее одну… ее и одну… Топило в бездне непростительной беспомощности, уносило на сумасшедшей скорости под осознанием, что я натворила. Нет, должен быть выход… Просто должен. Мысль только начала формироваться и:

— Куда? — голос Кости прорезал набат сердца в голове и я поняла, что он держит за предплечье меня, уже преодолевшую половину коридора.

— Мне надо позвонить… — мертвыми, ледяными губами сообщила я, не отпуская глазами входную дверь. — Мне нужно позвонить…

— Номер?

— Восемь, семь, пять… нет, — задохнулась, теряя мысль, — это другой, это официальный ее… восемь, семь, три… нет, это до психушки… — зажмурилась, задерживая дыхание, вспоминая телефон с единственным номером в памяти. Пытаясь это сделать. — Нет, восемь, семь, девять… нет, шесть… — в голове цифры, беспрестанно меняющиеся, бьющие пониманием, что я не помню. Сжала зубы и голову руками, тихо завыв. Не помню номер, как я ее остановлю? — восемь… — Три, два, один и ноги подвели от воя нутра, потому что я не могла назвать цифры.

— Тихо. — На ухо очень спокойно, сжимая в руках меня, во мраке и тиши коридора пытаемую мелкой дрожью от осознания полного осознания абсолютного бессилия, переходящего в отчаяние. — Тихо, сказал. Я решу.

— Кость, мне нужно… — вцепилась в ткань на его плечах, жадно вглядываясь в черные в полумраке глаза. И не зная, что мне нужно. В голове хаос.

— Какой первый адрес? — смысл тихого, почти шепотом вопроса, к которому надо прислушаться. Делала это изо всех сил, сосредотачиваясь и сминая царящую внутри панику. А он еще тише, еще сильнее принуждая сосредоточиться и сильнее подавливать неуместную истерику, — Женя, время уходит. Какой первый адрес?

— Рим…

— Идеально. — И резко взял на руки. Спокойствие и удовлетворение в интонациях остужало кровь, заставляло покорно замереть на краю кровати, подчиняясь его ровному голосу, — подожди здесь две минуты.

Он знает, что делать. Он точно знает. Это было в его спокойном шаге на выход, это сквозило в его голосе, в его твердой уверенности, в нем самом, и это я с такой мучительной жаждой впитывала, подтягивая колени груди и не моргая глядя на него, направляющегося к входной двери.

Не затворил за собой до конца, и я, стараясь дышать глубоко и размеренно, слушала стук его костяшек в соседскую дверь. Ту самую, где проживала добродушная пенсионерка, сегодня одолжившая нам сковородку. Чувствовала, как губы перекашивает истеричная улыбка, когда слышала такой голос Кости — доброжелательный, с нотками извинения, просительности и обеспокоенности. Нет, не капо ди капи, не человек, рулящий империей, криминальными миллиардами, десятками серьезных людей, нет. Приятный простой сосед, у которого случились некоторые проблемы:

— Теть Валь, ради бога извините меня, что в такой поздний час, но я среди соседей только вас знаю, обратиться не к кому. — Тень сожаления в густом, мягком бархате голоса и сердобольная пенсионерка заверила, что совершенно ничего страшного, а он, добавив нотки растерянности и обеспокоенности, произнес, — тут такое дело, у меня мама на отдых в Турцию улетела. Сейчас самолет приземлился и что-то пошло не так, она мне позвонила, а я ванну принимал, руки мокрые были, телефон соскользнул, в воду упал и не работает. Я очень волнуюсь, не могли бы вы дать мне позвонить? — Слов соседки не расслышать, но, судя по тональности, почти идентичной эмоциям в голосе Анохина, в помощи она явно отказывать не собирается, даже когда звучит его, — я ее номер наизусть не помню, у меня в квартире в записной книжке вроде бы есть, можно я на несколько минут возьму ваш телефон? Я дверь открытой оставлю и вот, возьмите деньги, роуминг все-таки. Нет, теть Валь, я так не могу, пожалуйста, возьмите, не обижайте меня. Я буквально на несколько минут, хорошо?

Быстро, четко, просто. Телефон есть, а владельца, которому нежелательно слышать содержание разговора, нет. В комнате включен свет, мне даны краткие инструкции, он сидит рядом оперевшись спиной о спинку кровати. На бедре ноги, опущенной на пол, лежат блокнот и ручка, а он быстро по памяти набирает номер и, включив громкую связь, подает телефон мне. Поморщившись и прицокнув языком, рывком притянул к себе, вынуждая почти улечься к себе на грудь, левой рукой приобняв за плечи, пальцами правой пустив ручку песьим хвостом меж них, периодически мерно ударяя по блокноту на бедре, пока шли гудки. Это странно, это необъяснимо вообще, но у меня внезапно возникло ощущение, что все в порядке.

— Алло? — в трубке низкий мужской голос, с легкой хрипотцой и приятной тональностью.

— Вадим? — уточнила я, глядя на ручку, прикоснувшуюся к блокноту.

— Да. С кем имею честь?

— У нас с вами общий знакомый, у которого сейчас проблемы, — следуя инструкциям, проговорила я.

— Чуть конкретнее, — эхо беззлобного хмыканья в голосе.

Костя, миллисекунду помедлив, быстро вывел два слова на бумаге, на которые я смотрела с удивлением, но произнесла ровно:

— Аналог магнита.

— Я понял, — отозвался Вадим спустя мгновение, явно подавив порыв гоготнуть. — Внимательно вас слушаю.

— Вы сейчас в Риме? — спросила, читая выводимые Костей строчки.

— Через час вылет, но без проблем могу задержаться. — Произнес Вадим и тут же спросил под удовлетворенное фырканье Кости, — я могу вам перезвонить по этому номеру через несколько минут?

Я отозвалась утвердительно и завершила вызов. Костя чуть сжал плечо, прикасаясь губами к моему лбу.

— Что за аналог магнита? — неуверенно спросила, глядя в блокнот.

— Магазин такой есть, — усмехнулся Костя, — аналог его «пятерочка». Нас пятеро, кто поддерживает идею взаимопомощи в трудных жизненных ситуациях. Вернее шестеро, но один ушел на скамейку запасных и мы искренне надеемся, что он оттуда уже не встанет. А «пятерочка» это чья-то шутка в пьяном угаре. Вроде Тимы, потому что у меня в памяти всплывает длинное матершинное предисловие, значит, это точно был Тима. Депутат ныне и, как ни странно, у него неплохие рейтинги. Говорит, правда, мало и только то, что ему пишут, но это неудивительно, с его эмоциональностью и уникальной манерой изложения. Кирилл иногда ему речи пишет, когда их принуждают ради приличия заседания посещать. Тима матерится, но учит, потом они там по тихому бухают, потому что у Кирилла на трезвую голову редко получается бред слушать, а Тима порывается по рядам начать ходить и кокс у народных избирателей отнимать, ему тоже тяжело их слушать. На кнопки понажимают, иногда поспят, когда выступать не надо. Депутаты…

Покачала головой, прикрывая глаза и вдыхая его запах. Внутри размеренно все и кажется каким-то дурным сном то ощущение неконтролируемого ужаса всего несколько минут назад в коридоре. И до меня дошло, о какой возможной проблеме надо обозначить. Вдохнув и выдохнув, решительно села рядом с Костей и резко утратив решительность под его слегка приподнятой бровью, сбито произнесла, отводя взгляд:

— Кость, ей надо как-то намекнуть… она может… ну… как я Андрюха, чтобы сбежать…

Он молчал долгую секунду, потом вздохнул так, что мне стало окончательно неловко и стыдно еще до его слов «и почему я не удивлен» удрученно кивнув, приняв к сведению. И явно уже решив проблему до ее возникновения.

— Он не звонит… — с напряжением произнесла я глядя на молчащий телефон, лежащий на груди Кости.

— Глушилку и антизапись настраивает. — Только произнес Костя и мобильный разразился трелью входящего вызова.

— Нужно найти человека, вполне вероятно, что сейчас он в Риме, — произнесла я, вжимая телефон в ухо.

— Данные, — серьезно и быстро отозвался он.

Назвала настоящее и новое имя Данки, по которому она совместно со мной, которой так и не доделали ксивы, должна была уехать из страны еще до этого всего… до взгляда светло-карих глаз, сейчас насмешливо на меня посмотревших и обративших взор к блокноту, где быстро вырисовывались строки моим почерком, которые я торопливо зачитывала: