Кажется, баг намба сри. Прямо конкретно сри.

Фатальный баг. Роковое сри.

Я осторожно метнула взгляд в противоположный конец, на мужика, подавшегося вперед, к столу, чтобы стряхнуть сигарету в пепельницу и вновь расслабленно откинуться на спинку кресла и с деланным укором посмотреть на усмехнувшегося ему кавказца.

Секунда и мне захотелось выбежать из кабинета с воплем.

Потому что это был тот самый гостеприимный дяденька, который меня языком в машине элегантно трахнул и был против того, что я, стремясь спасти остатки девичьей чести, спешно покинула его черную тонированную карету.

Посмотрела в стол перед собой и с бешено бьющимся сердцем, чувствуя слабость в ногах, меняла тарелку у соседствующего с кавказцем мужика.

Зелимхан, улыбнувшись, только собирался ответить, но дверь вновь отворилась и компания была пополнена.

Я исподлобья бросила взгляд на вошедшего. Крепко за тридцать. Подтянутый, даже, скорее, поджарый. Двигается плавно, но однозначно решительно. Лицо хищное. Очень. В основном из-за прошибающего навылет взгляда глаз, цвета плавленого серебра. По ощущениям ртути. Все это пытается скрадывать воистину располагающая внешность, но у нее не особо получается.

Это был тот самый случай, когда невольно сторонишься, если такой идет навстречу.

Красив и при этом отталкивающий, ибо взгляд. Он слишком… просто слишком…

— Салам аллейкум еще раз, джентльмены. — Голос пришедшего низкий, с каким-то полуэхом отдаленного мурлыканья. Особого. Так мурлычут мощные хищники породы кошачьих. Слегка, и в то же время пробирающе вибрирующее, одновременно с весьма насыщенным тоном этой самой вибрации, когда понимаешь, что мурлычит не домашнее животное. Бросая мотокуртку на спинку стула и ослабляя узкий черный галстук, расстегнул ворот белой сорочки, обнаживший строгие геометрические формы насыщенной, словно вантаблэком выбитой, тату, сложным симметричным узором от середины его шеи уходящей частыми острейшими разнокалиберными и неизменно зеркальными углами вниз, за ворот, явно стремясь друг к другу и смыкаясь где-то на уровне его ключиц. Татуированный, усевшись в кресло рядом с целованным, взял его бокал и, поднеся к лицу, чуть вдохнув взболтанную жидкость, задумчиво заключил, — снова твой излюбленный айриш скотч, Юрич. Ты закончил? — После подтверждающего кивка «Юрича», так и не повернувшего к нему лица, последовал упреждающий жест жердю, кинувшемуся было за чистым бокалом.

Татуированный, не глядя взял поданную целованным салфетку, выплеснул алкоголь в сторону на пол, прошелся хлопком белой ткани по краям бокала, одновременно потянувшись за бутылкой хорошего коньяка чуть поодаль от себя.

— Что так долго? — Невозмутимо осведомился целованный, затушив сигарету в пепельнице, все так же не поворачиваясь на татуированного, льющего конину в его бокал. — Пробки против шерсти?

— Да, и всякие кожаные ублюдки. — Лениво улыбнулся тот и поднес бокал к носу, вдыхая запах коньяка с оценивающим видом, а после, с эхом хищной насмешки, прошибая острым, чрезвычайно пробирающим взглядом побледневшего толстячка, произнес, — вечер добрый, Эдуард Иванович. Нас не представили друг другу в этом теплом, почти семейном кругу. — Эхо сарказма в утробной вибрации голоса и тени иронии в ртути и золоте глаз засквозили одновременно, когда он, сделав глоток и очень кратко выдохнув, неожиданно располагающе улыбнулся и представлялся, — мое имя Станислав Алексеевич…

— Кот, — обреченно закончил толстячок.

— Вижу, вы слышали обо мне. — Улыбнулся уголком губ Кот, медленно и плавно, как-то действительно отдаленно по-кошачьи склоняя голову на бок, так же неторопливо отставляя бокал на подлокотник своего кресла. Глядя на толстячка, заключил с искренним удовлетворением браконьера, обнаружившего ценный и редчайший вид дичи, — чуде-е-есно.

Оценивающе глядя на толстячка, целованный прохладно хмыкнул:

— Согрин, прежде чем покинуть чат, успел обозначить своему дроповоду весь вражеский стан. — И тихо обрубил движение Станислава Алексеевича, стопой только было придвинувшего ближайший стул справа от себя, собираясь возложить на него ногу, — трон Кира.

— А где он сам? — осведомился Кот, тотчас тем же самым скупым движением ноги отодвинув стул на место, и вновь сделав щедрый глоток коньяка, на выдохе, фыркнув, добавил, — тоже покинул чат, Кость?

— Не дай Будда. — Впервые краткий и достаточно резкий взгляд светло-карих глаз на насмешливого соседа, и что-то в этом взгляде особое, от чего Кот едва не закатил глаза и не рассмеялся, но, едва заметно кивнув, вперил взгляд в Эдуарда Ивановича, вновь склоняя голову и неторопливо поднося к лицу бокал, когда Костя продолжил, — тут обслуживание долгое, он сам за бурбоном пошел. — Костя слегка усмехнулся, топя в янтаре своих глаз бледного Эдуарда Ивановича. — У него не получилось слушать это на трезвую голову.

— Можно продублировать для опоздавших? — поинтересовался Кот, слегка откидывая голову назад и глядя вперед сквозь ресницы на полном релаксе, одновременно с этим немного взбалтывая коньяк в бокале у своего лица и так же, как и Костя, не отпуская взглядом насуплено глядящего в тарелку толстячка, которого мне почему-то стало жалко.

— Зеля, — негромко позвал Костя, расслаблено возложив локти на подлокотники, — на бис, прошу.

— Эдуард Иванович, — кавказец откинулся на стуле, блеснув зубами в сухой, вежливой улыбке вздрогнувшему толстячку, скосившему на него взгляд, — давайте на бис: поступали ли Согрину угрозы о расправе? Может быть, он упоминал о конфликтах с кем-либо?

— Нет. — Отозвался толстячок и, несколько замявшись под побуждающим на откровения взглядом внимательных карих глаз Зели, вздохнул и обреченно сказал, — только о том, что полгода назад гадалка ему нагадала, что он умрет в этом году.

В тот же момент раздалась мелодия из старого отечественного скетчшоу «деревня дураков». За столом прозвучал мужской смех, Эдуарду Ивановичу стало окончательно грустно, а я бросила осторожный взгляд на начало стола, где татуированный, приподняв бровь, смотрел на толстячка, а целованный бросил удовлетворенный взгляд на молодого зеленоглазого брюнета, моего четвертого бага — того самого, что со сцены легким движением руки запустил хаос среди десятков людей. Сейчас он, усмехнувшись и отставив локоть на низкую спинку своего кресла, отложил телефон со звучащим треком рядом с поставленной перед ним чашкой кофе. Невербальный сигнал обладателя светло-карих глаз, едва заметно поведшего бровью и длинный палец брюнета тотчас стукнул по сенсорному экрану мобильного, прекращая задорную и поясняющую своим антуражем слова толстячка, музыку.

— Мой будущий раб. — Голос Кота, обращающийся к брюнету, сразу же переведшему взгляд на него, в интонациях которого эхом стелилось ровно то же самое рельефное удовлетворение, что было в кратком взгляде медовых глаз секундой ранее. — Не заметил тебя сразу, молодец, ты мне уже нравишься. Когда на стажировку-то придешь, Аркаш?

— Отец завтра назначит Марвину переговоры о стоимости моего перехода. — Брюнет, глотнув кофе, неторопливо провел ногтем большого пальца по полной нижней губе, собирая каплю кофе. Задумчивый прищур зеленых глаз в столешницу, блеск молниеносного просчета в них и, подняв взгляд на Костю, с едва ощутимой тенью сомнения предположил, — думаю, недели через две.

— Так быстро? — удивленно приподнял бровь Кот, посмотрев в профиль слегка, но сразу кивнувшего Аркаше Кости, взглядом сказавшего брюнету нечто такое, от чего Аркаша ухмыльнулся и тоже кивнул. Бессловесное общение в миллиардную долю секунды, прострелившую и тут же канувшую в небытие атмосферу за столом. Если не смотреть на них, то и не поймешь, что состоялся краткий, но ощутимо весомый диалог: молниеносный вопрос и мгновенное подтверждение. Вот и Кот упустил это, либо сделал вид, что не заметил, снова с интуитивно ощутимой вибрацией хищника, почуявшего удачный момент, ровно уточнившего, — что это с Костоломом?

— Ремиссия в буйстве. Я решил не упускать момент. — Приподнял уголок губ Костя, переводя на Кота ироничный взгляд.

Тот усмехнулся и задумчиво произнес:

— Давно говорил, что надо в управлении ограничения по возрасту вводить. Лет до пятидесяти и досвидос, а то ни одного адеквата в возрасте нет в руководстве. — Ртуть в глазах сгустилась при взгляде на невозмутимого Аркашу, затемняющего экран своего мобильного и расслабленно постукивающего по деревянной вставке кресла пальцами второй руки, свешенной со спинки кисти. Кот, оценивающе и внимательно глядя на него, без штрихов эмоций произнес, — извини, малой.

— Да я первый, кто за это проголосовал бы. — Отозвался Аркаша, чуть пожав плечами и почти незаметно кивнув Стасу. Приподнимающему подбородок и с нехарактеризуемым выражением в изменчивых глазах, улыбаясь, глядя на Аркашу.

Вновь негромкий смех за столом и, чуть погодя, ровный голос Кота:

— Кость, — позвал он, расслабленно откидываясь на кресле и, взяв упор локтем на подлокотник, сказал, — а прикинь, слова гадалки к делу подошьют?

— Да, а потом дух Согрина в ментовку вызовут, чтобы подтвердил. — Кивнул Костя, выдохнув дым в потолок под новый раскат смеха, — Аркаш, ну что ты делаешь со своим новым рабовладельцем? Зомбомузыка. Чтобы я больше ее не слышал.

— Мы живем в удивительной стране, а эта формула ужаса, которая по странному стечению обстоятельств именуется городом, самая удивительная, — отозвался брюнет взяв телефон в руку, когда тот оповестил о входящей смс, — Константин Юрьевич, поэтому мне не кажется сомнительным опасение Станислава Алексеевича. Вдруг и правда приобщат? Тут дикий край же.

— Блять, как он мне нравится, а… — Хохотнул Кот, отсалютовав бокалом чинно улыбнувшемуся Аркаше и многозначительно фыркнув на Костино «не порть мне ребенка, а то заберу назад».

— Что ты так на органы гонишь, Аркаш? — улыбнулся Зелимхан и, чуть погодя, прикурив и выдохнув дым через ноздри, гаркнул с отчетливым кавказским акцентом, — война начнется, все к мусорам побежите! — и новый врыв хохота.