Внешность притягательная, поставленная речь, очень сдержан, невероятно вежлив, ощутимо элегантен, несмотря на кэжуал в одежде, потому что элегантность в стиле, а он не всегда отражается исключительно одеждой… и в доказательную базу краткий эпизод в виде щедрого одаривания изысканными предварительными ласками, а потом нехилого такого траха одним раскрепощенным поцелуем. Реально нехилого. У меня бывал секс короче и по продолжительности и близко не стоящий по удовольствию к таким вот сосаниям… И комплекс этого всего, оттрахавшего меня одновременно очень элегантно и при этом довольно жестко, был воплощением того, что называют преступным шармом — инстинктивно понимаешь, что не надо на такого смотреть, тем более в глаза, но интерес сознания он удерживает. Особенно сложно отвести взгляд от этих глаз, когда в них мерцают золотистые искры как отзвуки взбудораженного мужского интереса. Моментально потухшего, когда он скользнул взглядом по моему ошарашенному лицу.

Это я чего, не понравилась, что ли?

Мысль возмущенная, оскорбленная, и, сука, самое главное — какая уместная! Я прикрыла глаза, беря свой маленько отчаливший разум на швартовку. Какой-то бред вообще. Я обокрала Данкиного мужа, меня похитили, привезли в клуб, где меня снова попытались похитить у похитителей, я сбежала, сижу тут сосусь с незнакомцем, растекаясь по сидению и расстраиваюсь, что я ему не понравилась внешне! Блять, реально в психушке надо было полежать, а не откупаться. Я точно ебнутая. Вот чокнутая — чокнутая, а я ебнутая и мы с этой Тамарой охуительный дуэт!

— Прости за домогательство, ребенок, — разжал пальцы, выпуская мой подбородок. Я запоздало открыла глаза, наблюдая как он отстранился, полубоком усаживаясь в кресле, выставив руку на руль, не без досады глядя в мое вытянувшееся лицо. — Голос взрослый, интонации хоть и просительные и напуганные, но зрелость и намек на характер выдают. Да и не только они выдают. Вернее, мне так показалось.

То ли у меня окончательно крыша уехала, то ли стресс сказался, но я, глядя в его ровное лицо, выцедила:

— Я не ребенок.

Приподнял бровь и ее излом стал явственнее. Одно легкое движение мимики, а выражение глаз отчетливо изменилось — отмеренная ирония, мягкая снисходительность. Так смотрят на бунтующих подростков люди, которые хотят рассмеяться, но понимают, что это может спровоцировать еще большее буйство у неокрепшей психики.

Наверное, я все-таки сошла с ума, потому что во мне это едва буйство и не вызвало как раз. Поморщилась, взяв под контроль изнасилованные стрессом мысли и эмоции, отвела взгляд, сканируя обстановку перед клубом на предмет обнаружения на первый взгляд отсутствующего лысого.

— Тебе хотя бы двадцать есть? — поинтересовались у меня. Опять-таки с трогательной сдержанностью. Вот точно как с буйной.

Снова задело, но так, уже отдаленно, потому что я уже была в себе и нужно было разруливать случившуюся жопу. Так, лысого не видно, да тут вообще никого не видно, одни ментовские машины да зеваки. Тачка похитителей у похитителей со стороны черного хода у магазина, значит, чесать мне ровно в противоположном направлении, то есть вниз по улице и вон в тот прогал между заборами…

— Ребенок, цифры не знаешь? — контролируемая заинтересованность в его голосе.

— Есть мне двадцать. Даже почти на пять больше, — отозвалась я, и, переведя на него взгляд, изобразила детский восторг, — спасибо, дяденька!

— Сидеть! — гаркнул он, пытаясь перехватить рванувшую в сторону двери меня и одновременно вслепую ударяя по панели на водительской двери, блокируя остальные, но я мгновением раньше выскочила из салона.

Побежала к многоэтажкам не слыша ничего кроме бешенного стука сердца в ушах, рычания адреналина в крови и мчась в проем, оттуда, выглянув из-за угла и не обнаружив белых коней без номеров, метнулась через улицу во дворы многоэтажек со всей скоростью на которую только была способна. Не знаю, сколько я так пробежала, из одного двора в другой, но когда инстинкт самосохранения слегка ослабил тиски на разуме, я оглянулась при очередном повороте за очередной угол дома. Разумеется, погони не было.

Стрельнув сигарету у парней, сидящих на скамейке у подъезда, попросила вызвать мне такси и пока ехала в загородный дом, меня, как и всегда запоздало накрывала истерика. Пыталась не ржать, перестать бесполезно плакать, одновременно сообразить, что случилось и не пугать водителя.

Но терпела катастрофическое поражение по всем фронтам, еще не догадываясь, что вскоре это войдет в традицию.


*В главе использован текст песни Москва любит — Скриптонит. Все права у правообладателя.

Глава 5

— Какой-то пидорковатый из тебя мужик. — Недовольно заключила Данка, обходя по широкому кругу меня, сдающую экзамен на мужскую походку вполне довольному моими результатами Алексу.

А ведь это должно было прозвучать комплиментом! — я мрачно посмотрела на чокнутую, стоящую в отдалении с Сержем под ручку и нервозно щиплющую подбородок.

Дело было тем же вечером. Когда я, успокоившись после бокала вина, пересказала произошедшее, Данка поохала, попускала сопли, посыпая свою чокнутую голову пеплом вины, но ровно в тех рамках разумности, чтобы осатаневшая я не начала ее душить за путаницу в превалировании проблем на текущий момент. Все рассуждения-обсуждения-теории оставили на потом, ибо сейчас жизненно важное флешка, и ее необходимо было забирать именно сейчас, пока все, кто о ней знал, разбежались.

Данка, не посовещавшись со мной, через кардиналов разведала текущую обстановку с помощью бармена. Того самого ее знакомого, что помог организовать не случившийся горячий досуг с близнецами-стрипушниками. Бармен работал в этом же клубе, но загвоздка, пославшая нахер идею чокнутой и едва не доведшую меня до ранних седин, была в том, что он должен был изъять флешку, однако, хвала богам, бармен как и все, кто в его селе были навеселе, то есть совмещали хорошую работу с плюхами в прямом и переносном смысле слова, покинули клуб во время рейда столичного ФСКН и в клубе сейчас остались те, кто трезв, смел, не успел закинуться, и, показав документы и выборочно сдавшие анализы, собирались продолжить работу/веселье. Я, угрюмо глядя на чокнутую, посоветовала ей положить трубку, потому что нужно вернуться и забрать самим. Естественно, вызвалась Данка.

— Ага, сгорел сарай, гори и хата, и сяду я за просто так, да? — осведомилась я, покрутив пальцем у виска и прибив взглядом только было вскинувшуюся чокнутую. — Первая часть плана успешно прошла, наследственный фонд будет учрежден и дон гандон станет нищим, если не вскроется одно но — Дана Сергеевна Шеметова мошенница, а не покойница. Тебе нельзя никуда лезть, ты труп, ты должна сидеть дома.

Серых кардиналов, как людей падких до финансов, я отмела сразу. На флешке мой стопроцентный срок минимум в десять лет с учетом всех обстоятельств, а ежели актеров-каскадеров поймают, то либо прикладом, либо нужной суммой (зависит от того, кто поймает, органы или рыцари всякие) явно уговорят поделиться, кто, что и почему. И тогда первая часть, та, где Данка покойница, снова будет перечеркнута, а я с грустью поеду по этапу, либо к маньякам-коллекционерам и даже на похороны к чокнутой не схожу, когда дон гандон организует ей свиданку с Адонаем, только теперь настоящую.

Левые люди не катят в таких делах, чужим доверять нельзя.

— У меня есть идея, но прозвучит она безумно, — предупредила Данка, массируя виски и напряженно глядя в стол.

— Хуже, чем сейчас, все равно не придумаешь. Валяй, — решила я, отодвигая бутылку с вином.

Прозвучало действительно безумно, но и зерно рациональности в ее идее было.

Пока Серж и Алекс, семейная пара стилистов, катили со всем необходимым к нам, мы с чокнутой пикировались, кто пойдет. Мой аргумент, что если сломалась ветка, то все дерево выкорчёвывать это очень тупо, чокнутой крыть было нечем, и в момент, когда Серж и Алекс, классические, вот прямо шаблонные стилисты, подкатили к дому, я, погруженная в невеселые размышления, запоздало спросила, не сдадут ли.

— Нет, — отозвалась она, открывая дверь ворот и глядя на стилистов, выходящих из машины, предусмотрительно припаркованной вначале улицы. — Они знают Дрюню и считают его неотёсанным мужланом. Он пару раз меня за руку выволакивал из их салона. Идея слететь с моста была сказана как-то Сержем в сердцах, дескать, не первая их клиентка с богатым козлом в супругах и лучше уж слинять под благовидным предлогом собственной гибели, чем так жить, а я призадумалась. Сказал он об этом, когда они с Алексом учили меня замазывать синяки до эффекта полного отсутствия. Перед благотворительным вечером, посвященным поддержке женщин подвергшихся домашнему насилию. Динь-Дон не пошел, у него, видите ли, конференция была в Питере. Брехло, блять.

Мне крайне не нравилось, что ширится круг посвященных в Данкину недогибель, но действовать было необходимо согласно обстоятельствам, а обстоятельства таковы, что пути назад нет. Мы и так уже натворили столько, что нас найдут и прибьют, если остановимся…

Промелькнула трусливая мысль, что, может, этих лощенных мужиков, обменивающихся с Данкой светскими поцелуйчиками, и послать в клуб, но что-то подсказало, что не надо. Наверное, интуиция. Мой мозг был слишком выебан, чтобы определить точно.

— Даночка, что с твоими волосами? Смерть явно не пошла тебе на пользу! — восклицал Серж, в священном ужасе трогая ее прядь, пока Алекс хватался за сердце, осматривая ее кожу, которую за две недели их отпуска на Бали, чокнутая бессовестно испортила по его профессиональному мнению.

А дальше…

Пока я смотрела видюшки, обучающие мужской походке и пыталась не ржать от царящего артхауса и при этом запомнить, что такое противоход, иноход, как работать корпусом и руками при шаге, меня штукатурили в мужика.