Аркаша смотрел на Костю. Едва заметно кивнувшего и очень спокойно произнесшего:

— Ты уверен, что ты этого хочешь, Жень?

— Почему ты мне в глаза никогда не смотришь, дорогой мой человек? — улыбнулся Костолом весьма добродушно, вглядываясь в лицо все так же не смотрящего на него Анохина.

Внезапно тихо хмыкнувшего и произнесшего:

— Потому что жалеть начну.

— И что же в глазах моих? — Костолом искренне изумленно приподнял брови.

— За тоннами фальши, — рассыпающийся дробящимися эхо голос Анохина, — я вижу тонны боли, Жень. — Резко повернул голову к Аркаше и выдал императивно, повелительно, без права на возражение и обдумывание, безапелляционный приказ, — стреляй.

Приказ, сжавший палец кронпринца на курке.

Шах и мат.

Ибо в момент грянувшего выстрела:

— Нет! — безумный, отчаянный, просто нечеловеческий страх в рявканье Костолома, вскакивающего с кресла.

И ужас, непередаваемый ужас, исказивший лицо отца за доли секунды до понимания, что усмехнувшийся младший выстрелил в пол у ног недрогнувшего старшего, спокойно глядящего в глаза брата. Они, все вчетвером, поняли, что произошло за миллиардную долю секунды. За прозвучавший выстрел.

— Он бисексуален. — Глядя брату в глаза, негромко произнес Аркаша.

— Саня, нет! — внезапно рявкнула Ли в секунду, когда Саня абсолютно по-звериному полуулыбнулся и начал движение подбородком вниз, не моргая глядя в глаза усмехнувшегося брата. Таша почти одновременно с Лизой дернули меня за руку и плечо с такой силой, что я не устояла на ногах и упала на колени, а они рухнули сверху, стиснув в руках и прижимая к полу, одновременно с тем как перед нами вставал Зеля и Кир, звучно леденяще рявкнувший:

— Костя!

Костя тотчас вставал с кресла и разворачивался к Аркаше, уже переведшего пистолет на отца и с могильным холодом прошептавшего «а пидор это ты».

Выстрел вновь грянул. На этот раз не в пол, в потолок, потому что вставший перед Аркашей Костя успел перехватил его руку и увести вверх.

И почти одновременно с ним прозвучал еще один выстрел. Костя скрипнул зубами и прикрыл глаза, задержав дыхание, пока Костолом врезал в столешницу лицом выстрелившего Чернова. Целившегося в Аркашу, но попавшего в Анохина, вставшего так, чтобы Аркаша был полностью за его спиной.

— Нет… — мертво с моих губ, не отпуская взглядом Костю, неслышно протяжно выдыхающего и резким толчком отталкивающего Аркашу к Киру, стремительно шагнувшего вперед и стиснувшего кронпринца в руках.

— В плечо… — срывающийся шепот Таши на ухо и она теснее сжала меня в руках. — Касательно… Женя, касательное в плечо. Нельзя сейчас, Женя. Нельзя.

С трудом кивнула, глядя, как стремительно намокает кровью белая ткань его рукава в верхней трети.

Ли расслабила руки и приподнялась. С трудом. Подав руку мне, встающей так же с трудом. Костолом, сжавший хрустнувшую в пальцах шею дернувшегося Чернова, поднял взгляд на Аркашу, стиснутого в руках Кира и так же неотрывно глядящего на него. Полным ненависти взглядом.

— Пистолет убрал? — спросил Костя, поворачивая голову в профиль.

— Да. — Отозвался Костолом, почти пинком отшвыривая Чернова. Тот врезался в покачнувшийся шкаф и с глухим стоном сполз по нему, зажимая ладонями разбитое лицо, а Костолом, многообещающе глядя на него, спросил у Кости, — младший цел?

Костя кивнул и, развернувшись, вновь сел в кресло. Одновременно с усаживающимся на свое место Костомаровым, швырнувшим пистолет в ящик стола.

— Навылет? — спросил Костолом, наливая виски в свой бокал доверху и двигая его по столу к Анохину.

— Царапина. — Спокойный голос Кости, встряхнувшего рукой и алая капель сорвалась с пальцев на пол. Он почти залпом выпил весь поданный Костоломом алкоголь и зажал плечо.

Костолом взглянул на Саню, склонившего голову и неотрывно глядящего на Чернова, что почти в той же позе что и он, сидел у шкафа. Почти в той же позе, только сжатый, дышащий часто, не видящий звериного изумрудного пламени в глазах Сани, глядящего на него, медленно и плавно склоняя голову — безмолвный, но явно звучащий приговор. Который не видел Костя, поморщившись, сильнее сжал рукой ранение, но видел отец, с секундной задержкой отведший взгляд.

— Аркадий, — произнес Костолом, откидываясь в кресле и пристально глядя на сына, все это время не отпускающего его взглядом, — ты совсем сбрендил? Может тебя в психушку сдать, сынок?

— Если ты в соседней палате будешь лежать, — улыбнулся Аркаша глядя на отца как на последнюю мразь. И улыбаясь так же, как последней мрази. Гнили. Да.

— Костолом. — Тихий голос Сани, улыбнувшегося идентично, как и Аркаша, когда отец посмотрел на него. — Ты действительно думаешь, что я и мой брат верим в то, что наша мама сбежала с любовником? И за восемь месяцев не нашла способа связаться с нами? — сплюнул в сторону кровь, утирая разбитые губы тыльной стороной ладони. Глядя на отца еще тише произнес, — скажи, где ты ее похоронил. Мы сами не смогли найти.

— А нет могилы, Саш, — ровно отозвался Костолом, поведя бровью.

— С-с-сука… — хрипло, как-то страшно рассмеялся Саня, стискивая ладонью глаза, сорвано выдыхая сквозь улыбающиеся, дрогнувшие губы.

— Знать не знаю, где она. — Костолом перевел взгляд на качающего головой Аркашу. Улыбающегося. Не дышащего. Вообще. Едва слышно из-за севшего напрочь голоса и отсутствия воздуха в легких прошептавшего:

— Какая река хотя бы, гниль?

— Я же сказал, мне неизвестно. — Отрицательно качнул головой Костолом, вглядываясь в глаза сына. — Мне ничего о ней неизвестно.

— Кир, — спокойный голос Кости.

— Уже, — произнес тот, действительно уже разворачивая Аркашу к себе, одной рукой сжав намертво его дернувшуюся кисть с пистолетом, пальцами второй стиснув подбородок и рывком поворачивая его лицо от отца к себе. Глаза в глаза и я почувствовала, как у меня сердце замерло.

Вот что означает высшая форма эмпатии. Перцептивное восприятие. Полное молниеносное сращение.

И это было одно из жутчайших зрелищ в моей жизни.

Когда с Кира в мгновение ока слетели его блоки и зелено-голубые глаза со скоростью света насыщались чужой и одновременно своей собственной невыносимой ненавистью, запредельной яростью, нечеловеческой злостью, с сокрушительной мощью торнадо сминающие сейчас разум Аркаши, который не моргая смотрел в глаза, полные хаоса. Идентичные отражения своих.

Когда абсолютно синхронно, полностью зеркально повели подбородками и одновременно прозвучал очень краткий скрип их зубов.

Длинные, мертвенно бледные пальцы на подбородке Аркаши свело судорогой, потому что Кирилл брал под контроль. Их обоих. Одновременно. Подавлял, удерживал, приводил в чувство.

Вел к нему.

Кир с трудом разжал челюсть и сбито, глухо:

— Посмотри на кровь. Сейчас же. — Аркаша, шумно сглотнув, отводил лицо, но не взгляд. С титаническим трудом оторвал взгляд от его глаз. Дымка безумия резко рассеялась при виде алой капели срывающейся на пол с руки Кости. И окончательное подавление глядя на брата, удерживающего его взгляд напряжением. Тихий, ровный и успокаивающе, усмиряюще прохладный голос Кира, попросившего, — отдай мне волыну. — Пальцы Кирилла накрыли пальцы Аркаши, судорожно сжимающие рукоять, и едва-едва слышное Кира, — отдай, родной.

Аркаша судорожно выдохнул, разжимая хват на оружии, закрывая глаза дрожащими ресницами, и, снова сглотнув, посмотрел уже трезво и разумно. На брата. К которому решительно направился. Чтобы поднять.

— Девочка Мазура, значит. — Словно бы оставив это без всякого внимания, произнес Костолом, снова прошибая меня взглядом. Перевел взгляд на Костю и тихо хохотнул, — какой ты щедрый. Такой сексуальной девиации у тебя не ожидал.

Но тот смотрел как встают двойняшки. Со второй попытки у них получилось и Аркаша, ведя брата прочь, замер, когда его кисть тронули окровавленные пальцы Кости, тихим наставлением произнесшего:

— Не пополняй стан живых, которых мучают мертвые. — Отстранил пальцы и Аркаша, на мгновение с силой прикусив губу, снова направился на выход, под негромкое Костино, — верно, Жень? — Склонил голову, вглядываясь в лицо Костолома. — Отпусти людей, на сегодня крови достаточно. — Костолом усмехнулся и Анохин вернул ему усмешку в голосе, — Тиса бы не одобрил, — улыбка только начала трогать уголки губ Костолома, когда Костя спокойно и твердо обозначил, — нас обоих. Кардинально не одобрил и очень жестко отреагировал бы. Давай по старой традиции в этих случаях — наливай. Нам есть что обсудить и давно пора было это сделать.

«… Тису хлопнули и Костомар окончательно превратился в Костолома…»

«… Костолому, тоже нелегко переживающему убийство Тисы…»

И Костолом впервые отвел взгляд. На мгновение. Потом твердо приказал:

— Вышли. Все, кроме основных. Чернов, ты далеко не убегай, нам с тобой тоже есть что обсудить.

Остались Костя, Кир и Зеля. Я, Таша, Ли и кронпринцы прочь по коридору в гробовом молчании. Гробовом…

* * *

Аркаша за рулем автомобиля брата, я рядом с ним. Саня, откинув голову на заднем сидении, сидел между Ташей и Ли.

— Ой, иди давай сюда, — Таша потянула его на себя, упирая ноги в мое кресло и создавая коленями небольшой наклон, укладывая на него окровавленную голову Сани. Прикрывая на мгновение глаза, но я успела увидеть и отвернулась, ощущая, как резонирует внутри вот то, что было в ее глазах.

— Таш, меня тошнит. — Слабо сопротивлялся Саня, но она настойчивее потянула его на свое бедро, чтобы придать голове возвышенное положение, а Ли, деловито вцепившись в его колени, перекинула их за свои, облегчая ему полулежачее положение, одновременно препятствуя любой его попытке усесться.

— Давай вот так, на бок. — Мягко повернула его голову Таша, пока я вскрывала упаковку влажных салфеток, подданных Аркашей из водительской двери, чтобы извлечь несколько и отдать Таше, начавшей стирать кровь с его лица.