На следующий день Головин уже был в состоянии спросить Карину о происхождении ключа – но это был уже следующий день, который уносил его все дальше от Белогорска. К концу поездки оформилась здравая мысль, что он вернется, примет ситуацию такой, как есть, и по ходу поймет, что делать. Все эти метания не мешали ни дорожному движению, ни переговорам, и он был горд собой, совсем как в подростковые годы, когда удавалось подавлять вспышки ярости и создавать ощущение, что ты хозяин и себе, и собственным эмоциям.

К тому же Ира Голубева, которой он позвонил с просьбой покормить собак, кота и кролика, сообщила, что там и без нее все сыты. Только Кошаня, кажется, приболел, но его лечат, и с ним сидит Каринина дочка. Услышанное показалось добрым знаком. Карина не бросила его зверинец, значит, и сама не ушла! Он был по-настоящему растроган. До сих пор ни одна живая душа не любила его дом так же, как он сам, даже тетя Зина и родители. О Кошане он совсем не волновался – что там может случиться с Кошаней, с которым никогда ничего не случалось, – и больше думал, как увидится с Кариной и как будет ее благодарить, и не важно, что она там решила.

И вот она прямо перед ним, в трех шагах! Брюнет сияет. А он, Головин, – человек-невидимка: окна у машины тонированные, вокруг полно других БМВ. Он смотрел не мигая, потом схватил мобильник. Напряженно следил, как она достает трубку из сумочки, как отвечает одними губами – и одновременно услышал ее голос. Почти прокричал, не отвечая на приветствие:

– Ты где?

– Я в Москве, в «Макдоналдсе» на Пушкинской! А ты где? Тебя так хорошо слышно! Домой едешь?

Не врет, не уклоняется от ответа, говорит то, что есть и что он видит собственными глазами.

– Ты что там делаешь?

– Делаю людей счастливыми! – смеялся родной голос. – Погибающему студенту контрольную привезла. Подожди секунду, он торопится.

Володя неотрывно смотрел на нее – лицо Карины светилось тем же особенным мягким светом, как во время разговора с Иринкой. Светилось для него – он смотрел и не верил, и уже не обращал внимания на то, как студент забирает диск и файл с листочками, расплачивается и уходит.

– Ну что, как съездил? Нормально? Все получилось? – доносились вопросы из трубки, и особенная подсветка не пропадала, и он не хотел, чтобы она исчезла, и сказал первое попавшееся:

– А ты еще не обедала? – На ее столике было пусто. – Давай куда-нибудь зайдем. Я тоже в Москве.

Она улыбнулась – ему! – и он так обрадовался, что готов был выскочить из машины.

– А ты подъезжай на Кузнецкий Мост, – предложила Карина, – мне туда по журнальным делам сейчас нужно. Там рядом «Муму», помнишь?

Володя, как всегда, перемещался в пространстве со скоростью света и уже ждал ее у входа в кафе рядом с двуногой коровой, которая здоровалась за руку с детьми и дарила им такие же белые в черное пятнышко шарики, как она сама.

Тот же зал в подвальчике, где они сидели поздней осенью после приключения в метро, даже музыка та же самая.

– Странно, что у них все время звучит эта классическая попса, да? – заметила Карина, расставляя белые тарелки с черными кляксами. – Трактир под старину, логичнее было бы, чтобы играли какие-нибудь русские мотивы, слегка стилизованные… – И стала вспоминать балалаечника из электрички.

Володя слушал, и Карина увлеклась, описывая, как забавно разгадывать знакомые мелодии в россыпи приблизительных звуков, потом спохватилась и спросила про Тверь, и теперь уже он рассказывал, а заодно про Волоколамск и Дмитров. К десерту Карина заметила, что они оба уплетают обед с завидным аппетитом и разговаривают, как будто виделись только вчера и ничего странного никогда не происходило. Она даже отодвинула чашку с желе и фруктами. Может, надо было нарисовать на лице горделивую неприступность и педантично требовать объяснений противным голосом? Но она так обрадовалась, когда он позвонил, и потом могла только радоваться! Пока ехала в метро одну станцию, почти бегом спускалась и поднималась по эскалатору…

Они не выясняли отношения, не говорили о делах, они, как когда-то давно, в самом начале знакомства, были просто мужчина и женщина, которым просто хорошо вместе сидеть и глядеть друг на друга, вместе ехать или идти, вместе обедать и разговаривать. Это было то, что не создается никакими сознательными усилиями и договорами и не может исчезнуть, как бы старательно и всерьез они ни ссорились, ни громоздили непонятности и недомолвки.

На улице, похоже, собирается дождик, и прохожие вот-вот опять начнут вспархивать и выделывать балетные па.

– А где зонтик? – спросил Володя, Карина привычно схватилась за сумку, и оба засмеялись. А ведь она недавно опять посеяла свой «зигзаг», а потом нашла – у айболитов.

Обед стремительно подходил к концу. Пить кофе расхотелось. Сейчас надо будет вставать из-за стола – и что дальше? Или это только она рада их встрече, как дурочка? Болтает всякую ерунду – а Володя ведь так ничего и не сказал. Может, ничего и не изменилось, и этот обед – на самом деле прощальный обед? Как это ей сразу в голову не пришло! Реальность и впрямь многослойна – один сидит и радуется, что они встретились, а другой – что прощаются. Сначала он сделал паузу, сообразила Карина, а теперь хочет поставить точку и решил встретиться на нейтральной территории. А если бы она оказалась в Белогорске, они пришли бы в «Три пескаря», спокойно, как воспитанные люди… Что же он все молчит и только смотрит на нее – то радостно, по старинке, то настороженно, словно с ним опять играют в циклопа, то вопросительно, как в тот скверный вечер! А может, слова и не нужны? Пора уже и ей повзрослеть, должно быть намека достаточно, а она все ждет каких-то слов!

Карина почувствовала, что в глазах темнеет, и совсем не оттого, что начинается дождь. Собраться! Сгруппироваться в полете! Программа, как всегда, одна: главное – не разнюниться, чтобы завтра проснуться как ни в чем не бывало. Да какое тут к черту завтра, и зачем оно нужно! Машинально помешала капучино с кружевной пенкой. Голубь Кофе-с-Молоком! Кошаня, Рыжий, Бублик, братец кролик – вы хоть будете обо мне вспоминать?

Но ведь то, что было только что, когда они смеялись и несли ерунду, – оно не показалось! Карина безошибочно узнавала эту безымянную силу – это опять было то самое, что само решает, когда ему вмешаться в твою жизнь. Только теперь оно не собиралось зашвырнуть ее в какую-нибудь бездну, оно выбрало их с Володей среди неимоверного количества существ, которыми управляет, и подарило друг другу. И это было главное, а не какое-то там завтра, и все остальное можно было, по словам Алика, элементарно подогнать. Но если они не поняли этого вовремя или просто не сумели принять подарок – ничего не поделать.

Значит, надо встать и уйти. Она не может сидеть здесь вечно. Журнальщики ждут. Или это опять будет упреждающий удар? А что остается, если он не желает ничего прояснять?

– Мне пора, – отрывисто сказала Карина, взглядывая на часы и не глядя на Володю. – Спасибо, что нашел время встретиться. И за обед. Обед был чудесный. И вообще все было замечательно.И быстро зашагала между столиками, соображая на ходу, что не успела ни объяснить насчет Кошани и его лечения, ни вернуть ключи. Вечно таскает с собой ненужные связки ключей от чужих домов! Но это потом, можно написать эсэмэску, послать посылку, что угодно – сейчас в самом деле важно не разнюниться и хотя бы уйти достойно, чтобы потом не вспоминать об этой сцене с вечным стыдом.

Володя выскочил следом, проталкиваясь среди людей, медленно идущих с полными подносами, а потом – среди прохожих на узкой улочке. Карина мелькнула и исчезла в стеклянных дверях какого-то офиса. Он остановился. Вот, теперь упустил! Сидел в кафе битый час, как под гипнозом, чувствуя, что может так сидеть и смотреть на нее всегда – пусть сменяются день и ночь, и времена года, – как лошадь в шорах, которая ничего другого не видит. Но Карина так ничего и не сказала и ушла без объяснений – к кому, все-таки к своему бывшему? Сплетни доползут когда-то потом, а сейчас отчетливо ощущалось только то, что она больше не с ним, и он сам это допустил, и это неправильно. Нечего было давать ей время на всякие там размышления и колебания, она сказала ему тогда – «не отпускай», и надо было не отпускать!

Карина внезапно вышла из офиса – его обдало волной воздуха от дверей – и почти бегом направилась к метро. Володя быстро перехватил ее под аркой:

– Погоди! Поедем домой! Если хочешь – поехали прямо сейчас, мне все равно, что там было, это все не важно. Поехали? Поехали совсем?

– Насовсем я к тебе уже приезжала, – устало ответила Карина без всякой иронии, аккуратно пытаясь высвободиться. – А ты передумал и смылся. Поманили чужие края.

– Да никогда я ничего не передумывал! Но видно же было, что ты все время сомневаешься! А я тебя все торопил! Так нельзя было! Ты должна была сама выбрать, что ты хочешь!

Карина озадаченно смотрела на него. Очередное мозговое завихрение, которое ей и в голову прийти не могло. Головинские дебри.

Кажется, еще не поздно наскрести остатки достоинства – и отправиться в «зефир», и жить там в гордом одиночестве, став Антониной Петровной номер два. Никто не побеспокоит.

Но невозможно же жить в таком режиме, когда ему в любой момент может что-то померещиться, а ей этой головоломки никогда не разгадать! Как будто они и не общались столько времени, чтобы научиться уже понимать друг друга…

– Что выбирать, когда я уже работу бросила и с квартиры съехала? – все-таки спросила Карина. Он был так близко, со своим лесным сосновым запахом, который не выветрили никакие путешествия, со своим взглядом, в который она опять перетекала вся без остатка. И если он сейчас же ее не отпустит, она не справится с сохранением достоинства и поедет с ним куда угодно! – Между кем и кем выбирать? У меня не так много вариантов. Тобой и бывшим мужем, который в Душанбе или не знаю где? Или тобой и Плотниковым, который в Гамбурге?