– А мы с тетей Зиной подумали, что ты здесь уже была когда-то, – вырос за плечом Володя, – только так и не вспомнили когда.

– Да нет, я просто дурачилась, – созналась Карина. – А там действительно летом хорошо чай пить.

– Мы и пили раньше. Веранда на солнечной стороне, мы ее всегда называли «сковородка» – пока тетя Зина виноградом не увила. Но и виноград не всегда спасает. А отсюда еще красивые закаты можно созерцать.

– А дом ведь, наверное, твой отец построил?

– Ну да, это его проект, а потом он еще ковырялся, все время что-нибудь улучшал, – неохотно и скороговоркой, как всегда об отце, ответил Володя. Он указал на несколько книжек, лежащих на столе: – Вот, если интересно. Все обычно смотрят. Он же начинал с книжной графики, порядочно наиллюстрировать успел. Романтические в основном картинки. Пеньки и коряги потом появились.

Карина взяла книги, полистала – Джек Лондон, Грин. Обрадовалась:

– Фрези Грант! «Бегущая по волнам»! Добрый вечер, друзья! Не скучно ли на темной дороге? Я тороплюсь, я бегу… Какая она тут прозрачная, сама как волна! Знаешь, иногда бывает, что в фильме или на картинке – совсем не такие лица, как в голове возникли, совсем непохожие, и просто досада – лучше бы совсем не рисовали… А здесь она такая, как надо!

– Ну, раз ты тоже романтик, – немного насмешливо, как показалось Карине, ответил Володя, – то открою тебе романтическую тайну – это на самом деле мама.

Он протянул ей фотографию юной черноволосой девушки с глазами широко распахнутыми и такими живыми, словно она собиралась вскочить и броситься навстречу то ли птичке из фотоаппарата, то ли кому-то за кадром. Очень похожа на Фрези, а вот на Володю…

– А папин портрет? – затребовала Карина, и Володя понимающе закивал:

– Как же, как же! Это тоже входит в программу. Сейчас покажу. Я в этот момент становлюсь экспонатом, и каждый сам решает – в мать, в отца, в заезжего молодца…

Но Карина, решительно не обращая внимания на эту невесть откуда взявшуюся иронию, рассматривала фотографии. Потом поинтересовалась, нельзя ли увидеть более ранние и поздние – и такие, где папа с мамой вместе, и такие, где они втроем, – и Володе пришлось выкапывать из кучи на полу большой альбом с дугообразными прорезями в толстых картонных страничках.

Ага, вот снимки, один черно-белый, а второй уже цветной, где и отец, и сын одного возраста. Обоим около сорока. Володя и на отца не похож, несмотря на то что оба невысокие, поджарые, с почти одинаковыми, если всмотреться, чертами лица. Но у художника темно-русые кудри вольно отпущены чуть ли не до плеч – а его наследник пострижен предельно коротко. У художника в неудержимой, чуть хмельной улыбке радость, что ему принадлежит весь этот мир, – а наследник спокойно смотрит в объектив, нимало не сомневаясь, что мир принадлежит ему, а вот улыбаться при этом не обязательно. На художнике расписной цветастый батник, явно моднючий в те времена, – на наследнике же, как всегда, что-то серенькое. Да, такую непохожесть надо было хорошо продумать и тщательно создать.

А вот отец и сын стоят, одинаково прислонившись спиной к сосновому стволу, только художник в более картинной позе. Даже пейзаж на фотографиях смутно похож. Может, и сосна та же самая?

– Семейное сходство – это не носы и уши, – пояснила Карина. – Самое интересное – в повороте головы, в улыбке, манере щуриться или откидывать волосы, в каких-нибудь непроизвольных жестах. Мы ведь можем смеяться, чихать или кусать губу, как наши предки, которые носили совсем другую одежду и ездили на совсем другом транспорте, – и понятия об этом не иметь! Может, твой Голован так же любил прислониться к сосне и погреться на солнышке…

– Ну, тогда лучше не фотографии смотреть, а фильм, где все двигаются и головами вертят. Да, есть такой, на местной телестудии сделали несколько лет назад. Голована там точно нет, а Головин Великий – пожалуйста. Мне обещали копию, все не соберусь заехать забрать… Неужели тебе в самом деле интересно? – не верил Володя, принимая увесистый семейный альбом и бросая его в кучу на полу. – А я всегда в гостях засыпаю от этого развлечения, а их вечно суют…

– Ты что творишь! – рассердилась Карина. – Зачем бросаешь! – Володина куча была не меньше Илюшкиной, но, судя по слою пыли, служила скорее «ворохом забвения».

Брошенный альбом тут же съехал и шлепнулся, взвихрив серое облако. Карина кинулась поднимать, отряхивать, собирать выпавшие снимки, попутно выговаривая:

– Разве можно швыряться родителями! Такие фотографии чудесные, с зубчиками! Надо же, всю свою жизнь – в пыльную кучу! А альбом – таких ведь больше не делают! Вот нам с Иринкой все альбомы пришлось оставить, такие же красивые. Мы бы их просто не дотащили. Фотографии только вынули, сложили в пакет… И все книжки там оставили, так жалко! А у тебя книги мхом проросли! Да еще на полу!

– Ну, я начинал разбирать и не кончил, – оправдывался Володя. – Отец новый стеллаж сделал, а книжки поставить не успел, так все и осталось. А мне сюда первое время тяжело было заходить, да и до сих пор кажется, что он вернется и сам все доделает. Он терпеть не мог, когда у него копаются, особенно тетя Зина – она и сейчас не заходит, вот все и… Слушай! – нашелся он. – А помоги мне как-нибудь разобрать это безобразие! Тут книжки в основном по искусству, ты же в этом понимаешь! Можешь взять себе, что захочешь, – отец очень приличные издания покупал. А то правда все так запущено…

– Ну да, нечего даром чай пить, – ввернула Карина. – Трудовая повинность – дело справедливое!

Володя растерялся:

– Это я так, ты извини… Тетя Зина тоже не хочет. Они с отцом ох как не дружили, и она наотрез… А чай… черт, совсем забыл, ты же с мороза!

– Да разберем мы твои богатства! – расхохоталась Карина. – Мне в книжках в радость покопаться, вот приду пораньше как-нибудь… А сейчас благодарю за экскурсию и позвольте снять перчатки! – Она показала руки, которые до кончиков пальцев были словно в серой замше.

– Вот сюда, – заторопился Володя, – не надо вниз, вот здесь можно руки помыть!И Карина оказалась в ванной комнате, колючий блеск которой после спокойных деревянных панелей и приглушенных тонов кабинета бил по глазам. Сюда, судя по надраенности всех поверхностей, тетя Зина заходить не отказывалась. И команда гостей тогда больше интересовалась новой суперсовременной сантехникой, чем пылью веков. А Карину восхитили стены, выложенные радостной желтой плиткой. Как это правильно в краю, где хронически не хватает солнца! А в плотниковской квартире, и в теткиной тоже, ванные льдисто-голубые – уже при входе ежишься и замерзаешь… Хозяин стоял в дверях, следя за ее реакцией, и, увидев, что ей понравилось, тоже начал улыбаться.

– Володя! – привела его в чувство Карина и указала подбородком: – Догадайся завернуть мне рукава и кран открыть, я же все перепачкаю! – и с удовольствием наблюдала, как он сосредоточенно, не поднимая глаз, заворачивает ей рукава сначала на правой, потом на левой руке. Как здорово его смущать!

Карина с чашкой в руках сразу же пристроилась к камину. Незаметно взглянула на часы – ничего, еще есть время до шестичасовой электрички. Что это на полу – сосновые шишки?

– И кто из вас их ест?

Володя бросил шишку в огонь – она вспыхнула и затрещала.

– Красиво, – согласилась Карина, пододвигаясь вместе с креслом еще ближе к теплу, – а Кошаня, недовольно тряхнув ушами, соскочил с коленей.

– Боится. В детстве усы подпалил. Столько лет, а никак не привыкнет, – проводил его глазами Володя, тоже устраиваясь рядом с огнем.

– А сколько ему?

Хозяин принялся считать, но усомнился:

– Да нет, столько не живут. Но кошка его принесла, когда я только работать начинал после института. Самый захудалый был, мама его пожалела и оставила.

О маме, в отличие от отца, он говорил охотно. Она вечно возилась с разными зверушками, все время кого-то подбирала и выхаживала и, когда уже родился Володя, выучилась на ветеринара. А зверье продолжало на нее сыпаться со всех сторон. Бублик, например, оказался подкидышем. Коробку со щенками поставили зимой у двери ветклиники.

– Они утром приходят – подарок. Там еще зоомагазин был, но нельзя же их, приблудных, продавать. Ну, мама бегала, пристраивала по знакомым, а этот остался, захудалый, – конечно, его домой взять. В коробке из-под обуви умещался. Кто бы мог подумать, что из него вырастет… да ты видела: если на задние лапы поставить – будет человек.

Точно так же Володина мама принесла непроданную в зоомагазине крысу – та всех кусала, и никто не хотел ее покупать.

– Мама ее пожалела! А крыса перекусала нас всех и на другой день разродилась – потому, наверное, и была такая агрессивная. Пока мы одних крысят пристраивали, другие быстро взрослели и сами обзаводились детьми. Крысиная популяция росла с чудовищной быстротой. Мы просто не знали, что делать! У всех соседей, друзей, знакомых и родственников уже было по крысе. У моих друзей – тоже. И у тети Зининых сослуживцев. И у папиной богемной компании. В зоомагазине сжалились и против правил взяли крыс на продажу. А мама принесла домой пару хорошеньких белых мышек…

Мыши тоже дали потомство, но тут случилась трагедия: кот съел мышь-маму. Бесполезный папа метался вокруг плачущих детенышей, но накормить их не мог. Володина мама – тоже, хотя сначала и пыталась – из пипетки. Но ничего не вышло – это только котенка можно так выкормить, – и белые мыши у Головиных печальным образом перевелись.

– Представляешь, мышат – из пипетки! В этом вся мама. Люди котят и щенков топят без всяких комплексов…

Но тут заболела та, самая первая, пракрыса.

– Какая-то опухоль образовалась. Никто не знал, как лечить, что колоть, в каких дозах. Подозревали, что это вообще не лечится. Проще простого – в ведро с водой, чтобы не мучилась. Но мама с коллегами начала экспериментировать – и, представляешь, вылечила крысу! Думали просто попробовать, все равно хуже не будет. А она долго потом жила. Пока кот не съел.