Несколько минут женщины шли молча, погрузившись в собственные мысли. Сабина не видела Робера уже месяц и была рада этой передышке. Слишком уж стремительно развивались их отношения, а она не желала привязываться к женатому мужчине.

В начале зимы пришло известие о том, что королевские войска одержали окончательную победу в Лангедоке. Воины возвращались домой, поэтому граф де Дрё, как и другие крупные военачальники, был очень занят.

— После проведенной в спешке коронации сильнейшие вассалы начинают приходить в себя, — перешла королева к волновавшей ее теме. — Пьер Бретонский и Гуго де Ла Марш открыто требуют дать им земли, обещая в благодарность признать меня регентшей. Хорошо, что я успела одарить Филиппа Юрпеля графством Сен-Поль и несколькими замками. Впрочем, мысли и действия Филиппа угадать несложно, его патологическая жадность известна всем! Стоило немного его подмаслить, и они с супругой Матильдой тут же принесли оммаж королю.

— А что с графом Фландрии? Вы договорились с Жанной?

— Переговоры о его освобождении начались еще при жизни моего супруга, так что точка поставлена как нельзя кстати. Мы обсудили сумму выкупа — пятьдесят тысяч ливров. Половину графиня Жанна уже внесла, вторую половину заплатят города Фландрии. Ферран с женой также дали клятву верности мне и королю. Это нужно отметить! Поэтому, мадам д’Альбре, готовьте праздничный наряд — вас ожидает рождественский пир во дворце. Траур по Людовику Льву все еще продолжается, поэтому особых увеселений не будет, но новый король должен показать себя миру.

Большой дворцовый зал, украшенный к Рождеству, поражал своим великолепием. Стройные колонны с резными капителями поддерживали высокий сводчатый потолок, с которого свисали гигантские люстры с восковыми свечами. Многообразие мраморных скульптур, освещенных позолоченными канделябрами, вызывало головокружение. Библейские персонажи, увековеченные умелым живописцем в ярких настенных фресках, казалось, ожили в неверных бликах горевших факелов и смешались с живыми людьми.

Королева Бланка присутствовала на пиру в белых вдовьих одеждах, которые не снимет уже до самой смерти. Гости, однако, уставшие от войны и траура, принарядились. В диадемах, перстнях и серьгах сверкали драгоценные камни, соперничая с переливающимся дамастом и мерцающей парчой. В бесчисленных огоньках свечей золото сияло повсюду: на груди, запястьях и женских волосах. Ослепительные женщины и холеные мужчины — цвет французского общества — расселись за двумя рядами приставленных друг к другу столов согласно протоколу, который был составлен кравчим Робером де Куртене.

Отсутствие развлечений компенсировала изысканная кухня. На белоснежных скатертях стояли серебряные блюда с запеченными поросятами, фаршированными щуками и нежной форелью. Королю, восседавшему рядом с матерью на возвышении за отдельным столом, виночерпий налил легкого, сильно разбавленного вина. Луи поднял чеканный кубок, и пир начался. На балконе негромко заиграла музыка.

Потянулась бесконечная вереница лакеев, идущих попарно. Слуги несли на огромных подносах тушеную оленину в вишневом соусе, горы жареных куропаток и утопающих в собственном жиру каплунов, маринованную семгу и пирамиды из устриц. Даже обычные сыры, пироги, каши, паштеты и фрукты были украшены весьма замысловато, и с первого взгляда невозможно было угадать, что это за блюдо. Десятки вин, от сладкого тягучего до озорного молодого, заманчиво плескались в серебряных кувшинах.

Из-за отсутствия жонглеров, танцовщиц, акробатов и шутов пиршественный зал казался непривычно пустым, и гости вскоре разбились на отдельные группы и завели неспешные беседы. Наиболее азартные устроили мини-турниры в кости или шахматы.

Женщины собрались возле королевы, присевшей на мягкий табурет у гигантского камина. Ближе всех к Бланке стояли Жанна Фландрская и Матильда де Даммартен. Сабина, соблюдая субординацию, держалась немного поодаль, среди придворных дам, и украдкой рассматривала графинь. Обе были ее сверстницами, однако рядом со свежей прелестью Бланки, которую беременность очень украшала, выглядели довольно блекло.

Оживленно разговаривая, рядом с баронессой прошли Матье де Монморанси и граф де Дрё. Последний замедлил шаг. Он устремил на Сабину ласкающий взгляд и нежно улыбнулся ей. Она вспыхнула алым румянцем и, скрывая волнение, опустила глаза. Его знаки внимания были столь откровенными, что не вызывали ни малейших сомнений.

— Все прибыли с супругами, один Робер осмелился нарушить королевский протокол, — не удержалась от язвительного замечания графиня Матильда.

— Он утверждает, будто Аэнор больна. — Луиза д’Энви тут же встала на защиту графа, которого обожала.

— Ах, как вовремя она подхватила простуду!

— Как странно: два родных брата, один верен королю, другой же открыто заявляет о своем неповиновении. — Графиня Фландрии, желая избежать ссоры, попыталась сменить тему.

— Ваше величество, заведите себе еще одну привлекательную зеленоглазую конфидентку, — ироничный смех Матильды прозвучал почти неприлично, — глядишь, и остальные вассалы позабудут о мятежах!

— Я бы с удовольствием воспользовалась вашим советом, графиня, но сколько ни всматриваюсь в окружающих, не могу найти второго столь же прекрасного лица, — тут же парировала Бланка, решив не заострять внимание на дерзкой реплике графини, дабы не потревожить едва установившийся шаткий мир.

Со всех сторон донеслось приглушенное хихиканье. Сабине польстила решительная защита королевы, но, вглядевшись в лицо Матильды, перекошенное от злобы, баронесса поняла: отныне у них с Бланкой появился враг.

***

— А провинциалочка-то держится стойко! — донеслось до Робера, незаметно приближавшегося к группе рыцарей.

Мужчины, очевидно, обратили внимание на пылкие взгляды, которые он бросал на мадам д’Альбре, и теперь вовсю обсуждали пикантную новость.

— Думаю, еще пара штурмов — и крепость падет!

— Не уверен. И готов поспорить на свой кинжал, что на сей раз Роберу не удастся оседлать необъезженную кобылку! — развязно ухмыльнулся Ангерран де Куси и коснулся висевшего у него на поясе великолепного клинка в дорогих позолоченных ножнах.

— Необъезженную? — удивился далекий от столичных сплетен Аршамбо де Бурбон. — Но ведь она уже побывала замужем!

— За стариком! Что он мог ей дать? Хорошенькая баронесса д’Альбре, словно девственница, робеет перед откровенными мужскими взглядами. Лань в лесу не трепещет так при виде лучника. — Ангерран захлебывался от злобного цинизма.

— Какой именно кинжал вы готовы поставить на кон, мессир? — Молоденький рыцарь, желая подольститься к прославленному воину, решил подыграть ему, но тут же осекся: рядом стоял Робер, устремив на него холодный взгляд.

— Вы, молодой человек, не имею чести вас знать, нуждаетесь в хорошем оружии? — с пугающей вежливостью уточнил де Дрё; только подергивающееся веко, как обычно, выдавало его сильное волнение. Шевалье, с трудом подбирая слова, попытался сказать что-нибудь в свое оправдание, но граф уже обратился к барону де Куси: — У меня к вам предложение, ваша милость. Если можно, я хотел бы побеседовать с вами без свидетелей.

— Извольте, — с напускной бравадой согласился тот.

Робер знал, что его кузен привык всегда быть первым, и завидовал его славе женского любимца. Ангеррана дамы почему-то не жаловали, хоть он и был высоким и статным и имел привлекательное лицо с широкими скулами и орлиным носом. Такой тип нравится женщинам. Но в де Куси женщин, очевидно, отталкивал высокомерный взгляд и снисходительное отношение к ним. Робер же всегда демонстрировал уважение к дамам.

— Настойчиво советую вам извиниться за оскорбления в адрес баронессы д’Альбре. То, что предметом вашего пари был и я, — прощаю!

Они уже выходили из парадного зала и со стороны напоминали приятелей, беседующих о погоде.

— С какой стати? Вам не понравилось, что я назвал ее кобылкой? Так я всех жен…

— Выбирайте оружие! — Робер прервал этот поток высокомерных слов. Он был весьма красноречив в дамском обществе, но на дух не переносил мужской болтливости.

— Меч! — Ангерран закусил удила.

— И без щита!

— Согласен, — с заминкой ответил опешивший де Куси. Драться без хауберка и щита с де Дрё, слывшим великолепным воином и унаследовавшим таланты отца и дяди?.. Но барон не привык отступать. — Кого мы пригласим в свидетели?

— Никого — я на этом настаиваю. Мы в гостях у короля; негоже омрачать его радушный прием.

И, приказав оруженосцам принести мечи, бретеры направились в Большой внутренний двор, где поздним вечером было безлюдно.

Даже самому себе Робер не смог бы объяснить, зачем ввязался в ссору, ведь оскорбление было довольно надуманным. В мужской компании можно услышать и более крепкие выражения. Но Ангерран попал в точку, и граф разозлился. Ему и вправду пока не удается… как он там сказал? Оседлать кобылку! Вчера вечером де Дрё хотел увидеться с Сабиной, однако ее служанка ответила, что госпожи нет дома. Возможно, это действительно было так, но Робер чувствовал — баронесса его избегает. Подобного афронта с ним еще не случалось. Но и это не главное! Граф сознавал, что эта женщина мила ему, как ни одна другая. Он влюбился в нее горячо, беззаветно! Новое, непривычное чувство злило его, но было божественным.

А потому, ощутив в руке приятную тяжесть любимого меча, де Дрё ринулся в атаку первым и сделал несколько запальчивых выпадов. В таком состоянии легко было совершить роковой промах. Ангерран с улыбкой контратаковал его. Брызнули яркие искры, высекаемые сталью; оруженосцы, освещавшие факелами бой с двух сторон, едва поспевали за господами.

Робер с трудом отразил мощный удар, приняв его на грань возле самой гарды, и пришел в себя. Так и меч можно испортить, и головы лишиться. А потому он отбросил мысли о Сабине, сосредоточившись на клинке и бое. Это ему помогло: он начал теснить барона. На полпути перехватывая лезвие противника, Робер делал один стремительный выпад за другим. Нанося удары с разных сторон, он загнал неистово оборонявшегося Ангеррана в нишу между коновязью и телегой с сеном, которую не успели разгрузить днем. Оценивая свое положение, барон на биение сердца отвлекся. Этого оказалось достаточно. Молниеносным подкручивающим движением меча Робер выбил клинок у него из рук и, тут же перевернув оружие рукоятью вперед, в запале нацелился ему в лицо. Но рука вовремя скользнула вниз, и удар пришелся в плечо. Барон с глухим шлепком врезался в стену. Подобный финал вмиг отрезвил бретеров, с которых, несмотря на мороз, стекал обильный пот.