— Я не знаю кто.

— Как это, не знаешь?

– Я встречалась с ними двумя одновременно. Что тут непонятного? — Кэндис повысила голос, в груди уже стоял ком, слезы готовы были пролиться в любой момент, и вот, видимо, он пришел.

— Я люблю их, люблю давно, с самого детства. Вернувшись в город, думала, что все это детские фантазии, а оказалось, что нет. Я люблю до того, что мне больно внутри. Я не знаю, может, моя любовь неправильная, ее никто не поймет, и она не принесет мне счастья, но это так.

Кэндис все-таки заплакала, Лукас пытался обнять ее, но она начала сопротивляться и вырываться.

— Ну, что ты, Конфетка, не расстраивайся, не плачь, маленькая, — Лукасу удалось с ней справиться, Кэндис уткнулась ему в грудь, всхлипнула, крепко обняла. — Ты же знаешь, мы любим тебя. Мы не играем, не обманываем тебя.

Он нежно гладил ее по распущенным волосам, прижимал крепче, успокаивая. От ее слез ему самому становилось больно.

— Так, кажется, я понял. Паркеры в своем репертуаре, что ваши деды выкинули фокус, от которого был в шоке весь город и округ, теперь вы. Вы хоть подумали о девочке, на что вы ее обрекаете? Это сейчас у вас гормоны и любовь, а что будет дальше? Ваша любовь может лопнуть, как мыльный пузырь. Стивен и Ричард были порядочными людьми, я знал их лично, они через многое прошли и безумно любили Барбару, того же я не могу сказать о вас. Лукас поимел весь город, Шон замкнут и нелюдим. Ваша мамаша со свету сживет девочку. Вы об этом подумали?

— Подумали, — Шон ответил громко и уверенно. — Все будет хорошо, шериф, главное, чтоб наша девочка верила в это и верила нам.

Глава 47

— Как я выгляжу?

— Конфетка, ты самая красивая девушка на свете, я уже говорил тебе это раз сто.

— Да, Лукас, но я так нервничаю.

— Мы говорили тебе, не стоит этого делать. Все будет хорошо, поверь.

— Вот, меня опять тошнит, это уже от волнения.

Кэндис стояла у зеркала в небесно-голубом платье под цвет ее глаз: узкий лиф, расклешенная юбка до колен. Ладони потели, она провела ими по талии, разглаживая ткань и расправляя подол. Через большое зеркало на нее смотрела красивая девушка: светлые волосы длинными прядями спадали до самой талии, большие глаза и губы с нежным розовым блеском.

Прошло уже три недели после ее неудачного побега из города, от братьев Паркеров и от самой себя. Буря эмоций, противоречий и сомнений навалились тяжелым грузом, но, вроде бы, все нормализовалось. Она, как ни странно, обрела свою семью, отца и брата, но все еще не могла привыкнуть к этому.

Было безумно стыдно после того откровения в кабинете шерифа о том, что она любит и встречается сразу с двумя мужчинами, да к тому же родными братьями. Но Джим воспринял это вполне адекватно, чего не скажешь о Рике. Они долго спорили, все на повышенных тонах, и снова чуть не дошло до драки. Тогда Кэндис опять стало плохо, и если бы не ее почти обморочное состояние, то мордобоя прямо в полицейском участке было бы не избежать.

Снова госпиталь, в который ее повезли уже Паркеры, хотя она сопротивлялась, снова анализы. Но все было не так страшно, как казалось и как думали Шон и Лукас, носясь с ней, как с хрустальной вазой. И вот она уже три недели живет в доме Барбары Паркер и даже спит одна на большой кровати, потому что доктор сказал о нежелательности интимной близости пару недель.

Первую неделю Кэндис боялась всего, неизвестных звонков, боялась визита миссис Паркер с ее очередными угрозами и такой горькой правдой, что она непременно вылила бы на нее о недостойности ее сыновей. Но все было тихо, и она расслабилась. По утрам как обычно тошнило и кружилась голова, но доктор сказал, что это вполне нормальная реакция организма на беременность, в первый триместр все примерно так и протекает у большинства женщин.

А еще ей жутко хотелось секса, даже в этом самой себе признаться было стыдно. Кэндис просыпалась среди ночи оттого, что так сладко тянуло живот, и грудь была такой чувствительной к ткани, что хотелось раздеться. Но ни Шон, ни Лукас, словно сговорившись, не приближались к ней и не касались ее. Нет, они очень заботились, опекали, оберегали, но ничего того, что было раньше не происходило между ними, словно она их младшая непутевая сестренка, это начинало раздражать.

Вот и сейчас, стоя перед зеркалом, Кэндис оглядела себя, остановилась взглядом на животе, провела по нему рукой, посмотрела на сидящего в кресле сзади нее Лукаса, он что-то рассматривал в телефоне. Доктор сказал, что срок всего около семи недель, живота еще не было видно, но то, как она себя чувствовала, было необычно.

— Лукас.

— Да, Конфетка.

— Я могу попросить тебя сделать мне какао?

— Да, конечно

Лукас ушел, а девушка сняла купленное платье, оставшись в одном белье, аккуратно убрала его в большую гардеробную, в которой теперь висели ее новые вещи, купленные братьями Паркерами. Любая девушка чувствовала бы себя золушкой, но только не она. Не хватало именно того, что было раньше: страсти, желания, влечения, огня в глазах ее любимых мужчин, а не страха за ее здоровье каждый раз, когда ее тошнит.

Грудь снова болезненно ныла в кружевном бюстгальтере, сняла его, сжала руками, чуть надавив на соски, по телу пронеслись мурашки. Хотела принять душ, но, накинув халат, спустилась вниз, на кухню.

Лукас стоял к ней спиной, наверняка готовил какао, без рубашки, широкие плечи, узкая талия, низко сидящие джинсы.

— Лукас.

— Да, малышка, твой какао почти готов.

Подошла совсем близко и провела рукой по теплой коже. Прижалась, поцеловала спину, Лукас напрягся.

— Ты больше не хочешь меня?

– С чего ты так решила? — он резко обернулся, по столу что-то зазвенело, посмотрел на девушку, прямо в глаза.

— Потому что это так. Ни ты, ни Шон больше не прикасаетесь ко мне, словно я больная.

— Господи, да что ты такое говоришь, малышка, — Лукас засмеялся, поправляя ее волосы. — Ты даже не представляешь, как я хочу тебя, но доктор сказал подождать.

— Девять месяцев? Вы будете ждать девять месяцев?

Кэндис распахнула халат, соски были напряжены, торчали острыми вишенками, грудь стала больше, налилась возбуждением.

— Черт, маленькая, а вот это запрещенный прием. Ты не представляешь, как гудят мои яйца все это время. Я даже передергивал несколько раз в душе.

— Какой ты пошляк. Поцелуй меня.

— Я поцелую, но уже не остановлюсь.

Лукас жадно рассматривал ее грудь, боясь к ней прикоснуться, словно это будет его точкой невозврата к тому, что и так неизбежно произойдет. Накрыл упругие полушария ладонями, член стоял, больно упираясь в молнию джинсов.

Кэндис не успела опомниться, как оказалась сидящей на столе, а Лукас уже покрывал поцелуями ее шею, плечи, грудь, вбирая в рот чувствительные соски. Его руки были везде, послышался треск рвущейся ткани, и вот уже на ее припухших половых губах его пальцы.

— Нереально сладкая Конфетка. Как же я скучал по тебе. Такая уже мокрая…черт, малышка…как же я хочу тебя.

Лукас растирает возбужденный клитор, Кэндис дергается, словно от тока, удовольствие проносится по телу. Она зарывается пальцами в его волосы, притягивая к груди, подставляя ее для откровенных ласк.

— Да, да….мммм…Лукас… господи. Хочу тебя…хочу.

— Шон меня убьет, нельзя, маленькая.

Снова сильное нажатие на клитор, Кэндис шире разводит бедра, двигается на встречу ласкам, что дарит ей Лукас. Прикусывает губу, ведет попкой, удовольствие обрушивается неожиданно, она кончает, Лукас с силой втягивает сосок, растирая клитор, продлевая ее оргазм. Кэндис кричит, сердце готово вырваться из груди.

— Малышка, ты сведешь меня с ума. Черт, сейчас кончу сам.

— Пожалуйста, Лукас.

Кэндис сама не знает, что просит, но ей так необходимо чувствовать его, подарить ему удовольствие. Сама пытается расстегнуть ремень и молнию, но руки, как и тело, все еще трясет после оргазма. Лукас помогает, она смотри на возбужденный член, проводит по нему несколько раз рукой, размазывая влагу по крупной головке.

— Да, сладкая, вот так, потрогай его.

— Нет, я хочу чувствовать тебя. Совсем немного.

Лукас готов сопротивляться, но это выше его, аккуратно входит, заполняя узкое лоно девушки собой только наполовину. Стонет, упирается лбом ей в плечо, у него, наверное, целую вечность не было секса, он так нереально хотел свою Конфетку все это время. Сейчас достаточно всего пары движений и он кончит.

Проникает чуть глубже, несколько толчков, но этого мало, необходимо еще, сильнее, глубже. Кэндис двигается навстречу, но Лукас, словно специально, все делает медленно и не глубоко.

— Сильнее, Лукас….аааа…сильнее.

— Нет, малышка, нельзя. Дьявол, какая же ты узкая и горячая.

Еще несколько толчков, Кэндис ловит момент, когда член внутри нее набухает еще больше, Лукас до хруста сжимает ей плечи, впивается в губы, кончает. Теплая сперма орошает ее лоно, толчки выталкивают ее наружу, тело вибрирует, но оргазм так и не приходит.

— Люблю тебя, малышка. Прости, не мог больше держаться. Ты безумно сексуальная.

— Лукас, — берет его лицо, смотрит в синие глаза. — И я люблю тебя.

— Я знаю, Конфетка, знаю, — так задорно улыбается.

Лукас медленно вынимает член, смотрит на то, как вся киска девушки перемазана его спермой. Стирает ее бумажным полотенцем, Кэндис следит за его движениями, а саму все еще потряхивает от возбуждения. Поднимает голову, смотрит за спину Лукаса, там, совсем рядом, стоит Шон. Они даже не слышали, как он зашел.

Он странно смотрит, в глазах чистый огонь, медленно снимает футболку, отбрасывает в сторону. Наконец-то она видит в его глазах не трепет и заботу, а страсть и желание.

— Иди ко мне, девочка.