Нужно что-то делать, нельзя просто играть и думать, что все закончится, что пройдет то влечение, которое есть у него к ней. Лукас, черт, этот мальчишка просто так не сдастся, он хочет быть с Кэндис, это видно. Он очень сильно изменился, повзрослел, хотя и так здоровяк, но уже нет того ребячества и насмешливого отношения ко всему. Он так смотрит на Кэндис, в глазах тревога, забота и …желание. Такое же, как и у него.

— Ты, может, хочешь есть?

— Нет, не хочу. Только пить.

— Что хотел шериф?

— Лукас, я не знаю, он пришел, сказал, что Гарри задержал патруль, отчим что-то говорил о матери, что он потерял ее. Он так ничего и не успел сказать, я упала в обморок.

Лукас потрогал ее лоб, убрал волосы с лица. Кэндис улыбнулась, он был такой забавный, челка постоянно падала ему на глаза, в синих глазах тревога, такой большой и такой трогательный. Он склоняется ниже, к самому лицу, проводит губами по ее виску, щеке, его дыхание теплое, а губы горячие.

— Я так скучал.

— Мы виделись только днем.

— Прошла целая вечность.

Улыбается, целует, приподнимая подбородок. Кэндис моментально растворяется в этом поцелуе, отвечает, зарываясь пальцами ему в волосы, стонет.

— Малышка, перестань стонать.

Но сам углубляет поцелуй, лаская языком рот, пьет ее стоны и всхлипы. Она так легко распаляется в его руках, Кэндис чувствует, как затвердели соски, налилась грудь и ей тесно в белье, хорошо, что его на ней оставили.

— От тебя невозможно оторваться. Ты знаешь об этом, Конфетка?

— Знаю, ты говорил.

Небольшая пауза, губы теперь уже скользят по шее, сильные руки сжимают талию. Лукас усаживает ее на себя сверху, колени широко раздвигаются, сорочка задирается, обнажая упругую, хорошенькую попку в розовых трусиках.

Шон видит это в зеркало заднего вида, его член давно стоит. Он прекрасно все видел и слышал каждый стон Кэндис, сильнее сжал руль, прибавил газа. А руки Лукаса уже наминали ягодицы, оттягивая в сторону мешающую ткань. Пальцы скользнули по раскрытому лону, собирая и размазывая по половым губкам влагу возбуждения.

Кэндис вскрикивает громче, когда Лукас задевает клитор.

— Дьявол, такая мокрая малышка.

Снова накидывается на ее губы, продолжая натирать клитор. У самого член начинает пульсировать, имитирует движения, давая девушке почувствовать, как он возбужден, трется о ее бедро.

Кэндис снова потеряла голову, кожу словно покалывало иголками, тело накрывает волной удовольствия, оно идет от кончиков пальцев Лукаса, которые так бесстыдно ласкают ее в самом чувствительном месте. И ей не важно, что рядом Шон, наоборот, она еще хочет его руки, его поцелуи и ласки. Она двигает попкой, сама трется так, как хочет, такая раскрепощенная в своих движениях. Два пальца проникают во влагалище, она прикусывает губу и медленно оседает на них.

— Лукас, пусть малышка кончает, — хриплый голос Шона проходит по всему телу, от него бегут мурашки.

— Черт, дурацкая сорочка.

Лукас силой дергает завязки, вырывая их с нитками. Бросает эту ненужную тряпку в сторону, тут же опускает бюстгальтер. Упругая грудь с твердыми вишенками сосков идеально ложится в его ладонь, мнет ее одной рукой, второй продолжая массировать стеночки влагалища. Кэндис ерзает, кричит, когда Лукас кусает сосок, он такой чувствительный.

— Ты такая красивая, такая сексуальная, малышка. Кончи для нас, Конфетка.

Проникает чуть глубже, Кэндис прижимается к нему плотнее, ткань рубашки царапает грудь, коса окончательно растрепалась, рассыпая длинные волосы по спине, она все активнее крутит попкой. От того, что видит Шон, кровь кипит в венах, его член сочится, он чувствует, как намокает белье. Очень трудно смотреть на дорогу, а не на девушку.

Кэндис откидывается назад, Лукас ласкает грудь, а она начинает кончать, цепляясь за его плечи. Внутри все вибрирует, тело накрывает горячей волной, его колотит. Лукас все продолжает ласкать ее, удерживая на себе, сходя с ума от ее откровенного и чистого оргазма.

— Конфетка, ты безумно красиво кончаешь. Хочу, чтобы ты кончила на моих губах.

— Лукас, перестань, ты смущаешь меня, — тяжело дышит, прячет лицо на его груди.

— Ты только что испытала оргазм на моих пальцах, Шон чуть в аварию не попал, мой член стоит колом, а яйца гудят. И ты все еще смущаешься?

Она успокаивалась в руках Лукаса, тот гладит ее по спине. Шон поправил возбужденный член, вытер пот со лба, свернул с дороги.

— Куда мы едем?

— Сейчас увидишь, только давай ты оденешься, малышка, мы почти приехали.

Не прошло и трех минут, как машина затормозила, Кэндис достала из пакета платье, надела его, собрала туда остальные вещи. Ей помогли выйти, но, посмотрев на свои ноги, девушка снова полезла в пакет, чтобы надеть туфли, но Лукас подхватил ее на руки.

— Я донесу тебя. Хочешь, я буду всегда носить тебя на руках?

— Нет, Лукас, всегда не надо.

Они шли за Шоном по выложенной камнем дорожке, поднялись на большое крыльцо, Кэндис ничего не могла толком разглядеть, лишь то, что крыльцо скрывали ветки большого дерева, и пахло цветами. Шон открыл дверь, зажегся свет, они шагнули в дом.

Небольшой холл, старые, выцветшие от времени обои. Лестница, ведущая на второй этаж, с резными перилами, большая люстра над потолком, на стенах много черно-белых фотографий в старых рамках.

Лукас опустил ее на пол, сам прошел направо, видно, что там была гостиная. Кэндис пошла за ним, внимательно все рассматривая. Снова старая, но хорошо сохранившаяся мебель, картины на стенах. Камин, над которым висел портрет пожилой женщины.

— Шон, чей это дом?

— Ты боишься?

Он подошел ближе, приобнял девушку за талию, развернул к себе, внимательно разглядывал ее лицо. Глаза Кэндис блестели, губы чуть припухли от поцелуев Лукаса, ему самому безумно хотелось поцеловать ее.

— Нет, я с тобой ничего не боюсь, но мне было страшно, что вы подеретесь с Риком.

— Я не собирался с ним драться.

— Со стороны было видно, что ты готов избить его. Он ведь офицер полиции, а у тебя могут быть проблемы потом.

— Какая ты забавная, малышка, волнуешься за меня.

— Конечно, волнуюсь, — Кэндис провела по его щеке рукой, царапая ладонь отросшей щетиной.

Мужчина берет ее ладонь и целует. Сердце замирает, в груди разливается тепло. Шон редко бывает таким нежным и так открыто показывает свои чувства. Рядом с этой девочкой он совершенно другой, его сердце бьётся чаще, его душа живет.

— Так чей это дом?

— Мой. Точнее, нашей бабушки по линии отца. Барбара Элизабет Паркер, это ее портрет, — Шон кивает в сторону камина. — Она завещала его мне. Барбара была безумной авантюристкой, много путешествовала, а этот дом построили лет пятьдесят назад, она наотрез отказывалась жить в центральном поместье, считала, что это пережитки рабовладельцев.

— Интересная, должно быть, была женщина.

— Да, очень. Я сейчас сделаю то, что хотел сделать несколько дней, только не останавливай меня, — голос низкий, от него вибрирует воздух.

— Что?

Кэндис смотрит в его темные глаза, в них уже горит огонь, облизывает пересохшие губы, Шон следит за ее язычком и тут же целует ее. Так жадно, так жарко. Не поцелуй, а чистый голод. Он забирает весь кислород, вместе с душой, вместе с сердцем, всю, без остатка.


Глава 38

— Шон, Шон, остановись.

Кэндис прижимает пальцы к его губам, прерывая поцелуй. Сама, так же, как и он, тяжело дышит.

— Тебе нехорошо? Что случилось?

— Да все хорошо со мной. Почему все так озабочены моим здоровьем и состоянием? Мне надо в душ. Здесь есть душ или ванна, от меня так пахнет лекарствами и больницей.

— Хорошо, пойдем.

— А где Лукас? Куда он ушел?

— Где-то здесь, далеко он не уйдет.

Шон вел девушку наверх по лестнице, Кэндис хотела разглядеть фотографии, висящие на стене, но не успевала. Они прошли в спальню, первое, что удивила Кэндис, — это большая, просто огромная кровать. Но она не стала задавать вопросов. Светлая ванная комната тоже была приличных размеров, душевая кабина в шоколадных тонах, с выступом на стене, она видела такое впервые.

— Вот, здесь есть все, что нужно. Мне остаться?

Шон смотрел на нее так, что сердце отбивало бешеный ритм, он сжимал ее ладонь и ждал ответа.

— Да, — сказала чуть слышно, а сама улыбнулась.

Кэндис стянула через голову платье, оставаясь перед мужчиной в одних трусиках, затем медленно сняла и их. При этом прикусывая нижнюю губу и явно заигрывая с Шоном.

— Ты меня соблазняешь, Конфетка?

— А ты как думаешь?

— Думаю, что да. Но, малышка, — это опасно.

Кэндис ощущала себя такой открытой, раскрепощенной, даже немного распутной рядом с братьями Паркер. Она и не думала, что способна на такое: провоцировать и соблазнять. Но это было невероятное чувство власти над этими сильными мужчинами. Шон склонил голову и улыбнулся, глядя на то, как Кэндис легкого отбросила в сторону трусики и, виляя попкой, прошлась за двери душевой. А потом, уже сквозь стекло, как она включила воду, и та побежала по ее стройному телу.

Пуговицы рубашки не хотели расстегиваться, Шон рванул их, выдирая с нитками. Быстро снял джинсы и белье, член стоял, подрагивая при ходьбе. Кэндис чуть отошла назад, смотрела, как мощная фигура Шона надвигается на нее. От предвкушения того, что будет, потянуло низ живота, как её киска наполняется возбуждением.

— Ты этого хотела, малышка? Свести меня с ума?

— Да, я только этого и хочу последнее время.

Шон несколько секунд стоит под струями воды, пожирая взглядом Кэндис, ее торчащие соски, они так манят взять их в рот, животик, половые губки, которые припухли и так отчетливо просматриваются. Резко оказывается рядом, подхватывает Кэндис на руки, усаживая на выпирающий выступ на стене, накрывает ее губы своими.