Джим Робертс разговаривал с дежурным врачом центрального госпиталя, куда он привез Кэндис два часа назад. Девочка так и не пришла в сознание, а его сердце сжималось от боли и бессилия, что он ничем не может ей помочь.

— Что с ней?

— Рик, что ты здесь делаешь?

Джим не особо был удивлен появлению в госпитале сына, по работе здесь приходилось бывать часто. Он был взволнован, таким Рика можно увидеть не часто.

— Что с Кэндис, это ты ее привез?

— Да, я приехал поговорить о ее отчиме, она упала в обморок.

— Черт! — Рик отвернулся, прошелся по коридору, Джим внимательно рассматривал сына, и та догадка, что пришла ему в голову, ему не понравилась.

— С ней все хорошо, показания в норме, она еще не приходила в сознание, это беспокоит.

— Зачем ты к ней поехал? Что хотел узнать?

— Скажи, зачем ты здесь? У тебя что-то есть с этой девочкой?

Джим сжал челюсть, подошел ближе, преградив сыну дорогу. Рик посмотрел с вызовом, не отводя глаз, в упор. Ему было все равно, кто там и что скажет, ему нравилась Кэндис, очень нравилась. Добрая, нежная, милая, но с характером, ее хотелось оградить от всех бед, защитить, не дать сделать больно.

Он понимал, что Шон наиграется и разобьет девочке сердце, но говорить об этом ей было большой глупостью. Кэндис подумает, что он делает это специально, тогда он станет врагом для нее.

— Это не твое дело, шериф.

— Я не только шериф, но и твой отец.

— Все равно, это не твое дело.

— Нет, вот как раз сейчас это мое дело.

— Что случилось? Почему ты задаешь эти вопросы и так странно смотришь на меня?

— Так у вас было что-то с Кэндис или нет?

Джим прижал Рика к стене, они были одного роста, но Рик шире и крепче отца, хотя тот и не уступал ему по силе. Они долго прожигали друг друга взглядами и сжимали кулаки. Джима разрывало изнутри от осознания того, что уже произошло или могло произойти. Но с другой стороны, они ведь не знали, ни в чем не виноваты, но, черт, как же это все нелепо. А если все зашло еще дальше, чем он думает? Если Кэндис беременна, ее состояние, бледность и обморок может говорить об этом, а отец ребенка — Рик? Голова шла кругом, ладони вспотели, по вискам бежал пот, казалось, что шериф Робертс попал в самое пекло ада. И теперь горит в нем за все свои грехи.

Только он один виноват во всем, виноват перед Лорой, перед Кэндис. Виноват, что струсил и поступил, как последний подлец. Побоялся огласки, вцепился за место шерифа, отвернулся от женщины и своего ребенка. Лора только раз пришла и сказала ему о том, что беременна, он не поверил. Не поверил, что это его ребенок, хотя Лора плакала и клялась, что это именно так.

Его близнецам, Рику и Дагу, было тогда по десять лет, жена болезненно переживала потерю ребенка, случился выкидыш, она так хотела девочку. Что он мог ей сказать? Что другая беременна, другая скоро родит, а ты так и не смогла. Нет, он так не мог поступить с ней. Но поступил подло с другой женщиной.

Лора больше не приходила, ничего не просила и не доказывала. Новое назначение, заботы закружили водоворотом, и было уже не до нее. Лишь иногда доходили слухи, что она меняет мужчин, которые задерживаются недолго, а потом она совсем уехала.

И вот сегодня, посмотрев этой девочке в глаза, он даже не разглядел в ней черты Лоры. Та былая яркая, с роскошными темными волосами, она привлекала, словно красивый цветок, может быть, сложись обстоятельства иначе, у них бы могло что-то получиться, кроме нескольких месяцев странных отношений и быстрых встреч.

У Кэндис были его глаза, такие же ярко-голубые, унаследованные от его матери, и белокурые волосы, как у нее. Он все вглядывался в ее лицо и не мог понять, кого она ему напоминает. Но потом словно осенило, она безумно похожа на его мать в молодости, по тем фотографиям, что до сих пор стояли у него на каминной полке, это будет видно отчетливо.

— Отвечай!

Джим с волнением ждал ответ, а Рик молчал, высоко подняв подбородок, в глазах гнев и злоба. Может, и не стоит говорить ему, если между ними что-то было? Оставить все, как есть? Но как ему жить с этим?

— Даже если что-то и было, я в сотый раз могу повторить, что тебе до этого не должно быть никакого дела.

— Да потому, что Кэндис — твоя сестра!

Слова эхом прошлись по коридору госпиталя, сказал громко, так, что обернулась проходящая медсестра.

— Сестра? — Рик с непониманием смотрел на отца.

Глава 35

— Может быть, ты улыбнешься и будешь более любезным с гостями?

— Я и так достаточно любезен. А этот маскарад устроила ты, так что сама и улыбайся.

— Как ты не понимаешь, все, что я делаю, — это все ради вас с Лукасом.

— Мама, как ты не понимаешь, что не надо для нас уже ничего делать. Я здесь только из-за уважения к тебе, но если ты дальше продолжишь навязывать мне этих невест и решать, что мне делать со своей жизнью, я перестану тебя уважать.

Миссис Эмили Паркер поджала губы, было видно, как побелели костяшки пальцев на бокале с вином. Но показывать свою злость и негодование прилюдно она не привыкла. В ее жизни каждым эмоциям было свое место и свое время. Она не привыкла их афишировать, тем самым показывая свою слабость. У нее всегда было все под контролем: бизнес, муж, сыновья, хотя вот дети последнее время отбились от рук. Конечно, мальчики уже большие, пора устраивать их жизнь, нечего бегать по шлюхам.

Сделала небольшой глоток белого вина, улыбнулась чете Уилсонов, которые мило беседовали с ее мужем. Устраивать скандал сейчас и давить на сыновей, не было смысла, можно только все испортить.

— Тебе не понравились девочки? Шарлотта очень мила, старшая дочь Уилсонов унаследует часть огромного состояния.

Шон посмотрел на девушку, да, Шарлотта, и правда, была мила, не более. Как он может смотреть на девушку, когда все мысли заняты другой. Он не видел Кэндис три дня, каких-то адских три дня. Подготовка к продаже жеребцов, сама продажа, теперь отправка. Он не приезжал даже в дом, ехал в гостевой домик, где ему было спокойнее, потому что здесь была раньше Кэндис. Шон даже не писал и не звонил ей, боясь, что, услышав ее голос, просто сорвется, и его никто и ничто уже не остановит.

— Тебе мало денег?

— Денег никогда не бывает мало.

— Я говорю тебе, это провальная затея. Я не собираюсь жениться ни на одной из этих наследниц огромных состояний.

— Но Лукасу, я смотрю, приглянулась Лизи Грин, они так мило смотрятся вместе. Не правда ли?

Шон вместе с матерью посмотрел в другую часть гостиной, Лизи от силы лет девятнадцать, маленькая, худенькая девушка с белокурыми волосами, она чем-то напоминала Кэндис, но словно была жалкой подделкой их сладкой девочки. Раскрашенная кукла, такие сейчас в моде. Слишком яркий макияж, слишком короткое платье, слишком вызывающее декольте. Все не то.

Лукас что-то рассказывал, но постоянно смотрел на телефон, девушка смеялась, кокетливо прикрывая рот ладошкой.

— Это все — твои иллюзии, мама.

— От чего же?

— Я очень тебя прошу, по-хорошему прошу, не надо пытаться устроить нашу жизнь.

Элизабет с вызовом и злобным блеском в глазах посмотрела на старшего сына.

— Вы можете драть своих шлюх, сколько угодно, мужчины так устроены, что их постоянно тянет на падаль. Но женитесь вы на приличных девушка.

— А вот это точно будет не твое дело, с кем нам быть, со шлюхами, как ты говоришь, или с порядочными. Лично я выберу ту, которую полюблю, и не буду плясать под твою дудку, мама.

— От чего так устроен мир и мужская сущность, что они не ценят то хорошее, что у них есть? — Элизабет подошла чуть ближе, вцепилась второй рукой в локоть Шона. — Твой отец как-то завел роман, давно, ты знаешь об этом, но никогда не лез с расспросами. Он встречался с той шлюхой несколько месяцев, она родила ему ребенка, такую маленькую девочку. Он думал, что никто ничего не узнает о его тайных шалостях, но это не так. Потом ползал в ногах, умолял простить, говорил, что она ему никто, и ребенок не его. Я простила, Том больше никогда не виделся с ней, затем та женщина уехала в другой город. Так к чему это все я? Он понял, что я ему дороже, мы дороже, его семья, статус, положение, а не какая-то шваль. Не делай его ошибок.

Шон поражался тому, что слышал. Он всегда восхищался своей матерью, ее силой, волей, хваткой, но то, что она может быть такой меркантильной до мерзости, не знал. Он словно заново посмотрел на нее. Та злоба и ненависть, что живет в ней, не к таким, как она, богатым и состоятельным, так отчетливо читалась на лице.

— Сколько сейчас лет той девочке? Ты видела ее?

— Однажды. Почему ты спросил?

— Как звали ту женщину? Как имя девочки?

Шон напряженно всматривался в лицо матери, ошарашенной той догадкой, которая крутилась в голове.

— Я не знаю, не помню.

— Ты все знаешь и помнишь, говори.

Шона разрывало изнутри. Нет, этого не может быть. Этого совершенно не может быть. На них стали обращать внимание, подошел Лукас.

— Что случилось, Шон?

— Мама, говори! — он хватает ее за руку, разворачивает к себе.

— Спроси у своего отца.

— Я спрошу, но сейчас мне скажешь ты.

— Шон, что происходит?

— А вот и папочка, расскажи сыну, Том, как звали ту подстилку, что родила тебе ребенка.

Том Паркер застыл на месте, побледнел.

— Пойдем, выйдем.

Приглашая сына за собой, быстро покинул гостиную. Вышел на крыльцо, вздохнул. Уже стемнело, на почти черном небе блестели яркие звезды.

— Я хочу знать имя той девочки, которая родилась от тебя, и сколько ей сейчас лет. Больше мне ничего не интересно. Можешь не объясняться.

Мужчины стояли друг напротив друга, Шон ждал ответ, отец напряженно вглядывался в его глаза, пытаясь понять, что хочет узнать его сын, и зачем ему это.