— Сама себе удивляюсь. Как прошли у тебя встречи?

— Очень устал от всего.

Он не очень был склонен к беседе. Она повернулась и взглянула на него.

— Ты по-прежнему собираешься завтра в Париж?

Он кивнул, а она продолжала наблюдать за ним, пока он удобно вытягивал ноги у камина. Он выглядел точно так же, как утром, и, похоже, мог вполне отработать еще один день. Он расцветал во время встреч, которые он называл «утомительными». Он встал и направился к ней. Улыбка не сходила с его лица.

— Да, я отправляюсь завтра в Париж. Ты уверена, что не хочешь быть вместе с Пилар и моей матерью на Антибе?

— Абсолютно. — В ее взгляде сквозила решимость. — А почему бы мне вдруг захотелось быть там?

— Ты сказала, что здесь стало очень тихо. Я думал, возможно… — Он положил руки ей на плечи, на мгновение оказавшись позади нее. — Меня не будет целое лето, Дина.

Ее плечи сжались от его прикосновения.

— Целое лето?

— Более или менее. Дело по поводу морских перевозок компании «Салко» слишком важное, чтобы его можно было поручить другому. Я буду курсировать между Парижем и Афинами все лето. Я просто не смогу быть здесь. — Его акцент, когда он говорил, звучал все отчетливее, как если бы он уже уехал из Штатов. — Это даст мне возможность смотреть за Пилар, что должно обрадовать тебя, хотя я не смогу быть рядом с тобой. — Она хотела спросить, что она значила для него на деле, но не стала. — Я полагаю, что процесс займет большую часть лета. Около трех месяцев.

Это звучало подобно смертному приговору для нее.

— Три месяца? — Ее голос был еле слышным.

— Теперь ты понимаешь, почему я спросил тебя, не хочешь ли ты поехать на Антиб. Может, теперь ты передумаешь?

Она медленно покачала головой.

— Нет. Не передумаю. Тебя здесь тоже не будет, да и Пилар, я полагаю, нуждается в отдыхе без меня. Не говоря о… — Ее голос стал совсем приглушенным.

— О моей матери? — спросил Марк. Она кивнула. — Я понимаю. Тогда, ну что ж, ma chère[3], ты будешь здесь совсем одна.

Черт возьми, почему он не пригласил ее поехать с ним и жить то в Афинах, то в Париже. В какой-то безумный миг Дина подумала предложить ему это, но она знала, что он не позволит ей поехать с ним. Когда он работал, он любил быть свободным от всех. Он никогда не взял бы ее с собой.

— Ты сможешь пробыть здесь одна? — спросил он наконец.

— Разве у меня есть выбор? Разве, если я скажу нет, ты не поедешь? — Она повернулась к нему лицом.

— Ты же знаешь, что это невозможно.

— Да, я знаю. — Она чуть помолчала, а затем выдавила с улыбкой. — Да, я управлюсь.

— Я верю в это.

Откуда тыэто знаешь, черт возьми? Откудатебе это знать? А что, если я не смогу? Если мне нужен будешь ты?.. Что, если…

— Ты очень хорошая жена, Дина.

На какое-то мгновение она не знала, благодарить его или дать пощечину.

— Что это значит? Что я не очень жалуюсь? Возможно, мне стоит это делать.

Все, что она чувствовала, она постаралась скрыть за улыбкой, давая ему шанс не отвечать, если он этого не захочет.

— Нет, тебе не стоит этого делать. Ты мне нравишься такой, какая ты есть.

— Merci, monsieur[4]. — С этими словами она поднялась и отвернулась, чтобы он не увидел ее лицо. — Ты сам уложишь вещи или хочешь, чтобы я это сделала.

— Я сам. Ложись спать. Я скоро приду.

Дина посмотрела, как он суетился в своей туалетной комнате, потом исчез внизу, видимо, в кабинете. Она выключила свет в спальне и лежала почти неподвижно на своей стороне кровати, когда он вернулся.

— Tu dors?[5]

— Нет. — В темноте ее голос звучал хрипло.

— Bon[6].

Хорошо? Неужели? Спала она или нет — неужели это имело значение? Заговорит ли он с ней, скажет ли, что любит ее, что ему жаль покидать ее? Он не сожалел об этом, и они оба знали это. Его любимое занятие — скитаться по свету, усердно заниматься делами, получая при этом удовольствие и от работы, и от собственного престижа. Он обожал это. Он забрался в кровать, и они какое-то время лежали молча, погруженные в мысли, забыв о сне.

— Ты сердишься на меня оттого, что я уезжаю надолго?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, я не сержусь, прости. Я буду скучать без тебя. Очень, очень.

— Это быстро пройдет.

Она не ответила, и он, опершись на локоть, стал изучать ее лицо в темноте комнаты.

— Мне жаль, Дина.

— Мне тоже.

Он нежно провел рукой по ее волосам и улыбнулся. Она медленно повернула к нему голову, рассматривая его.

— Ты по-прежнему очень привлекательна, Дина. Ты знаешь это? Ты даже более привлекательна теперь, чем когда была девушкой. Очень красива, на самом деле. — Но она не хотела быть красивой, она хотела принадлежать ему, как это было давно. Его Диана. — Пилар скоро тоже станет очень красивой. — Он сказал это с гордостью.

— Она уже красивая, — бесстрастным голосом, без раздражения произнесла Дина.

— Ты ревнуешь ее?

Ему, похоже, эта мысль нравилась, и Дина была удивлена. Возможно, сознание этого делало его столь важным. Или молодым. И все же она ему ответила.

— А почему бы и нет? Да, иногда я ревную ее. Мне хотелось бы снова быть молодой, такой же свободной, такой же уверенной в том, что вся жизнь впереди. В ее возрасте это все так естественно: ты заслуживаешь самого лучшего, ты получишь все самое лучшее. Раньше я думала так же.

— А теперь, Дина? Оплатила ли жизнь тебе свой долг?

— В некотором роде.

В глазах ее была такая печаль, когда он взглянул на нее. Впервые за много лет ему вспомнилась встреча с ней, восемнадцатилетней сиротой, когда она в маленьком черном платье от Диора сидела у него в офисе. Он задумался: неужели и вправду он сделал ее несчастливой и ей нужно было намного больше? Но он ей дал так много всего. Драгоценности, машины, меха, дом. Все, о чем мечтали многие женщины. Что ей еще нужно? Он посмотрел на нее долгим взглядом, в его глазах застыл вопрос, на лице появилась складка от внезапной мысли. Возможно ли, что он ее не понимал совсем?

— Дина?.. — Он не хотел спрашивать, но вдруг решил, что должен задать вопрос. Глаза ее сказали ему очень многое. — Ты несчастлива?

Она прямо взглянула на него и хотела ответить утвердительно. Но побоялась. Она потеряет его; он уйдет, и что тогда? Она не хотела его терять. Она только хотела, чтобы он был больше с ней.

— Ты несчастлива? — Он повторил вопрос, и, когда понял, каков ответ, на лице его отразилась боль. Ей не нужно было отвечать. Внезапно все стало ясно. Даже ему.

— Иногда да. А иногда нет. По большей части я не думаю об этом. Я скучаю… хотя, я скучаю по старым временам, когда мы впервые встретились, когда мы были очень молоды. — Она говорила едва слышным голосом.

— Мы выросли, Дина, и этого не изменишь. — Он наклонился, дотронувшись рукой до подбородка, как если бы собирался поцеловать ее. Но затем отвел руку в сторону, а с ней и саму мысль о поцелуе. — Ты была такой обворожительной девушкой. — Воспоминания о своих ощущениях в прошлом заставили его улыбнуться. — Я возненавидел твоего отца за то, что он оставил тебя одну в таком состоянии.

— И я тоже. Но он был таким от природы. Я уже со всем этим примирилась.

— В самом деле? — Она кивнула.

— Ты полностью уверена?

— А почему бы и нет?

— Я иногда думаю, что ты все еще в обиде на него. Вот почему, я полагаю, ты продолжаешь заниматься живописью. Ты хочешь доказать себе, что можешь по-прежнему сделать кое-что сама, если в этом когда-либо появится необходимость. — Он посмотрел на нее испытующе, нахмурив лоб. — В этом никогда не будет необходимости, ты знаешь. Я никогда не допущу, чтобы ты снова оказалась в ситуации, в какую ты попала по вине отца.

— Меня это не волнует. И ты не прав. Я рисую, потому что люблю живопись; она — частица моей жизни.

Он никогда не хотел верить, что живопись затрагивала частицу ее души. Какое-то время он лежал молча, разглядывая потолок и раздумывая.

— Ты действительно злишься, что я уезжаю на все лето?

— Я сказала тебе, что нет. Я буду просто рисовать, отдыхать, читать, навещать своих друзей.

— Ты будешь часто ходить в гости? — В его голосе звучало беспокойство, и это развеселило ее. Ему так не пристало спрашивать об этом.

— Я не знаю, мой глупенький. Я сообщу тебе, если меня пригласят. Я уверена, будут обычные званые обеды, благотворительные вечера, концерты и другие подобные вещи.

Он кивнул снова, ничего не сказав в ответ.

— Марк Эдуард, ты ревнуешь? — В ее глазах появились смешинки, она громко рассмеялась, когда он заглянул ей в лицо. — Ох, неужели! Не будь глупым! После стольких лет!

— Лучшего времени не придумаешь, не так ли?

— Не говори глупости, любимый. Это не в моих правилах.

Он знал, что это было действительно так.

— Я знаю об этом. Но, on ne sait jamais[7].

— Как ты можешь так говорить?

— Потому что у меня красивая жена, в которую любой мужчина, если он в здравом уме, просто не может не влюбиться.

Он давно не говорил с ней в таком духе, и она с удивлением посмотрела на него.

— Что? Ты думаешь, что я не замечал? Дина, ты выглядишь глупенькой. Ведь ты молодая и красивая женщина.

— Хорошо. В таком случае, не уезжай в Грецию. — Она с игривой улыбкой посмотрела на него. Но его это не забавляло.

— Я должен. Ты знаешь это.

— Хорошо. Тогда возьми меня с собой. — В ее голосе появились необычные нотки, наполовину серьезные, наполовину дразнящие.

Он довольно долго хранил молчание.

— Ну и что? Можно мне поехать?

Он покачал головой.

— Нет, нельзя.