— Да, знал.

— Поэтому Синклер вырос в «Элви»… Что вы делаете?

Дэвид искал что-то в задней части ящика.

— Вот еще, — наконец произнес он, достав стопку снимков в тяжелых рамках, которые спрятали в самый дальний угол подальше от глаз.

— Что там? — Я тут же отложила альбом, который держала в руках.

Он перебирал их в руках.

— Еще одна свадьба. Догадываюсь, что вашей бабушки.

Эйлвин в один миг был забыт.

— О, дайте же мне посмотреть!

Мы перенеслись в годы Первой мировой войны, эпоху узких юбок и громадных шляп. Группа людей позировала на стульях, как члены королевской семьи; высокие воротники и пальто-визитки, а на лицах невероятно торжественное выражение. Моя бабушка — молодая невеста с пышной грудью — была в кружевном наряде, ее супруг казался одного с ней возраста. Несмотря на темную одежду и длинные усы, у него был веселый и беззаботный вид.

— Он кажется забавным, — сказала я.

— Думаю, таким он и был.

— А это кто? Вот этот старик с баками и в килте?

Дэвид заглянул через мое плечо.

— Вероятно, отец жениха. Не правда ли, он великолепен?

— Какой он был?

— Судя по всему, довольно интересный персонаж — называл себя Бейли из Кернихолла. Их семейство с давних пор проживало в этих местах, и, согласно легенде, он обычно ужасно манерничал и строил из себя важную персону, в то время как на деле у него ни гроша за душой не было.

— А где отец моей бабушки?

— Вот этот впечатляющего вида джентльмен, я полагаю. Этот был совершенно из другого теста. Биржевой маклер в Эдинбурге. Он заработал много денег и умер богатым человеком. А ваша бабушка, — добавил Дэвид тоном профессионального юриста, — была его единственным ребенком.

— Вы хотите сказать, что она стала наследницей?

— Да, можно и так выразиться.

Я снова посмотрела на фотографию, на торжественные незнакомые мне лица предков, людей, благодаря которым я появилась на свет со всеми своими недостатками и маленькими талантами… Людей, которым я была обязана своим лицом, веснушками и светлыми нордическими волосами.

— Я никогда даже не слышала о Кернихолле.

— А вы и не должны были услышать. Он изветшал и пришел в такое запустение, что в конечном счете его снесли.

— Значит, моя бабушка никогда там не жила?

— Думаю, жила год или два и, вероятно, в самых ужасных условиях. Но когда ее муж умер, она переехала сюда, купила «Элви» и здесь вырастила своих детей.

— Значит… — начала я и осеклась. Я никогда особенно не задумывалась об этом и принимала как должное тот факт, что после смерти мужа бабушка осталась если и не богатой вдовой, то определенно хорошо обеспеченной. Но оказалось, что это было совсем не так. «Элви», как и все в нем, было куплено за счет ее собственного наследства и принадлежало целиком и полностью ей. И получалось, что все это не имело никакого отношения к отцу Эйлвина.

Дэвид выжидающе смотрел на меня.

— Значит что? — напомнил он наконец.

— Ничего. — Я смутилась. Вопрос денег всегда заставлял меня испытывать дискомфорт — черта, которую я унаследовала от своего отца, — и я поспешила сменить тему. — Кстати, откуда вы столько знаете обо всех этих людях?

— Я же веду дела семьи.

— А… Ясно.

Дэвид закрыл альбом с фотографиями.

— Вероятно, нам лучше убрать все это на место…

— Да, конечно. И Дэвид… Я не хочу, чтобы бабушка узнала, что я задавала вам все эти вопросы.

— Я не скажу ей ни слова.

Мы положили альбомы и фотокарточки туда, откуда их достали, и задвинули ящик. Я поставила столик на прежнее место, а затем направилась к камину, нашла сигарету и прикурила ее от щепки. Распрямившись, я обнаружила, что Дэвид смотрит на меня. Ни с того ни с сего он сказал:

— Вы выглядите очень красивой. Шотландия явно идет вам на пользу.

— Спасибо, — ответила я.

Именно так хорошо воспитанные американские девушки должны отвечать, когда им делают комплимент. (Англичанки говорят нечто вроде: «О, не правда, я выгляжу просто ужасно», или «Как вы можете говорить, что вам нравится это платье? Оно же отвратительно», — что, я уверена, может отбить у людей всякую охоту говорить комплименты.)

И потом, внезапно застеснявшись и желая поскорее перевести разговор на другую тему, я предложила приготовить ему какой-нибудь напиток, а Дэвид сказал, что в Шотландии напитки не готовят, а разливают.

— Только не мартини, — возразила я. — Ты не можешь налить мартини, пока не приготовил его. Это же очевидно.

— Да, здесь вы правы. Хотите мартини?

Я задумалась.

— А вы знаете, как его готовить?

— Смею надеяться.

— Мой отец говорит, что только два человека во всей Британии могут приготовить настоящий мартини, и он — один из них.

— Тогда я, должно быть, второй. — Дэвид подошел к столику и засуетился над бутылками, льдом и лимонной цедрой. — Чем вы сегодня занимались?

Я рассказала ему обо всех событиях дня вплоть до того момента, как приняла горячую ванну, а затем легла в постель. В заключение я добавила:

— Вы никогда не догадаетесь, что мы запланировали на завтра!

— Не догадаюсь. Расскажите.

— Мы с Синклером собираемся на прогулку по Лейриг-Гру!

Это произвело впечатление, что мне польстило.

— В самом деле?!

— Да. Гибсон довезет нас до Бремора, а вечером встретит в Ротимурчусе.

— А какая завтра предвидится погода?

— Гибсон заверил нас, что чудесная. Он сказал, что ветер разгонит облака и будет «страсть как жарко».

Я смотрела на Дэвида и любовалась его загорелыми руками, темными аккуратно подстриженными волосами и широкими плечами под мягким синим бархатом сюртука. Под влиянием импульса, я спросила:

— Не хотите поехать с нами?

Он направился ко мне через комнату с двумя бокалами в руках, в которых искрился золотистый напиток со льдом.

— С огромным удовольствием поехал бы с вами, но завтра я весь день буду занят.

Я взяла бокал у него из рук и сказала:

— Ну, может, в другой раз.

— Да, возможно.

Мы улыбнулись друг другу, подняли бокалы и отпили. Мартини был восхитительным, прохладным и обжигающим одновременно.

— Я напишу отцу, что встретила второго эксперта по мартини, — заявила я, а затем вдруг кое-что вспомнила. — Дэвид, мне просто необходимо достать одежду…

Мой собеседник совершенно спокойно отреагировал на столь неожиданную перемену темы.

— Какую одежду? — невозмутимо отозвался он.

— Шотландскую. Свитера и прочие теплые вещи. У меня есть деньги, которые дал мне отец, но они в долларовых купюрах. Вы не могли бы обменять их для меня?

— Да, разумеется, но куда вы собираетесь поехать за покупками? Кейпл-Бридж не назовешь модным центром севера.

— Я и не хочу ничего модного, мне просто нужны теплые вещи.

— В таком случае нет никаких проблем. Когда вы намерены отправиться за покупками?

— В субботу?

— Вы умеете водить машину вашей бабушки?

— Уметь-то умею, но мне не позволено. У меня нет британских прав… Но это не имеет значения, я сяду на автобус…

— Хорошо. Тогда приезжайте ко мне в офис — я объясню, как его найти, — и я отдам вам деньги, а затем, после того как вы запасетесь шерстяными вещами и если у вас не будет никаких планов, я угощу вас ланчем.

— Правда? — Я не ожидала такого поворота событий и пришла в восторг. — Где?

Дэвид задумчиво почесал затылок.

— Выбор невелик. Или бар «Краймонд Армз», или мой дом, но моя экономка не приходит по субботам.

— Я умею готовить, — сказала я. — Вы купите что-нибудь, а я это приготовлю. В любом случае мне было бы интересно посмотреть, как вы живете.

— О, ничего особенного…

Но так или иначе я пришла в восторг от подобной перспективы. Я всегда считала, что нельзя утверждать, будто знаешь мужчину, пока не увидишь его дом, его книги, картины, то, как расставлена мебель. Пока мы были в Калифорнии, и всю дорогу до Шотландии Дэвид казался милым и предупредительным, но того требовали правила приличия. До сих пор я видела только одну сторону его характера: вежливый, воспитанный, учтивый. А сегодня он помог мне найти фотографию, которую я мечтала увидеть, ответил с огромным терпением на все мои вопросы и, наконец, пригласил меня на ланч. Я поняла, что открываю в нем все новые грани, и мне ужасно хотелось думать, что он чувствует то же самое по отношению ко мне.


К концу ужина меня снова одолела усталость, или сказывалась разница во времени — что бы это ни было, но сославшись на насыщенный завтрашний день, я пожелала остальным спокойной ночи и отправилась в постель, где тут же крепко уснула.

Проснулась я немногим позже от завываний ветра, который предсказывал Гибсон. Ветер бился в стены дома, свистел под моей дверью, гнал по озеру маленькие волны, которые разбивались о причал и обрушивались на берег, покрытый галькой. И за всеми этими звуками ночи я расслышала чьи-то голоса.

Я потянулась к часам, увидела, что еще нет полуночи, и снова прислушалась. Голоса становились все отчетливее, и тогда я поняла, что они принадлежат бабушке и Синклеру. Они прогуливались по лужайке под окнами моей комнаты — без сомнения вывели собак на короткую прогулку вокруг дома, прежде чем запереть двери на ночь.

— …Подумал, что он сильно постарел, — это был голос Синклера.

— Да, но что тут поделаешь?

— Отправь его на пенсию. Найми другого человека.

— Но куда они пойдут? Их мальчики еще не женаты, им негде приютить родителей. Кроме того, он прожил здесь почти пятьдесят лет… Столько же, сколько и я. Я не могу выпроводить его просто потому, что он стареет. Да он умрет через пару месяцев, если у него не будет работы!