– Никто мне не поможет, – вздохнула я. – Никто и ничто.

Дэвид не стал настаивать. Мы вышли на солнечную лужайку, чему я была очень рада, потому что к тому времени уже вся покрылась мурашками. Я села на теплый плед и пригубила кофе, а Дэвид предложил мне сигарету, чтобы защититься от досаждающих комаров. Согревшись, я легла, закинув руки за голову и подставив лицо солнцу. От внезапно навалившейся усталости и выпитого вина меня потянуло в сон. Я закрыла глаза и мгновенно задремала под слабый шум реки.

Примерно через час я очнулась. Дэвид полулежал рядом, опершись на локоть, и читал газету. Я сладко потянулась, зевнула и заметила, лукаво глядя на него:

– Похоже, у меня выработалась новая привычка.

– Какая именно?

– Просыпаться в вашем присутствии.

– Я все равно собирался вас разбудить и отвести в дом.

– Который час?

– Половина четвертого.

Я сонно поморгала и спросила:

– Вы приедете на чай в «Элви»? Бабушка очень обрадуется.

– Я бы с удовольствием, но надо ехать к одному приятелю, который живет довольно далеко. Время от времени он начинает мучить себя и доставать окружающих по поводу завещания, тогда я приезжаю и успокаиваю его.

– Очень напоминает шотландскую погоду...

– То есть?

– Ваша работа. Сегодня вы занимаетесь неизвестно чем в. Нью-Йорке, завтра летите в какое-то захолустье, чтобы успокоить друга. Вам нравится роль непоседливого адвоката?

– Признаться, да.

– Вы просто созданы для нее. Я хочу сказать... что у вас все очень гармонично. Даже этот дом... сад. Они прекрасно вписываются в вашу жизнь.

– Вы в нее тоже вписываетесь, – заметил Дэвид.

Я с замиранием сердца ждала продолжения темы, и был момент, когда Дэвид явно хотел что-то добавить, но передумал. Он молча встал, собрал чашки и направился в дом. Когда хозяин вернулся, я все еще лежала, наблюдая за рекой. Тогда он быстро нагнулся, подхватил меня и поставил на ноги. Я развернулась к нему лицом и, оставаясь в •ласковых объятиях, усмехнулась:

– Кажется, и это не в первый раз.

– Только тогда ваше лицо было распухшим от слез, а сегодня...

– Что – сегодня?

Дэвид рассмеялся:

– Сегодня у вас еще больше веснушек, а все волосы в листьях и траве.

Через пятнадцать минут мы уже были на шоссе, ведущем в «Элви». В машине с опущенным верхом ветер сразу растрепал мои волосы, и тогда Дэвид вынул из бардачка шелковый шарф и протянул мне, чтобы я повязала им голову.

Когда мы подъехали к месту, где велись дорожные работы, горел красный свет, и нам пришлось ждать, наблюдая за тем, как подъезжающие машины выстраиваются в длинный ряд.

– Я не могу отделаться от ощущения, – нахмурился Дэвид, – что разумнее возвести новый мост, а не ремонтировать этот отрезок дороги... лучше бы они сделали что-нибудь с чертовым углом на той стороне.

– Но мост такой симпатичный...

– Он небезопасен, Джейн.

– Все это знают, поэтому едва ползут.

– Знают, но не все, – сухо поправил он. – Летом здесь полно туристов.

Вспыхнул зеленый свет, и мы двинулись мимо знака, на котором огромными буквами было написано: «Двигаться скатом». Мне в голову пришла мысль позабавиться.

– Дэвид, вы нарушили правила.

– Почему?

– Здесь знак «Двигаться скатом», а вы нажали на газ.

Повисла долгая пауза. Я невольно подумала: «Господи, почему так всегда получается: когда я хочу сострить, никому не смешно».

– Я не знаю, как это делается, – наконец признался он.

– А вас никто не учил?

– Моя мать рано овдовела и осталась почти без средств. Мы не могли позволить себе уроки по вождению.

– Но все должны уметь двигаться скатом. Это одна из добродетелей.

– Ну что же, – вздохнул Дэвид, въезжая на опасный мост, – придется повышать квалификацию. – С этими словами он резко нажал на педаль, и ветер снова засвистел у меня в ушах.

Вернувшись в «Элви», я первым делом продемонстрировала бабушке свитер цвета морской волны, купленный в оружейной лавке.

– Ты слишком разборчива, чтобы что-то покупать в Кепл-Бридж? – рассмеялась она, критически глядя на бесформенную вещь, и по доброте душевной прибавила: – Зато он очень теплый. С чем ты его будешь носить?

– С брюками, наверное. Я хотела купить юбку, но ничего не подобрала.

– А какую тебе хотелось?

– Что-нибудь теплое... может, когда ты в следующий раз поедешь в Инвернесс...

– Как насчет шотландской? – предложила она.

Признаться, о таком варианте я даже не подумала. Предложение мне пришлось по душе. Шотландские юбки самые удобные в мире, и расцветка у них восхитительная.

– А где ее купить?

– О, милая, не надо ничего покупать, в доме полно этого добра. Синклер носит их с тех пор, как начал ходить. Мы ни одной не выбросили.

Я совершенно забыла о том приятном обстоятельстве, что шотландская юбка, в отличие от велосипеда, не имеет пола.

– Вот здорово! Как мы не подумали об этом раньше? Я хочу взглянуть на них прямо сейчас. Где они лежат? На чердаке?

– Да нет. В комнате Синклера. В шкафу над его гардеробом. Я пересыпала их нафталином, и, если ты что-то выберешь, мы повесим ее во дворе. Запах выветрится, и юбка будет как новая.

Не теряя ни секунды, я бросилась на поиски экипировки. В комнате Синклера (к счастью, в данный момент хозяина не было в «Элви») царил идеальный порядок. Чистота всегда была отличительной стороной его характера. Еще в детстве кузен не выносил беспорядка и всегда аккуратно складывал одежду и убирал игрушки.

Я взяла стул и поставила его перед гардеробом Синклера. Шкаф был встроен в альков у камина, и свободное пространство наверху было отведено под чемоданы и старую одежду. Я залезла на стул, раскрыла дверцы и увидела сложенные ровной стопкой книги, какие-то журналы по автоспорту, ракетку для сквоша и пару ласт. Из большой, перевязанной бечевкой картонки сильно несло запахом нафталина. Я потянулась к ней и случайно задела локтем лежавшие рядом книги, которые с грохотом посыпались вниз. Не в силах ничего поделать, я молча стояла на стуле, испуганно созерцая, как они падают на пол.

Чертыхнувшись, я все же стащила коробку, положила на кровать и наклонилась, чтобы собрать книги. В беспорядочной куче я разглядела учебники, энциклопедический словарь, «Пти Ларусс», жизнеописание Микеланджело, а под ними...

Это была толстая тяжелая книга, в ярко-красном сафьяновом переплете, украшенная личным гербом и титулом, тисненным на малиновом корешке. «История живой природы» в двух томах.

Я увидела эту книгу, и сразу нахлынули воспоминания. Мне было шесть лет, когда отец торжественно доставил ее в «Элви» после удачного набега на букинистический магазин мистера Макфри в Кепл-Бридж. Мистер Макфри давно умер, а его магазин превратился в табачную лавку, но в те дни папа мог часами беседовать с букинистом, веселым эксцентричным чудаком, который, не обращая внимания на пыль и грязь, часами самозабвенно копался среди бесчисленных полок, уставленных ветхими томами.

На «Историю живой природы» Голдсмита отец наткнулся случайно и с триумфом принес ее домой, гордый тем, что книга была не только огромной редкостью, но к тому же имела владельческий переплет с обозначением благородного имени прежнего хозяина, что делало ее ценной вдвойне. Желая поделиться радостью, он сразу принес раритет в детскую, чтобы показать нам с Синклером. Моя реакция, вероятно, его разочаровала. Я погладила красивый переплет, взглянула на две-три иллюстрации с изображением азиатских слонов и вернулась к неразгаданной головоломке.

Но Синклер буквально впился глазами в книгу. В ней ему нравилось все: старинный шрифт, желтые страницы, гравюры, детали крошечных чертежей. Он влюбился в запах старого тяжелого фолианта и мраморной бумаги форзацев.

Пополнение библиотеки отца столь ценным экземпляром потребовало церемониального оформления. Вскоре появился собственноручно нарисованный им экслибрис в виде его инициалов, увитых декоративной растительностью, который был осторожно перенесен на мраморный форзац Голдсмита. Мы с Синклером в благоговейном молчании наблюдали за этой операцией. Когда она была благополучно завершена, я облегченно перевела дух, страшно гордая тем неоспоримым фактом, что отныне книга принадлежит моему отцу.

Далее фолиант был торжественно снесен вниз и водружен на стол в гостиной, где обычно лежали свежие газеты и журналы. Там книгой можно было повосторгаться, взять ее в руки и при желании полистать. Об издании снова заговорили дня через три, когда отец обнаружил, что она исчезла.

Вначале пропаже голдсмитовской «Истории живой природы» не предали особого значения. Все решили, будто ее кто-то взял почитать и забыл положить на место. Но книга как в воду канула. Отец начал опрашивать домочадцев, но в ответ получал только недоуменные взгляды. Бабушка подключилась к поискам, но все было напрасно.

Нас с Синклером тоже спросили, не видели ли мы книгу. Конечно, мы ее не видели, и нас оставили в покое. Моя мать заикнулась было: «Может, вор...», но бабушка только усмехнулась. Какой вор предпочтет старую книгу георгианскому серебру? Она уверяла, что раритет просто куда-то засунули и что она скоро отыщется. Как любая кратковременная сенсация, таинственное исчезновение вскоре было забыто, но книгу так и не обнаружили.

До настоящего момента. Она жила в комнате Синклера, надежно спрятанная среди других предметов, которыми он редко пользовался. Книга прекрасно сохранилась: красный сафьян был гладок, как прежде, а золотистые буквы на нем ничуть не потускнели. Взяв увесистый фолиант в руки, я вспомнила про экслибрис. Осторожно отогнув переднюю часть обложки, я увидела, что мраморный форзац вместе с экслибрисом аккуратно отрезан бритвой. И на белом чистом авантитуле, который следовал за отсутствующим форзацем, твердой рукой двенадцатилетнего Синклера было выведено: